Глазами неба

Она на диване в гостиной.
Где-то рядом ваза с цветами.
И по этим цветам понятно,
что их срезали только сегодня.
И они белы, и прекрасны.
А когда такая гостиная
Появляется в глянцевой дряни,
То шестнадцатилетние дуры
Говорят (в той стране, в которой,
Расположена эта гостиная) :
"О, поверь, Пресвятая Дева!
Если б я, хоть однажды в жизни,
Посидела бы на таком же
Белоснежной кожи диване,
Точно зная, что так известна,
Я бы больше, на самом деле,
Никогда ничего не просила!"
А в моей (здесь не верят Деве),
Говорят:"ну, конечно! Вечно
Все красивое и крутое
Достаётся старым и страшным!"
(Всем исполнится по молитве).
Но она сидит и рыдает.
Я беседую с ней по скайпу,
Уговаривая не плакать.
Объясняя, что нашим умным
Распрекрасным друзьям (педерастам!
Где был ум ваш, ребята, кстати,
В тот момент, когда пол-тусовки,
Получили свой ВИЧ от парня
С "изумительными" глазами?
Он всегда говорил, что знает:
Все партнёры его здоровы.
И, наверное, так и было.
Вот шприцы, дружок, - лотерея!),
Так вот этим друзьям, конечно,
Не понять, что бывает разным
Это чувство...Бывает! Точно!
Она хлюпает красным носом,
Повторяет с обидой, горько:
"А они говорят, что Кике
Просто доит меня, как может!
Ты одна меня понимаешь!"
Понимаю. Двадцатилетний
(Двадцать три! Даже дети старше
Лет на восемь его, не меньше),
Пахнет одновременно: нежной,
Чистой кожей и потом тоже
Почему-то приятно-свежим...
А ровесники пахнут чем-то
дорогим, если так, поодаль,
А вблизи стариковски-кисло
Или книжно и пыльно, сально.
У него голубые джинсы
И простая футболка "левис",
Он смеётся над каждой шуткой
И пьянеет от цен на виски.
И порой у неё ночует.
Не живет, и она бывает
В этом доме своём нечасто,
Потому что гастроли, съёмки...
Он студент, у него учёба,
Да и даже бы если нет бы,
Не потащишь его с собою:
Не вибратор, не собачонка,
Он - мужчина, пускай и молод...
Он - мужчина. Он засыпает,
Обнимая ее так крепко,
Так тепло... Молодые руки.
Ей не спится. Уткнувшись носом
В эту грудь золотого цвета,
Ловит ухом ритмичный рокот
Молодого, стального сердца.
По утрам ей чуть-чуть неловко.
И она слишком много шутит.
Он глотает сок из пакета,
Он не любит пока что кофе
С удовольствием ест мучное,
И вообще аппетит - отменный,
Он растет еще, вот в чем штука.
Он бежит, а она могла бы
Лечь и спать. Устает. Стареет...
Обнимая его перед дверью,
(Губы в волосы, щеку, шею),
Опускает в карман купюры.
Это сложно. Во-первых,
Джинсы очень узкие. Это модно.
Во-вторых, он почти обижен.
"Ну, зачем ты... Мне стыдно. Хватит."
А она покраснеет:"Что ты!
Ну, ты купишь себе... не знаю...
Пообедаешь... там немного...
Это просто..." Это непросто...
Но чуть-чуть отойдя от дома,
Он достанет купюры. Лихо!
Три зеленых! Совсем немало!
Он пойдет чуть быстрее, даже
Побежит. Потому что дома
(Он снимает. Он жил в Малаге,
Но приехал в Мадрид учиться),
Так вот в этой квартирке съемной
Спит подружка его. Пакита.
Тоже учится. Вечерами,
Подрабатывает бариста,
Но доход невелик, расходы -
Будь здоров, хоть они экономят.
Три же сотни - довольно круто.
Может быть, Пакита не рада,
Что вот так вот он пропадает,
Но не спрашивает, не лезет,
Он  мужчина. Он знает лучше.
И она готовит паэлью,
Как он любит. Она умеет.
А когда, в выходной, под вечер,
Они смотрят кино. Энрике
Очень хочется рассказать ей,
Что он знает эту актрису,
Но во-первых, ему неловко,
Во-вторых, она не поверит.
В-третьих, это совсем не нужно...
...Что понять тут? Во что не верить?
И, конечно, я понимаю...
В этом мире любви так много!
И она до того красива!
И она до того прекрасна!
Если смотришь глазами неба...