Песня о Петре-казаке

Расстелилася дорожка неширокая,
Ой, да по лесам, по степям, перелесочкам.
По овражкам, по горкам, да балочкам,
Знай, бежит себе, не сворачивает.

А на дорожке той казак молодой,
Казак молодой, да удалец лихой,
Едет, а конь под ним пошагивает,
А казак соколом поглядывает.

А с права боку у него сабля острая,
Сабля острая, да булата дамасского.
Казак едет, да той сабелькой поигрывает,
Да с ручки на ручку ее перекидывает.

Он поигрывает да пошучивает:
«В вольном поле родила меня матушка,
Трех годков посадил на коня батюшка,
Да в игрушечки дал мне лук да стрелочки.

А пяти годков бил я утку сизую,
А восьми-то годков косулю быструю,
Десяти-то - вепря леса дремучего,
А двенадцати уж тура могучего.

А пятнадцати-то пришел я к батюшке,
Поклонился я тогда в ноги матушке:
«Отпустите вы меня, молодого сокола,
В небо синее-то, вольное, широкое.

Я взмахну тогда крылами могучими,
Я взлечу тогда, да в синь соколиную.
Я увижу всю родимую сторонушку,
От беды ее прикрою своим крылышком.

Да стану бить с высоты черных воронов,
Да стану гнать волков на все стороны,
Ох, зарекутся тогда вороги злые,
Выходить-то на дороженьки лесные».

Как отец тут да мать на порог выходили,
На дело ратное меня благословили.
Образ Божий да сабельку в руки давали,
Да такие слова в путь-дорогу сказали:

Ой, лети, ты, лети, соколик наш ясный,
Ты лети для врага грозою ненастной.
А добрым людям ласковым будь солнышком,
Послужи Богу да родной сторонушке.

А как с отцом, да матерью я простился,
Так да с лесом да степию породнился.
Ночкой темною с месяцем повстречался,
Ой, да с вольным ветром в степи побратался.

А как пошел я по белу свету гуляти,
Ой да, песни пети, да в присядку плясати.
Так да побежали-то с дорог волки дранные,
Покатилися головушки окаянные.

Ох, широко ветер в поле гуляет,
В синем небе ярко солнце играет.
Рожь в полях-то растет, да поднимается,
В саду яблочко зреет, наливается.

И не видать в степи люду лихого,
И не слыхать ночами волка злого.
Нет на земле места злу даже малому,
Ай, спасибо мне - молодцу удалому!

Как за то царь-батюшка меня принимал,
С собой рядом сажал да вина подавал.
Службу ратную - удалую нахваливал,
Как колечко с руки снял, да им одаривал.

Куда еду – вкруг меня слава летает,
Если свистну я – враг  с пути убегает.
Люди встреч идут, в пояс кланяются:
«Здравствуй, Петр-казак свет Иванович!»

Едет по лесу молодец, да бахвалится,
Себя хвалит казак сам – не нахвалится.
А тропочка-то меж деревьев петляет,
Лес дремучий-то всё теснит, подступает.

Вот уж солнышко за ветви спряталось,
Верный конь захрипел, да попятился.
Убежала из-под ног тропка длинная
Лес вокруг стеной, да гора Змеиная

А в горе той пещерка виднеется,
Рядом старец сидит, не шевелится.
Идет казак к человеку старому,
Под уздцы ведет коня буланого.

Подошел, а старик его встречает,
Встал с земли, по имени величает:
«Здравствуй, Петр-казак, удалец лихой,
Долго ж ехал ты по дороге лесной.

Видно, слава тебя в городах держала,
Да заботушка ратная не пускала.
Тридцать лет, да три года кончаются,
Как тебя я здесь жду-дожидаюся.

Знай же, тут, в пещере Змеиной горы,
Шлем с кольчугою сокрыты до поры.
Сорока колдунами заколдованы,
Сорока ведунами заговорены.

Шлем тот силы великой прибавляет,
Кольчуга от сабель оберегает.
А кто доспех тот чудесный добудет,
Тому в бою во век беды не будет.

И коль отважишься судьбину испытать,
Ступай за мной, я помогу тебе их взять».
Казак не долго думал, качал головой,
Ударил шапкой оземь, да махнул рукой:

«Нечто мне бояться? Веди скорей меня
Добуду доспех тот и опять на коня!»
Молча повёл старик удальца смелого,
В пещеру темную, от света белого.

Идут они лазом узким и тесным
За скрытым во тьме доспехом чудесным.
Ночь кутает лес, далеко до зари,
А они уж в сердце Змеиной горы.

Вдруг тьма отступила, тени играют,
На белом камне доспехи сверкают.
Змеей золотой узор извивается,
Каменья сверкают переливаются.

Стоит удалец перед этой красой,
Никак не решается тронуть рукой.
«Ну что же ты? - провожатый смеется.
Бери скорее. Власть смелым дается!»

Казак очнулся, на шаг подступил,
Хотел было взять, да не достало сил.
«Тут надо, –  стал снова старик говорить,-
Оставить выкуп. Что-нибудь положить».

Нет у казака ни серебра, ни злата,
Одна лишь сабля дамасского булата.
И снова чуть слышный глас старика:
«А образок, что мать тебе дала?»

Будто во сне Петр образ берет,
Целует Лик, и на камень кладет.
Кольчугу блистающую одевает,
Шеломом пылающим главу венчает.

В темной пещере богатырь молодой,
Горит, словно месяц ночною порой.
Могучая сила в плечах играет,
А сердце в груди будто в лёд вмерзает.

Взялся Петр шлем волшебный снять,
Да крепко тот сел - не оторвать.
Всей силы могучей его не хватает,
Пот льется кровавый, глаза застилает.

По левую руку смех громкий раздался:
«За дело пустое ты, молодец, взялся.
Кто принял эту силу, ее уж не бросит,
Надев раз доспех этот, до гроба уж носят».

Сказал и птицей обернулся черной,
Со смехом вылетел, тенью темной.
Встал тогда Петр пред образом светлым,
Матерью данным, да им отвергнутым.

До земли казак поклонился низко,
И так молился перед Ликом чистым:
«Предал, Боже, Твою волю святую,
Принял, как свою, волю вражью, злую.

Прими же молитву мою покаянную,
Ныне в руке Твоей душа окаянная.
Верую, Господи, Ты, меня не оставишь,
Раба Твоего грешного к жизни восставишь».

Так день за днем бегут, в годы слагаются,
Молитва святая, не прерывается.
Петр на камне стоит - Богу молится,
Слезы капают с лица – камень точится.

Средь леса дремучего гора Змеиная,
Ведет дорожка к ней: узкая да длинная.
У пещеры темной дикий зверь лишь бегает,
А когда выйдет Петр - один Бог ведает.



"Ерошкины дорожки".