17. Засовестился...

Что  ближе  к  рынку,  то  больней
Его  корёжило,  ломало;
Добром  к  людишками  сирым,  малым
Он  проникался  всё  сильней.

До  мзды  ему  ли,  до  кулька?
Такие  страсти  позабыты...
Куда  там?   
              Он  исподтишка
Из  своего  же  кошелька
Таскает  деньги,  что  добыты 
Трудами...
           и,  как  пёс  побитый,
Суёт  в  ладони  мужика.

«Возьми,  дружочек,  эту  гривну»,-
Молил  торговца  у  лотка.

«За  что,  Фофаныч?    Эка  дивно...
Такого  не  было  пока,
Чтоб  ты,  лишаясь  чистогана,
Вот  эдак  гульно,  ни  за  что
Из  своего  дарил  кармана
Того,  кто  вовсе  и  никто.

За  что?!»
            «За  прежнюю  обиду.
Христом  молю,  не  обессудь,
Ведь  я  от  сердца,  не  для  виду...
Прости,  минулое  забудь».

«Ин — Бог  простит».
                Таким  манером
Фофаныч  рынок  обошёл,
И  все  монеты,  что  нашёл
В  карманах,  расточил  без  меры
Торговым  бабам,  мужикам,
Пустив  навар  по  их  рукам.

Ловцу  на  сердце  полегчало...
Но  о  себе  смекает  так:
«Неладное  со  мною  стало...
Здоров  ли  впрямь? 
                Ведь  это  срам
В  грехах  виниться  перед  сбродом,
Что  именуется  народом».

Но  совесть  в  тряпочке   ему
Растолковала,  что  к  чему:

«Ты,  Фофа,  должен  пригласить
Срамной  народ
                и  угостить
Вином  с  едою  на  отвал,
Да  так,  как   сам  не  пировал».

Засумлевался  Феофан:

«За  что мне  честь  дана  такая?
Кто  мне  сподобил  этот  план,
На  стыд  и  совесть  намекая?

Ин — быть  тому!   
                Сермяжный  сброд
Собрал  Фофаныч  у  ворот,
В  окно  Ловчихи  постучал
И  непотребно  прокричал:

«Народ,  Федосьюшка,  встречай,
И  угощай  и  привечай.
Я,  Божьей  волей  и  твоей
Собрал   голодных  у  дверей».

Ловчиха  мыслит:  «Ну,  дела...»
И  лишь  руками  развела.