Из лучших побуждений

     Ахмеда ФармАнова и его жену ХанЫм в нашем доме знали все. Жили они в однокомнатной квартирке на самом верхнем пятом этаже каменной "хрущевки" со своими детьми: старшим сыном ШахбАзом и дочерью НаИлей. Дядю Ахмеда, или, как у нас говорят, Ахмед-даИ* любили и уважали все жильцы, потому как руки у него были золотые, а сердце - доброе. Каждое утро он - идеально выбритый, отутюженный и весь из себя блестяще ухоженный, спускался во двор с папочкой подмышкой, садился в свой верный "ЗАПО-черепашку" и отправлялся к себе на работу на завод имени Лейтенанта Шмидта. Сторонний человек, глядя на него, мог бы подумать, что Ахмед-даи занимает важный и ответственный пост на заводе, ибо вид он имел представительный, да и вел себя соответствующе. На самом же деле, сосед наш был простым токарем, хотя нет, тут я грешу - он был токарем высшей квалификации, таким, каких поискать надо и заказы к нему стекались отовсюду, где нужны были сложные замысловатые детали и конструкции. Уважением Ахмед-муэллИм** пользовался на работе не меньшим, чем дома: к главному инженеру и директору в кабинет вхож был в любое время.

     Так все и продолжалось, катясь по налаженной колее: Ахмед-даи работал на своем токарном станке (или, как он его сам любовно называл: мой "чёряк агачи"***), тетушка ХанЫм, как истинная мусульманка, сидела дома, возясь по-хозяйству и с детьми, денег хватало, ибо жил наш сосед, как говорится "на народный нахт"****. Помимо зарплаты менее 10 рублей в день он редко домой приносил, а по тем временам это были очень серьезные деньги! И все было бы хорошо и даже просто отлично, если бы однажды в заводском профкоме поздней бакинской осенью не "завалялась" "горящая" путевка в Палангу. В профком вызвали Ахмеда и предложили: заказов мол у тебя сейчас немного, не хочешь ли пару недель в Литве отдохнуть?
     - Так не сезон ведь? - заупрямился наш Ахмед.
     - Да черт с ним, с сезоном! Путевка - "горит"! Выручай! Ты нам отчетность, мы тебе... Ну, сам понимаешь!

     Словом, уговаривать долго не пришлось и отправился наш сосед в дальнее литовское путешествие. Время пролетело быстро. По возвращении Ахмед привез кучу подарков жене и детишкам, долго и восторженно делился своими впечатлениями о "советском западе", фотографии привез с группой с которой он отдыхал. Фотки были цветными, что для нас было тогда весьма необычно. И рассказал Ахмед-даи своей ХанЫм, что познакомился он в Паланге с замечательным литовским парнем Иваром. И дружба у них там завязалась, что называется, не разлей вода и неплохо бы было Ивара порадовать на Новый год посылочкой со сладостями восточными, кои в Литве в диковинку! Добрая женщина с мужем своим согласилась: накупила бакинской пахлавы, шакяр-бура, шакяр-чёряк, кяты*****, уложила все во вместительный почтовый ящик, присовокупив от себя лично трехлитровый баллон инжирового варенья с гозом******. Ахмед же посылку на почту свез и адресату отправил. Так и повелось, что на каждый праздник стал отправлять сосед посылки большие и малые в Литву другу своему новому Ивару.

     Минул год. Ближе к октябрю Ахмед-даи в Палангу засобирался. Все уши профкому прожужжал по поводу путевки. Поудивлялись в профкоме малость, вроде как в прошлый год в отказ Ахмед пошел, а в этом - рвется неУдержно! Ну, да Аллах с ним! К чему отказывать уважаемому человеку по пустякам? Дали путевку, Ахмед укатил.

     И так продолжалось лет этак пять, а то и шесть. Брал Ахмед отпуск не в сезон, ездил в Палангу к другу Ивару в самое сырое дождливое время, каждый год фотки цветные привозил и в альбом дома аккуратно подклеивал. В один прекрасный день (а может быть несчастный?) соседка наша тетя Валя, что на почте работала, подошла к ХанЫм и говорит:
     - Послушай, ай арвАд*******! К нам на почту письма приходят для твоего мужа. До востребования, - и протягивает ей конверт в сине-красных шашечках по полям с пометкой АВИА. - Не интересуешься?

     ХанЫм письмо взяла, прочла обратный адрес на конверте и фамилию: ПЕТКЯВИЧУС И.П.
     - Так это письмо Ивар-гардАш******** Ахмеду прислал! Вот он обрадуется! - сказала она Валентине.
     - А что у этого Ивара, или как его там, - тетя Валя запнулась маленько, - адреса вашего нет, что он до востребования пишет? Твой-то к нам регулярно заглядывает, письма от друга забирать! Ну да ладно! - махнула она рукой. Моё дело - сторона! Ты, главное, письмо это своему Ахмеду передай!

     С тяжелым сердцем поднималась ХанЫм домой на пятый этаж. Письмо, упрятанное во внутренний карман кофты, жгло грудь. Соседкины слова из головы не шли: "А что он, адреса не знает?" Вошла в квартиру, заперла дверь. "Слава Аллаху, дети в школе!" - подумалось ей. Прямо с порога надорвала конверт, вынула сложенный пополам лист, стала читать:
     "ЭзИз АхмЯд! Мян сянЯ севирЯм!"*********

     Пол качнулся под ногами. ХанЫм со стоном села на стоящую в прихожей табуретку. Дальнейший текст письма уже буквально "плыл" перед глазами по-русски. В конце стояла русская же подпись: "Твоя Инга."

     Немного придя в себя, она открыла секретер и вынула из него фотоальбом с памятными семейными фотографиями. Искать пришлось недолго. Цветными были лишь те фото, которые Ахмед привозил из Паланги. Присмотревшись к ним, ХанЫм  разобрала, что на всех отображены разные люди и лишь ее Ахмед повторялся на общем фоне рядом с белокурой худенькой женщиной! Слезы потекли по её щекам, гнев обуял ее сердце! Так вот из-за кого ее муж все эти годы таскался осенью в далекую холодную Литву! Вот для кого она по нескольку раз в год с любовью и от души собирала посылки! "Будь ты проклят, блудливый сын шайтана! - думала про себя ХанЫм, разрывая на мелкие кусочки ненавистные фотографии. - Будь проклят!"

     Вечерний скандал в квартире Фармановых весь наш подъезд (да и соседний наверное тоже) запомнил надолго, если не навсегда! Из-за деревянной двери слышались звон бьющейся посуды и вопли обезумевшей от ярости женщины, поливающей неверного мужа отборной бранью и призывавшего на его голову все кары земные и небесные! Ахмеда обзывали и проститутом, и ****уном и еще кем-то не совсем нам понятным на родном азербайджанском языке. Мы прямо-таки диву давались словесному запасу нашей соседки по части русского и азербайджанского мата. И откуда она это все брала? Наверное от боли и безысходности...

     В следующую осень Ахмед-даи уже никуда не поехал. Все вечера после работы он просиживал во дворе допоздна, забивая "козла" или играя в "шеш-беш"**********. У него появились новые друзья с которыми он делился наболевшим. Наболевшее кровоточило, причиняло мучительную, почти нестерпимую, боль, требовало срочной и немедленной анестезии. Анестезия нашлась в виде водки и анаши. Сосед стал покуривать травку и частенько возвращался домой навеселе. Как-то вечером к ХанЫм приехали милиционеры, забрали ее в отделение. Как оказалось, Ахмед-даи пьяный попал в аварию, обошлось, слава Богу, без жертв, но "ЗАПО-черепашка" разбился вдрызг, а ее хозяин оказался на больничной койке со шматком "плана"*********** в кармане.
    
      После выписки был суд. Ахмед получил два года за употребление наркотических средств. С завода его, естественно, уволили. Тетушка ХанЫм вспомнила молодость, вытащила на божий свет старенькую машинку "Зингер" и принялась обшивать соседей, дабы прокормить себя и детей. Время шло. Дети росли. Срок кончился и кормилец семьи возвратился в родные пенаты. Но что это был за человек! От прежнего Ахмеда не осталось и следа! Домой вернулся озлобленный старик (и это в сорок пять лет!)с сизым лицом и подрагивающими руками. Работать он уже не хотел, да и не мог так как раньше. Во дворе он соорудил голубятню из досок, завел голубей и целыми днями только ими и занимался. В конце-концов забылось уважительное обращение Ахмед-уста************ и прилепилось к нему уничижительное прозвище: Ахмед-голубятник.

     Вечерами, напившись сивухи до одури, Фарманов-старший смертным боем бил свою ХанЫм, обвиняя ее в том, что она испортила ему жизнь, засунув свой нос не в свои дела. Бедная женщина частенько заходила к нам и плакалась моей матери, проклиная то злополучное письмо, которое ей когда-то довелось прочесть. Почтальоншу тетю Валю она потихоньку возненавидела.
     - Ну, не знала бы я ничего, вах! Как хорошо мы жили! Пусть бы мотался он к этой своей сучке в Литву! - причитала она, проливая горькие слезы над стаканом горячего чая, у нас на кухне.

     Пьяный Ахмед становился не управляем. Как-то после очередного возлияния он избил жену до потери сознания на глазах у детей. Подросший ШахбАз не выдержал и нанес отцу два удара кухонным ножом, защищая мать...

     Ахмед оклемался. Но суд признал Фарманова ШахбАза Ахмед-оглы виновным в причинении потерпевшему Фарманову Ахмеду тяжких телесных повреждений с покушением на убийство и приговорил его к 5-ти годам заключения в колонии для малолеток. Напрасно ХанЫм плакала в голос, умоляя о снисхождении. Приговор был утвержден.

     В одночасье она превратилась в седую старуху с потухшими пустыми глазами. Ее жизнь закончилась и лишь дочь поддерживала в ней силы. Ахмед продолжал тунеядствовать, но руки распускать перестал после того, как несколько соседей всерьез пригрозили упечь его за решетку.

     ХанЫм не дождалась сына. Она умерла за год до его освобождения. Освободившись, ШахбАз не вернулся домой, а обосновался в Самарканде в Средней Азии. Там же завел семью. После смерти отца он приехал в Баку, спешно продал квартиру, забрал сестру и их следы затерялись. А история - осталась. История, в которой наилучшие побуждения привели к наихудшим последствиям!

           *Даи (азерб.) - дядя.
          **Муэллим (азерб.) - учитель (уважительное обращение к мужчине в Азербайджане).
         ***Чёряк агачи (азерб.) - дословно: хлебное дерево - то, что дает средства к существованию.
        ****Nagd (азерб.) - наличные.
       *****Пахлава, шакяр-бура, шакяр-чёряк, кята - азербайджанские сладости.
      ******Гоз (азерб.) - очищенные ядрышки грецких орехов.
     *******Арвад (азерб.) - женщина.
    ********Гардаш (азерб.) - брат.
   *********"Эзиз Ахмяд! Мян сяня севирям!" (азерб.) - "Дорогой Ахмед! Я тебя люблю!"
  **********"Шеш-беш" (жарг.) - нарды. 
 ***********"План" (жарг.) - анаша.
************Уста (азерб.) - мастер.