Запах детства

                Двум моим бабушкам посвящается   
 
       Юлька родилась на тульской земле, родине Игоря Талькова. А детство и летние месяцы отрочества она прожила в станице Советской Краснодарского края, протянувшейся на тринадцать километров садами, белеными хатами и нарядными домами красного кирпича.
       Родители Юльки после окончания института уехали работать в Тульскую область, а на Кубани остались две её бабушки. Юлька жила у Елены Максимовны, маминой мамы, завуча в станичной средней школе, которая слыла человеком щедрой души, справедивого и гордого нрава.
       Легко и счастливо было Юльке в уютном, светлом доме, где по утрам её будил запах жареных пирожков с капустой. Днем она пропадала в саду среди наливающейся спелостью кукурузы или на старом тутовом дереве с книжкой и с полными карманами жареных семечек, а вечерами с замиранием сердца наблюдала через оконное стекло таинственные тени в густеющей темноте сада и слушала нежное пение цикад.
       С высоты тутовника ей виден был весь сад, двор и калитка, куда нет-нет и постучит соседский мальчишка с приглашением идти на речку. И тогда Юлька летела к бабушке уговаривать отпустить её купаться. Елена Максимовна делала это крайне неохотно: ведь река-то - горная, Уруп, приток Кубани, со множеством рукавов, имеющих разный, подчас коварный характер. Однако недетские напор и упрямство брали верх, и бабушка сдавалась. Тогда Юлька в окружении сверсников мальчишек с сумкой пирожков неслась по усаженным акациями и абрикосовыми деревьями улице прямиком к горе, с которой был виден весь Уруп.
       Здесь они быстро выбирали место для купания: "под лес" - на противоположном берегу реки было множество ореховых кустов со зреющим фундуком, терпкого терновника и веселых светлячков в траве, или "на ГЭС"... Гидроэлектростанция, бросая воду с порогов, дарила купальщикам ощущение восторга и навевала леденящий ужас своей громадностью. Иногда решались идти "к круче", где вода была темна и таинственна у самого обрыва и так быстра у берега, что валила с ног и накрывала с головой даже опытного взрослого. А замерзшие от холодного Урупа бежали "на котлован" с дождевой и паводковой водой, прогретой солнцем до самого дна. Бегали и на лесное озеро, кишащее жирными пиявками, и в эту воду залезал только самый смелый. Юлька не решалась.
        В выборе места главную роль играла погода. Уруп после дождя был желто-коричневым от глины и песка, смываемых с гор, а вода обжигала холодом. Но если настроение случалось победное, выбор делался в пользу грязно-желтых холодных бурунов. Для испытания смелости служили высокие крепкие ивы, на которые Юлька вслед за мальчишками лихо взбиралась и, боясь показаться трусихой, прыгала в воду, и не "бомбой", как многие, а по-взрослому - вытянув руки и головой в воду. Ещё одна забава нравилась Юльке - ныряние с "кладки". Легкий деревянно-веревочный, будто игрушечный мостик раскачивался подобно маятнику даже от нестройной ходьбы. А когда он вздрагивал и трясся от озорства и детские стройно-загорелые тела сыпались с него в воду, восторгу не было предела.
        "Под лесом" - место хоть и относительно спокойное, но таинственное, дно не везде изведанное, крутит воронками вода. Здесь Юлька училась плавать "по-собачьи", когда произошло нечто, ошеломившее и приоткрывшее ей тайну трудной взрослой её жизни. В шаге от берега была "яма", куда попала не умеющая плавать девочка, немногочисленные купальщики не обращали внимания на её беззвучное и отчаянное барахтанье. Не помня о том, что ещё не совсем умеет плавать, Юлька вбежала в воду и протянула руку утопающей, та со всей силой отчаянности вцепилась в Юльку, и... Юлька потеряла дно, уйдя под воду с головой. Испытав леденящий ужас, Юлька ушла в воронку, ощутила дно, пошла по нему ногами, неся па себе девочку.
       ...Возвращались домой, когда солнце краснело и садилось слева за гору, которая оказывалась для ребят последним испытанием силы и выносливости. Юлька и здесь была первой. Взяв стремительный старт, она уже к середине горы валилась с тропинки на траву и отдыхала, срывая веточки пахучего чабреца и лесной земляники. Остальной путь был ровен, легок и привычен для пропитанных солнцем и обласканных водой детей: по станичной улице мимо нарядных хат за деревянными заборами, мимо акаций, вишневых и абрикосовых деревьев.
        Юлька очень любила минуты возвращения домой, под нетерпеливое и довольное мычание выпасенных коров, отделяющихся от стада и замирающих в ожидании каждая у своих ворот. Оставался ещё долгий вечер, с любовью разделенный на разговоры с бабушкой за ужином и за чаем с медом, растекающимся по белоснежному ноздрястому караваю с хрустящей корочкой,.. на посиделки у калитки под разливающийся в вечернем воздухе аромат ночной фиалки. Оставались игры в "цепи кованые", пока темнота не закрашивала руки и лица, и зажигались первые звезды. Оставались сладостные встречи с любимыми книгами в постели перед сном...
         Иногда, и это были особенные вечера, Юльке хотелось до скрипа вымыться от речной грязи, одеться в любимые синие эластичные брюки и яркий джемпер и отправиться с такой же отмытой и причесанной ватагой в кино. Кинотеатр находился на другом конце станицы. Идти надо было двумя станичными улицами, через парк, далее - по "центру", с магазинами, почтой, рыночком, детским садиком, библиотекой и любимой книжной лавкой. Замыкал все эти достопримечательности кинотеатр "Кочубей". В сероватом, непонятного стиля здании было просторно, прохладно и уютно. Здесь Юлька испытала настоящее счастье, и настой из неутоленного детского восторга, жажды жизни и предвкушения любви навсегда заполнил пространство её всеохватной души. Юлька знала все фильмы, но каждый раз с удовольствием отправлялась в путешествия, переживая любовные романы вместе с дорогими её сердцу героями. Романтический настрой поддерживало соседство Василька. Сады Юлькиной и его бабушек были напротив, и вечерами он иногда вычурно, как казалось Юльке, исполнял песни из индийского "Бродяги" и "Генералов песчаных карьеров". А однажды, но об этом Юлька старалась не вспоминать, они с недетским волнением поцеловались в бабушкиной кукурузе. Юлькины мысли никогда не застывали на месте, а удивительным образом перелетали в пространстве, которое продолжало дарить ей наслаждение жизнью...
         А за "Кочубеем", вниз по улице жила бабушка Нюся. Юлька иногда с Еленой Максимовной приходила к ней в гости, и всё было ей здесь интересно: и хата - не дом - с сенями и русской печкой, и летняя кухня - обычное жилище, и огород - не сад, и щенок, и ощущение странного волнения, которое она испытывала в горнице, украшенной темными старинными образами. Под вечер надо было выбирать: идти домой с бабушкой Леной или ночевать здесь. Перешагивая через страх неизвестного, Юлька оставалась, и непонятная тоска тот час вырастала в ней, а с наступлением сумерек так переполняла её, что выливалась светлыми, обильными беспричинными слезами... Суровый ли несколько и лаконичный быт, отстраненность ли иконных ликов, простая и крепкая вера бабушки-крестьянки - что-то подсказывало детской душе правду жизни. А думать о том, что жизнь - это не только наслаждение, было ей ещё слишком рано...
         Через тридцать лет, очень взрослым человеком и сложившимся поэтом, напишет Юлька такие строки:
                Никому не была обещана
                Просто девочка, просто женщина...
                ...............................
                И была ей тоска завещана
                Просто бабушкой, просто - женщиной,
                Той, что вынесла слово ВОЙНА,
                По единому - ИСТИНА.
          ...Не знала Юлька тогда, что бывает в жизни и "слишком поздно": слишком поздно спохватилась бабушка Нюся, слишком поздно приехали врачи, слишком поздно была сделана операция, слишком поздно началась борьба за жизнь этой сильной, закаленной в трудах и лишениях мужественной пятидесятилетней женщины.
          И вот та же хата, иконы, свечи... Желтое, восковое лицо бабушки в гробу. Вокруг него три старушки, чинно выполняющие традицию: их песнопения растворяют ещё не осознанное Юлькой горе и возносят его сквозь беленый потолок хаты под небеса, где оно приобретает тайный смысл и наполняется величием...
          Как завороженная, Юлька сидела возле гроба и час, и два - она потеряла счет времени. Душа Юльки оказалась полноправной хозяйкой и легкого детского тела, и любопытствующего ума, и времени, данного на прощание с бабушкиной душой.
          И никто не мог отвлечь Юлькиного сосредоточенного сердечного внимания. Взрослые заволновались, и только Юлькина мама спокойно и убедительно произнесла: "Не мешайте ей. Пусть привыкает."

2002