Из вечного детства

Я хотел рассказать вам историю о том, что делать нельзя и о том, что категорически нельзя.
Хотел показать небеса через толщу земли и циферблат часов, которые застыли несколько столетний назад.
Хотел долгими минутами, а, может, и днями говорить о млечном пути и зеленых человечках, а вы бы спорили об их цвете, даже не подозревая, что это не самое важное.
Хотел бы поделиться листьями клена, которые росли в первый год моей жизни и бережно хранятся между 99 и 101 страницами книги о Питере Пене.
Вы спросите, почему одной не хватает?
Я ее вырвал и куда-то спрятал.
А еще , я бы хотел погулять в мрачный день, каждый раз невзначай вздрагивая от громких и смелых раскатов грома в сером небе.
Я хотел бы быть живым. Подставлять лицо ветру, такое веселое, беззаботное, молодое. И смеяться до одури и хрипоты в голосе.
Хотел бы показать вам очертания окраин забытых городов и красоту пламени, которое горит в каждом сердце.

Я не могу.
Потому что кислород обжигает альвеолы легких, а кровь уже подобна вязкой патоке, которая с каждым мгновением замедляет триумфальное движение моей жизни.
Говорят, что нельзя уходить смиренно.
А я не хочу уходить вовсе. Слишком мало я понял, слишком многое не сказал.
О чем можно думать в последние минуты? О том, что ты сделал все неправильно. Агония заполняет каждую клетку организма и вот ты уже не можешь думать.
Хватаешься бледными пальцами за рвущиеся канаты шансов, которые ты упустил. И захлебываешься в незнании того, что будет с тобой дальше.

Я бы хотел рассказать вам историю о том, что делать нельзя и о том, что категорически нельзя.
Я бы хотел заставить вас понять то, что надо жить, пока живешь и умирать, когда умираешь.
Хотя, даже я пытался жить, когда пришло время уходить в небытие.
Гром все также будет греметь для кого-то другого, листья клена расти и зеленеть не для меня.
И еще один человек, прочитав про Вэнди и вечно молодого мальчика, подумает и поймет, что у души возраста нет.