2016

.    .    .


времена
ход чистых вод сквозь жизнь
сквозь скважины замков
потоп цветов
я в мыслей дунул одуванчик
и легче лёгкого
пузыриком ввысь восвояси
и на границе воздуха и вод
исчез, ликуя.
я снова тесноват
как камера свободному царю
но умещусь в ладонь
как яшмовая рыбка невесом.
так трудно слышать утренний псалом
каноном восходящий в глубину
- пока водой прощенья не омыт
день каждый, как младенец.



.    .    .


я досмотрю кино
и выпью горького лекарства ложку
я посмотрю экран,
на нём все эти тени рассказывают сказки
и я конечно же заворожён
я видеть хочу дуб
мне нужно слышать, как его листва лепечет
и нужно думать: дуб дубы
и это тайна.
не слушай своего нытья
а лучше выбрось
дешёвый и чужой билет до счастья
и вернись домой
по лесенке ступенька за ступенькой
в летучку превращаясь
подбором слов исчерпывая боль.








.     .     .



важней всего простор
и лёгкое касанье
принёс с собой признанье
тот, кто спустился с гор

принёс двух голубиц
и листья трав далёких
и грохота высоких
небесных колесниц

и веточку дерев
растущих на вершине
где в солнечной пустыне
скитался словно лев

и дудочку принёс
а в ней душа святая
и заиграл летая
он бородат и бос





.    .     .


вот-вот высвобожусь из объятий
и дикого воздуха неосторожно вдохну
и кто тогда поручится за спящий кратер?
ловишь ли ты волну
тебя ли ловит волна?
и в разноцветных крыльях возносит
теряет из виду тебя земля
ликует весна
и вести благие на горизонте пылят.
в воздухе прорубает окна и двери пламенный зодчий
он замышляет купол лазурной голубизны
возводит храм растут ступени колонны
и воздух камень точит
и голубые холмы в окнах его видны.




.    .    .



как соль на острие ножа
мы, может быть, слегка дрожа
мы, может быть, в конце пути
проём для ветра.
отсюда некуда идти
и уж тем более бежать
здесь можно разве что расти
мы в центре, в центре.
пересекаются пути
нас наградили немотой
той, где останется от слов
одно горенье.
мы будем слушать, как поёт
пламя. как чист его полёт
и изумляться, как огонь
возник из тренья.





.    .    .



над этой конечной точкой
вычерти кривую
головой рискни
оленья поступь
бег в мешках вслепую
игра в огни.
разговорчики начистоту
было б на кого злиться
нет больше точек
и прицел лишается смысла
в океане, полном ехидства,
нас закачало на маленьком плоту.
как ни вертись, под ногами зыбь
и всё бы прах, когда бы не пение
китов
бил озноб
сбил засов
выбило пробки
в черепной коробке
недоумение
заперто на семь замков.
я тебя ждал, волна.
и мне неслыханно полегчало
отсутствие почвы не означает печали
я видел женщину. она молчала
но была музыкой полна.





.    .    . 


кто куда разбежались глаза
кто о чём а я обо мне
чем обоснована эта слеза?
бирюза всего-навсего и облака во сне.
кто о ком а я обо всём
лихорадка кого трясёт
кому время сказало стоп
и безбрежность целует в лоб
кто о ком а я ни о чём
кто почём а я ни при чём
мне бы голубя на плечо
мне и так уже горячо
кто вдогонку забыв про отдых
кто по воздуху держась за воздух
кто петляет кто чертит планы
кто печалится краем рваным
кто пробегает глазами столбцы
размноженных ксероксом истин
некто становится текстом
молитвы, на полупрозрачной коже
записанным тонкой кистью.





.    .    .



смотри как воздух над огнём струится ввысь
как озаряются золотом глаза
вечерним золотом. а в нём зависла
золотокрылая стрекоза.
смотри, не правда ли, - легка, легка
твоя тревога твоя забота
твоя война легка как война стрелка
в окно чердачное стучится кто-то
струится кто-то
на пальце у него кольцо из золота -
как листья тополя. лицо из ветра
я был как поле
а ты - над полем тем высота
рассветом
над полем пел ты.
смотрел оттуда
и дом и поле игрушечные тебя смешили
смотрел в цветные стёкла
в глаза чужие
смотрел внимательно
на бьющуюся под кожей венку
смотрел как ветер
снимает с неба
золотую пенку.



.    .    .


Заплакали уткнувшись в тупики свои
      как в грудь родную друга
поняв: не миновать и нам зимы
      и нам не миновать
ко мне такая гостья умереть не встать
      вошла как гром и вывела из круга
пересчитали шрамы в день ушли сияющий
      не по календарю его именовать
он вне порядка этого и всё
      ведь он вне круга - день святой и зимний
проверь сигналы сверь приборы
      уясни, в своём ли мы уме
и выводи на взлётку заводи и
      пожелай высокого пути мне
за облака куда зима ушла а я уже опять
      скучаю по зиме.
как был я слеп, беспомощен и мал,
      пока не догадался развязать глаза
и день нахлынул весь в огнях
      и ночь за ним нахлынет
нахлынула она которая пришла как летняя гроза
      свобода - может быть, такое дать ей имя.
она такого мне наговорила за ночь
к утру остались черепки и лягушачья кожа
      осколки трусости и жалости плевки.
перед рассветом вышли прочь опустошив карманы
и наполнялось утро то для нас туманом
      страхом высоты
      железных крыльев дрожью.









.    .    .



весна конечно же подросток
всё просто
всё совсем не просто
но он совета не попросит
а выберет себе вопрос
не по зубам, себя смеряя
по нему, и уж конечно пропадёт
телегу пустит под откос, себя теряя
себя терзая в лоскуты, но не смиряя.

и дом вверх дном перевернув
он ловит драйв, короновав
себя. Да здравствует Король!
и словно маску сменит роль
и умерев он превратится в Лето.
верней всего, ни по чьему совету
он знает это.

возник в огне
такая голая земля
свет в северном холодном дне
и ты так чист растёрт мочалкой
и юн совсем
над этим всем взлетает чайка
над этим всем.




.    .    .


стал стар тяжёл
просто растоптан в пыль
трава стала бурой высохнув
та что была свежа
так ароматна сказка, так горчит быль
так утешителен звон разбитого витража.
пустое небо в проём заглядывает
бледнея в облаках
никакое небо,
чья нестерпима ясность,
но так легка.
с пальцев теряя кольца
сам становись кольцом
уходи не бойся
к себе спиной
к пустоте лицом.
твой маршрут прочерчен
твой невесом багаж -
запах листвы дубовой
осенний пляж.




.    .    .



кисть набирающая синевы
к белому полю готовится прикоснуться
досматривая последние сны
я кажется собираюсь проснуться
и здесь, еще с этой топчась стороны
черчу на стене шифры предчувствий
чтобы держаться этой струны
этих формул и этих напутствий
как, выдерживая молчаливый труд,
к немыслимой встрече в просторах
                пучины водной
кит, свой ведающий маршрут,
плывёт, не сбиваясь,
сквозь что угодно.





.    .    .



недавно упал ты бедняга коленку ушиб
все весельчаки а ты безлюден бездомен вшив
скучно смотрел на обочине сидя
приложив к коленке льда
не плачь
всё вода, душа моя,
всё вода

вокруг кричали чайки
а ты болтал по-немецки
пока из собственной шкуры нарезал ремни
и мимо тебя чужой уносился поезд
заглушая лепет детский
не твой
не догоняй
уста замкни

что тебе грохот и скорость и рельсы
ты без билета
ты иностранец с пыльным своим иностранным мешком
может быть поезд этот догонит там скорость света
а ты хромоножка
иди пешком.






.    .    .



Вот утром Океан приходит
как иероглиф на песке
он имя смоет. рыбы вроде
не разговаривал ни с кем.

а глаз у рыбы так же кругл
как Солнце что встаёт над морем
мы станем чайками друг другу
и лезвиями швы распорем.

цветные лоскуты пространства
плывут над нами. мы же смотрим
раскрывши клювы, что за царства
что за парады, гимны, смотры

и там же трепетная бедность
и звуков всех еще начало
и неба ветреная бледность
меж лоскутами одеяла.

а мы всего две серых чайки
мы глазом круглым смотрим в высь
она же бездна. два незнайки
и перед ними рыбы жизнь.




.    .    .



достигает предела
мир
и плавится
воск
в ореоле гудящих лир
трагических поз
всё всерьёз всё всерьёз
камень брошенный с неба
в воду амфитеатра
грима пота и слёз
неоправданная растрата.

закуси-ка свои удила
конь ли ты крылатый
или хмурая кляча
перекроим сценарий
однажды
пусть будет иначе
пусть никто не убит, не заколот мечом,
не отравлен всамделишным ядом
пусть на сцене один стоит
ни при чём
по кругам пустым пробегая взглядом

и не скажет слова до тех пор, пока
не выдумает нового языка.





.    .    .



сердце стучит так что слышно в Норвегии
стучит за тактом такт нечётный ритм
сбито с толку само собой что поделаешь с древними
штуками этими о которых мы всё
говорим говорим говорим
как дышим. как бы не ново
но что теперь - не дышать?
это такое слово, что лучше бы не при детях
кусая подушку и перья глотая
опять утыкаюсь в кровать
глаза закрываю иду искать
шепча неизвестное имя
самое интересное на свете.
поднимаясь после нокаута только затем
чтобы опять словить хук справа
и снова на тот же пол холодный всё-таки
руки раскинув как бы в полёте
напои меня водой небес
забытьё божественная отрава
откуда берутся птицы.
узнаете когда подрастёте
когда подрастёте настолько
что темечком ткнётесь в твердь
и если держаться учтиво
избегая шума и хамства
то может допущены будете
и сможете подглядеть

какое гнездо свила птица

со скоростью света живущая

в кроне пространства.





.    .    .



цепкая хватка выпустила турник
нечто бездумно выполнило приказ
более детски-пустых я не видел глаз
на кирпичи рассыпался твой тупик
связь колдовства распалась великих слов
что велики не так уж. всё сон и блеф.
ты как и был один
как в пустыне лев
ты остаёшься здесь
наблюдать орлов.
это покой и трезвость. но тем страшней
стал ты для человеческих общих глаз
как им узнать что здесь
твой огонь угас
но ради тамошних
неких иных огней.







.    .    .



в одеяле как в мантии монарх
отбываю прижав к груди кошель несчастий
неприлично богат
грусть размениваю на радость
как в другую страну
покидая июль навсегда
отправляюсь в август.
в августе листья смычки
упражненья на беглость
и до горизонта тёмно-зелёное море
леса. забираясь на табурет
и опускаясь в кресло
мы к молодым голосам
ухо приклоним.
и сохраняя стать августейшей особы
выспавшись перед дорогой двинемся дальше в сентябрь
закат из окна кареты. золото высшей пробы
кружево перелесков
ужин по-королевски. заморозки, ухабы.





.    .    .




тронулся лёд
что от него ещё ждать
и у него весной обострилась печаль
вот и взломал
твёрдую твёрдость себя
и потекёт, скоро совсем потекёт.
пусть, не мешай, значит такая пора
что было боль разве теперь не смешно
скрежет стоит над безразличной рекой
лёд изменяет себе и он больше не лёд.
Солнце чуть ближе к Земле
чуть ближе к Земле
как от такого скажите с ума не сойти
и уговоры боюсь не помогут уже
Солнце всё ближе к Земле
ближе к Земле
и забываясь вода превращается в пар.





.    .    .



одетый в пасмурное платье
ты по стене идёшь пешком
идешь как снег в чужой палате
заговариваешься стишком
в кроватку спрятался нагой
другой идёт по доскам радуг
цыган с небесною серьгой
играет у порога ада
ад существует. рай горит
пылает ангел в горных травах
и в волосах его звенит
далёкий полдень переправы
изображая ничего
смельчак живой иглой играет
и ветер празднует его
и воздух дел его летает.






.    .    .



с той поры человек человеку чайка
свой бескрайний рассвет встречай
как мы будем жить теперь
как трава
далеко по ту сторону рва.
по ту сторону стен
где никто не бывал
мы приветствуем лица скал
мы по горькой дороге идём поём
неба ясную воду пьём.

вода и камень
крыло орла
игра света
ветра игла
граница
холода и тепла
шаги по снегу идущих
вместе
с той поры
как звезды сошлись в созвездие.





.    .    .

 

Маленький деревянный святой
трубит в рог витой
мгла снег за окном синь
он говорит:
меня из кармана вынь
рыбу из дерева
соль и времена
струны терзает
канифоль война
три шага на верх темени
три окна
колени коня и кованые стремена
тёмно-рыжей масти хна.
переходя деревянный мост
монах как копейка прост
прост как стакан
немыслим как кружева
рыба его из дерева
из дерева его голова.
его голова дорога
дорога идёт слегка
покачиваясь на ходу
стоит ему немного
закинуть себя на звезду
и оставить там
на чужой звезде
и ходить себе
по воде.





.    .    .



детская мексика
голая кожа
глаза пустынные
до дрожи дрожи
они увидели
совсем другое
первая обледенелость губ
разговаривающих с рекою
со скалами и цветами
деревьями и китами
никого поймать не пытаясь даже
ты ветра расплетаешь пряжу
я узнаю’ все твои лица
руки, гладящие лисицу
на пустыре играем в прятки
небо целует лопатки






.    .    .




больше нет любви  но есть пиджачок
рыба не ловится на крючок
пойманные рыбы мертвы, увы
и жертвенная курица всё ещё бегает
       отдельно от своей головы.
старо как мир. мир бросает мяч
что в начале – курица или палач?
карусель пестра
и топор остёр
и богиня любви дрожит
        возведённая на костёр.
всем теплей. о, как жарко горят дрова!
и волшебный олень выговаривает слова
держи ухо востро. он вряд ли
         повторит дважды
и стой нагим без надежды
под дождём неважным.






.    .    .




Выстроишь дом из веток
и неизбежно сбежишь в леса
что тебе шепчут
самые тихие голоса
видишь прозрачный мир
перед тобой как стекло
видишь молнии светят
иди же пока светло
видишь горит заря
цветные птицы летят вокруг
слышишь гудят моря колокольни
ты уже недостижим
мир тебя не удержит
выпустит из цепких рук
на облаках летать
по небесам чужим









.    .    .   


Белый ястреб, нежный воин
Праздник. Дерево цветенья
Дерево Огня. Из копий
видишь прорастают ветви
видишь расцветают травы
на вершинах гор однажды
среди розовых победных
облаков несутся боги
слышишь это неизвестно
кто идёт тропой верблюжьей
кто настраивает струны
деревянного канона.
Ты поёшь и ветер в уши
ветер хлопает в ладоши
что меня опять разрушит
и опять из пепла сложит
мирозданье.









.    .    .   


я выйду на песок
выйду на песок
вижу орла, парящего высоко
сквозь виски
течение бежит жужжа
никому не принадлежа
дом с трубой
золотой прибой
из конца в конец
вылупится птенец
и откроет на всё глаза
против я или за
за минутами наблюдал
за края летал
угадал
как идти до моста
в неприкаянные места
напевая псалмы в пути
всё идти себе да идти
всё идти себе да идти
всё идти








.    .    .




морской ужаленный змеей
ты смейся смейся
переходя мосты рекою
звёздной лейся
не открывай прохожим дверь
пусть ждут снаружи
и никому теперь не верь
кому ты нужен
не открывай прохожим дверь
пусть дуют мимо
ведь приближается рассвет
неотвратимо
ведь в волосах твоих перо
в очах отвага
ты всё спалил дотла смотри
горит бумага.








.    .    .




мне пора
гора с плеч
ручьем течь
игра
до утра о чем речь
о чем речь
до утра
ветер встречу
стану песком
пройду леском
стану легче
стану цветком
станет легко
легко







.    .    .



глаза мои завоют от тоски
и я уйду с верблюдами в пески
свои пожитки закатав в тюки
чтоб посмотреть в лицо моей реки

ты оседлал дракона, я ослеп
прошло сто лет и вновь прошло сто лет
ты изваял из камня синеву
я отыскал волшебную траву

стоит туман не поднимая глаз
уносит ветер песенку про нас
мы снова спим мы снова видим сон
мы шли на звон
мы шли на стон

навстречу нам шел по дороге слон










.    .    .













.