Углич

Колоколен простертые шпили
золотые разносят лучи.
Старый Углич, ты сердце России,
что три века уже не стучит.

Удаль предков уходит на убыль.
И встречает приезжих сейчас
лай собак у бревенчатых срубов,
мостовых неуемная грязь.

Закопченная Русь не исчезла!
И хотя телевизор в избе,
в день получки гармонью облезлой
пьяно скажешь ты, Русь, о себе.

Так в глухое и старое место,
словно путник, отстав на ходу,
я вошел, никому неизвестный,
с неизвестною рядом иду.

Блещет неба последняя просинь,
журавлей провожая в отлет.
В ярком золоте русская осень
третьим спутником с нами идет.

Лейтенант и девчонка у елей
в поцелуе застыли на миг.
Из проемов монашеских келий
Русь глядит на потомков своих.

В царских гридницах жарко и узко.
А студентка архфака,
мой гид,
говорит о Василии Шуйском,
о Марии Нагой говорит.

Вяжет грамотно слово на слово.
И в тени золотых куполов
слышу, что на царе Годунове
убиённого Дмитрия кровь.

Смотрят лики святые сурово
на толпящихся дерзких и злых...
Ссыльный колокол в «церкви на крови»
молчаливо лежит, безъязык.

Но художник, прибывший из центра,
в край, прошедший сквозь тысячи бед,
на ступеньках разрушенной церкви
раскрывает потертый мольберт.

Яркой охры, густой киновари
он мазки на грунтовку кладет.
В реках крови, в зарницах пожаров
явью Смутное Время встает.

Слышу медный я голос набата,
созывающий с вилами люд.
Рати ляхов, в кольчугах и латах,
по славянским  дорогам идут.

Пахнет сумраком, сыростью, слизью,
в ржавых гнездах скрежещут ключи.
Старый Углич, ты сердце России,
что три века уже не стучит…