Александру Пушкину. Посланье второе

АЛЕКСАНДРУ ПУШКИНУ

(Второе послание)

Что же вам такого я наплёл!
Только, дескать,  рейтинги сравняет
Наши с вами сайта произвол, —
Между нами сразу же растает
Лёд парнасских рангов и чинов;
"Вы" холодное легко заменим
Словом "ты", прелестнейшим из слов;
И начнём без устали и лени
По Тверской-Ямской ходить-бродить
И о поэтическом явленье
Как небесном чуде говорить.
А до этого, понятным делом,
С пьедестала, Господи прости,
Я по-маяковскому умелым
Вам приёмом помогу сойти.
Думал я, какого же вам беса
Там стоять чугунным молчуном.
С рейтингом таким мне тонны веса
Славы вашей, право, нипочём.

Но читательских прочтений лава,
Будто бы, вскипев, с ума сошла,
И над вашей головой кудрявой
Дух мой с бренным телом пронесла.
Ах, постойте... Вот ведь доля наша...
Вы же мой кумир и божество...
Я пытаюсь крикнуть: "Здравствуй, Саша!"
Да куда там! Нету никого.
Лишь поздней в немалом удивленье —
Тоже непоседлив и резов —
Лермонтова вижу в отдаленье,
От тебя в полтыще голосов.
А когда-то лишь твоим, не больше,
Он считал себя учеником,
Но создатель Демона и Орши
Тоже стал с гордынею знаком.
А поскольку волюшка имелась
И гусарская шальная стать,
Юному корнету захотелось
И тебя, учитель, обскакать.
Вот и обогнал он и маячит
В сайтовской версте перед тобой.
Да и как же может быть иначе,
Если жизнь поэта — вечный бой.

И горлан, главарь эпохи красной,
Вас двоих ничуть не пощадил.
В гонке, изнурительной и страстной,
Беспощадно вас опередил.
Но еще, пожалуй, беспощадней
Оказался лирик всех времён.
Всякий классик для Серёги задний —
В списке их сегодня первый он.
Да и в самом деле, запредельный
Рейтинг у него, ни дать ни взять.
Случай, мы должны признать, смертельный.
Разве только в этой мгле метельной
Я смогу ещё его догнать.
Ведь догнал же я тебя, дружище.
Раньше Евтушенку обогнал.
Лермонтов мне пятки показал.
И до Маяковского две тыщи.
Правда, мне Серёга фору дал.
Но и эту дьявольскую фору
Я преодолею — день придёт.
И от небывалого простора
Сердце, словно в юности, замрёт.
Будто по степи карабутакской
В кузове промчусь грузовика,
И в дали пожухлой, серой, адской
Ни тебе селенья, ни дымка.

И одно лишь, друг, меня смущает —
Как в болоте, гордый дух топя,
Тысячами дикими стращает
Нас бессчётных бездарей толпа.
Их читатели не знают лишка,
Ниагарой чтение течёт,
И для них Есенин, как мальчишка,
И его позорно брать в расчёт.
Рейтинги их — это Эвересты,
И Господь едва ли выше их.
Не добраться нам туда — хоть тресни,
Не достигнуть этих мест святых.

Ну, а чем же Эвересты святы?
Чем их обитатели сильны?
Словом? — Нет, слова их, как ухваты.
Мыслями? — Так тоже плоховаты,
Смесь мякины и заморской хны.
А сильны они — своей порукой,
Табору цыганскому под стать.
Хоть вселенная грози разрухой,
Не устанут на своём стоять.
И одно лишь табор этот знает:
Надо — друг за дружку в жизни сей.
Табор лишь друзей своих читает;
«Нравится» — азартно нажимает,
Взвинчивая рейтинги друзей.

Впрочем, тише, дух мой! Глуше. Что ты?
Неужели с ними вдогонки
Ты лететь собрался? Нам высоты
Липовые явно не с руки.
Пусть себе гордятся дутой славой,
Им вовеки это не понять,
Что шумливой жадною оравой
Не стяжают Божью благодать.

Пусть с трудом, но всё же до вершины
Я дойду есенинской. А там
Поверну в московские долины,
Где листва летит к твоим стопам.
Где в раздумье над Тверским бульваром
Ты стоишь, молчание храня.
И, наверно, всё-таки недаром,
Поджидаешь, дальнего, меня.
Мы пойдём туда, где утром солнце
Встанет в кронах листьев золотых,
И уж точно вдосталь посмеёмся
Над причудой рейтингов своих.
И утешимся сужденьем верным
Нашего Создателя о том,
Что последний — завтра станет первым.
Кто же спорит с Господом Христом!

25.02.16 г.,
Свт. Саввы, архиеп. Сербского