Ночные визитёры

1
Так сладки творческие муки
Но и без них никак нельзя!
Простите милые подруги,
И вы любезные друзья,
Моё нескромное молчанье,
Гитары, грустное бренчанье;
Что перестал я, вас, слегка,
Одаривать причудою стиха.
Бывает, нападёт такая лень,
Не вскрыть её пером и не рассечь булатом;
И ясным днём, блуждаешь словно тень
Теряешь числа, времена и даты.
Стремиться куда-то, хвататься за вечность,
Влюбляться, страдать, вновь страстью гореть;
Мы играем в игру. Имя ей – бесконечность.
И всё чаще свистит за спиной её плеть; я устал.
Мне успеть бы, хоть на последнюю клеть.
Ну вот. Отвлёкся. Вновь глаголом
Куда-то в сторону снова сбежал.
Экспромтом сладкий чай с лимоном.
Давненько просто я и, долго не писал.
Тому же есть причина, бездонна как кручина.
Но вам не стоит знать её, там, грусть.
И позже к ней ещё я ворочусь.
Давно уже кривляюсь. Вот, соберусь, усядусь…
Да что-нибудь сердечно накрапаю.
О чём да как, и чем закончится,
Я сам ещё не знаю.
Ведь жизнь, та бывает широкая,
А бывает чрезмерно узкая,
Размашистая и однобокая,
Добрейшая и жестокая.
Как частушка бывает весёлая
И как смертушка чёрная, грустная.
2
А ныне, так же как всегда;
Плюсую месяцы в года,
Заходит Бахус к другу
Порой, развеять скуку.
В ночи, всё тот же, сердца стук
Вот побежит уже мой внук;
Тишь, благодать да мирские заботы.
Тапки, халат, короче болото.
Винишко внутри меня, бражкою бродит
И, в общем, ничего не происходит.
Стрелки к полуночи тихо ползут,
За бортом зима, у меня здесь уют.
Кипит шампанское в бокале,
Штрихи, наброски да куплеты,
В чернильном небе трассерами
Снуют, метаются кометы.
Спрячусь от всех и молчу ни о чём
Где-то носим и витаем.
Всё было и будет, ведь мы вечно живём,
Но по жизни о том забываем.
Лишь память тварь-старуха,
Мутит тихонько воду;
Лишенная и совести и слуха.
И гонит в сердце мрачну непогоду.
Но греет душу всё равно
Игристое, янтарное вино.
Мотивчик, лёгкий и простой;
Вот, в сердце оживленье!
И мысли дружною толпой
Попёрли безо зренья.
Бокал допит, за ним другой,
Ещё одну скорей открой;
В те дни златых свиданий
И сладостных желаний.
Там, где стыдливо нагота
За шагом шаг сдавалась;
И тихим стоном, чуть дыша,
Вдруг нарушалась тишина.
Неторопливо, иль спеша,
В любовь тела сплетались,
Звучала музыкой душа,
В объятья крепкие друг другу отдавались
И в свой огонь, в беспамятстве бросались.
Сё Купидон-разбойник, хитрюга-воробей;
Следил пернатый сводник, за ними из ветвей.
Он, прострелил сердца влюблённых.
А сам в деревья; скрылся в кронах.
Двух на судьбу оставив обречённых;
Браздить в её штормах и бурных волнах.
3
- « Но от судьбы защиты нет.
Ведь так, говаривал, любимый твой поэт?»
Вдруг слышу я, тихонечко, в затылок.
Оторопев, поворотясь, среди пустых бутылок,
Пред мною, в зыбкой тишине,
В полупрозрачной наготе,
Нескромности моей, нисколько ни стесняясь,
Предстала красота, стыдливо улыбалась.
В глаза мне, глядючи стоит душа-девица;
Валится с плеч коса, нежна как голубица;
Гляжу в её очей бездонны берега,
Едва заметна грудь и белая нога.
- «Привет, любимица бескрайних сфер Парнаса!
Красавица, носимая Пегасом!
Средь бытовой всей этой суеты,
Позволь я догадаюсь сам – ведь муза ты.
Я жду тебя давно, я без тебя скучаю.
За что ж мне грешнику, совсем не понимаю
Ниспосланы си милые, небесные черты.
Но я безумно рад, что появилась ты».
Охотничьею поступью тигриной;
Мои колени ловко оседлав,
А сзади ноги стройные собрав,
Негромко, на латинице шептала.
Игристого глотнув, из моего бокала,
Упорно в ухо что-то повторяла;
В глаза смотрела долго, встала,
Ещё взглянула, улыбаяся лукаво
Произнесла: - «В вине букета мало».
А я заметил, сей же миг,
В глазах игривых искры блик.
И слёз жемчужных пара
В шампанское упала.
Глядел я в янтарный напиток лозы,
Он смог их в себе растворить;
Чтобы, бутыль, вина отравить,
Хватит женской, одной, слезы.
- «Испей теперь же этот штоф
Питомец и воспитанник Венеры.
И знай поэт, в конце концов,
Твои мечты, коснулись чьих-то снов.
Свели за грани, благородные манеры;
Но мой любимый философ!
Ты будь готов вкусить плодов;
Безбрежной страсти и любви
Без памяти; греха без меры.
Я знаю, что слова твои
Кому-то в сердце лили радость,
Снимали боль, тоску, усталость.
Твоим глаголом отравясь,
Стыдливость превращалась в страсть.
А ревность, жажда и волненье,
Рождали веру, учили терпенью.
Не всё в этом мире есть суета.
И ты не старайся, не сможешь забыть.
Известно. Поэтам, влюблённым, глупцам,
Не сталось разумными быть».
4
- «Уже ни хочешь ли ты мне,
В уединенной тишине,
О чём ещё не ведаю, сознаться?
Твоим ли ядом свежим мне
Прикажешь нахлебаться?
Издохнуть здесь при полной сей Луне?
Тебя ли взять, тебе ль отдаться?»
(и надо ж было так надраться…)
- «Ядом, моим, чтоб тебя напоила?!
Поверь, хотела б я тебя убить,
Я б по-другому поступила.
Взяла бы просто – и убила.
Но уж не стала бы травить.
Рецепт, проверенный, волшебный.
Сему зелью учили меня,
Дщери цветов и солнца,
Сыны воды и огня».
Вот, подошла ко мне жрица.
К устам поднесла тот фиал
Вливала его баловница
Из рук её пил бокал.
И долго не мог я напиться;
И жадно, глотками толкал.
Когда ж, наконец, его я допил,
Последние капли в глотку залил,
Бросила на пол ненужный предмет.
И лишила себя, последних одежд.
- «Скажи мне муза, ангел мой!
Зачем, средь тёмной этой ночи,
Ты пред мои предстала очи,
Своей манящей, неземною красотой.
Я не хочу тебя порочить
И не хочу кривить душой,
Манит меня, слышь, облик твой.
Зачем нарушила презренный мой покой».
- «Хочу я обладать тобой
Твоею быть хозяйкой и рабой
Сейчас и завтра, в день любой.
Давно уже ты мой герой».
Ланит её, пылал пурпур;
- «Иди ж мой грешный трубадур.
Зовут наместники, цари, но я тебе достанусь.
Ты даровал мне лёгкость крыл;
От сердца юность мне дарил;
И бродит вслед за мной, хроническая младость.
А над твоей исписанной тетрадью,
Косы свои плела я прядь за прядью.
Алчу давно твоих коснуться губ;
Прейди ж ко мне, мой сладкий душегуб».
Любовался-глядел, насмотреться не мог.
И стоял я пред ней, полунаг и убог.
Всё в этой деве легкокрылой,
Слова манящие её,
Влекло неведомою силой
Расположение моё.
Всё кипело внутри и казалось,
Что сама тишина замолчала.
Моя подлая наглая сущность,
По предательски, дико, торчала.
Стоял я пред ней и просто молчал.
В этот миг, я себе представлял:
Как свои я длани устремлял
К началу всех её начал;
И той изящной лани,
Изгибы все я изучал, округлости и грани.
Несёт за пределы мечтанья,
За вехи эпох и времён;
Всё глубже себя насаждая,
Там рвал тишину её стон.
И тёплыми струями таял
Её венценосный бутон.
И лишь к щеке её, я только прикоснулся,
Раздался тихий шорох; – я проснулся!
А из прихожей, доносилась тихая возня;
Она и разбудила вдруг меня.
Здесь и была, та самая грусть
К которой, вначале сказал – «ворочусь».
5
- «Кто там, в дверях шумит!?
Иди сюда халдей!
Ты ж бес не представляешь;
Что натворил, злодей!»
В хмелю, весёлой мордой осчастливя мир,
Кого-то кинув, взяв вина, в наследство,
В надежде у меня продолжить пир:
- «Я здесь, недалеко был, по соседству.
Гляжу – ты спишь. Ну что я, надзиратель?»
Ввалился в перегаре брат сатир.
Наш с Бахусом он старый, за кадык приятель.
- «Ах знал бы ты, какой ты сон нарушил!
Да впрочем, теперь уж, всё равно».
Пока он внимательно слушал,
Допивал из кальяна вино.
- «Ну что ж тут, дружище, такова?
Наливай, разжигай и садись.
Да удиви меня, снова
Чем-то со мной поделись».
- «Сейчас тебе парнокопытный,
Быль да легенду, скажу.
Она пищи дала мне сытной.
Я сказку по ней напишу.
Своё вино в кальян залей, я за моим схожу».
Наполнены, штофы пеной кипят,
Непонятно завтрак ли, ужин;
Питейные байки друг другу травят,
Кто кому и зачем был нужен.
Рассказывал я с восторгом,
Красок и слов не стесняясь;
Как било любовным шоком,
Как пахло сладким пороком,
А слова, в языке заплетались.
Но мысль была свежа и ярка.
Сверкала словно чищеная медь.
Она, всегда пред мной теперь
В своём прозрачном платье.
И если стал бы выбор как мереть,
Ни утонуть, ни жертвой пасть,
Ни в пламени сгореть;
Я тотчас выбрал бы её объятья.
Вот в кресло пустое, случайно гляжу,
Мимо приятеля я прохожу,
И словно опять я разбужен.
Лежат, прозрачны пелены,
До одури знакомы и бледны.
И несколько бессовестных жемчужин.
- «Клянусь Юпитером и зельем Диониса,
- тут молвил бес, – придёт ещё девица.
Она же дочь Парнаса – знать актриса;
Там всё прелестницы; они как в Рае птицы.
И если здесь оставила свой след,
Хлебнёшь ты с ней и радостей и бед;
Таков, приятель, мой тебе ответ».
Теперь сижу, гадаю, вернётся или нет.