Смерть от чашки чая

Если бы город меня отпустил, Я бы уехал и не вернулся.
Перечеркнул бы всё, что здесь получил.
И ни капли бы не содрогнулся.

Колени разбил бы асфальтом;
В иссечении диком совокупляясь со смертью,
Я душу бы отдал чертям, лишь бы не знать себя.

Что мне вашего счастья, что до улыбок и чванства.
Мне не понять, как в лицо можно врать и с себя не смеяться.
И да, извиняться за глагольную рифму не принято, так нужно.
Это то, что грело мне душу - теперь вылезает наружу.

Меня словно привязали к машине и тащат по мокрой, сырой от дождя земле.
Как будто под поезд бросили и связали руки извне.
За спиной куча ошибок и прошлое уже не держат, как якорь.
Я ненавижу любого хорошего, кто мог бы тебя лапать.

Но не доживёт смерть до моих слёз, не увидит улыбки мир.
Так написано подле сердца, так написано у меня внутри.
Я отныне второй Оливер Кромвель, вам бы молча сидеть, друзья.
Убиваются тысячи жителей, что живут на планете Земля.

Моих рук окровавленных не смущает экзальтический взор,
Пусть я картёжник и пьяница, а ещё в душе своей вор,
Путь прокладывая вашими душами, я иду прорываясь в упор.
Пусть стреляют в меня безнаказанно, всё равно игра в один створ.

Я истерзан вашей любовью, милая.
Я измучен до дрожжи в костях.
Если город меня отпустит, я тот час же уеду туда, где
Не смогу до конца засыпать.

Как не видел я?
Как не знал-то?
Как мог быть настолько я слеп?
От чего же я недостоин, быть на каплю да лучше, чем все!?

И погибая вновь с остывшего чая кружки,
Я узором морозным распишусь на окне.
Ничего никогда не бойся.
Всё что внутри - сирень.