Бедный, бедный Бова Королевич

Бедный, бедный Бова Королевич, –
Свадьба-то твоя не удалась:
Ты клеймом «рабочича»* отмечен,
И для князя Рогвольда не князь.

Уж затеял старый Рогвольд кашу.
Заварил и сам тому не рад –
«Коли снять сапог - так брату старшему,
Не по сердцу нам молодший брат…»

Всем хорош ты, Бова Королевич.
В Датском море с честью походил,
Одарил вниманьем многих женщин,
Восхитил «мешком удачи» мир.

Дядя твой собрал в походах дани,
Чтобы терем славою гремел,
И в былинах сказывали складно
Сколь богат и грозен твой удел.

Чтобы жил и был ты полной чашей,
Да потомков к радости плодил…
Но привечен девой братец старший,
Младший Святославович* не мил...

Уж не князь ли Рогвольд постарался?
Нашептал ли дочери о том,
Что еще не выспорили царство
У Свенельда Хитрого* мечом?

Что покуда в Киеве далеком
Ярополк при регенте сидит,
Затаиться надо, выждать сроки,
А затем побитого добить?

Бедный-бедный, Бова Королевич, –
У костров походных кутерьма,
Всяк кричит, что в Полоцке измена,
Что воздать бы сватушке сполна:

«Он порушил слово гостевое.
Принимал подарок дорогой,
Звал за стол, веселый пир устроил,
Да шептался за твоей спиной!»

«Хлеб да соль… С дружиной на Почайну*… 
Породниться не мешает нам…»
А потом прелестное посланье
Ярополку тайно передал.

Бедный, бедный Бова Королевич.
Жар отмщенья не залить вином.
Помнишь, как тебя терзали речи:
«Не свобода в имени твоем?

Ты рабочич – сын, и внук, и правнук!
Дядька твой из закупов, и мать.
Род твой перед миром не оправдан.
Даже имя горько называть!»

«Я рабочич?! Мать моя -  княгиня!
А отец и конунг, и каган!
Княжич я, зовут меня – Владимир!
Я еще…» - и слезы по щекам.

А в ответ насмешки старших братьев,
Да за печкой челяди смешки:
«Доброю была Малуша* бранкой -
Как сумела князю услужить!»

Но, заслышав грузный шаг Добрыни*,
Замолкали гридень и холоп,
Да подальше ноги уносили,
Знали этот «шуток» не поймет.

Ночью, на конюшем сеновале,
Брал Добрыня княжича к себе.
И слетали с уст его сказанья
О любви, о долге и войне.            

Знаешь, как в Болгарии Дунайской
Твой прапрадед, гордый Михаил*,
Бросил вызов греческому царству
И дошел с дружиной до Афин.

Греки славно бились, но болгары
Не страшились древних крепостей.
И во все края летела слава
В перезвоне сабель и мечей.

Сотни врат расшатаны пороком,
Тьмы врагов поверженных в полях,
Но в дымах пожарищ небосводы,
А за войском тенью глад да страх.

Долго думу думал царь о мире:
«Гоже ли на свет плодить сирот?
Не затем хожу в высоком чине,
Чтоб войной неволить свой народ.

Для клинков ли создано железо?
Так ведь и прервется жизни нить…»
И велел гонцов отправить с вестью:
«Предлагаю в ножны меч вложить!

Мир худой любой войны милее.
Свадьбой наши распри прекратим.
Коли мы детей своих поженим –
На Балканах воцарится мир!

Преломим хлеба и сдержим слово,
Да не будет византиец глух,
Внучка у меня, ваш царь – ребенок.
Пусть в согласье чада подрастут!

Прекратим кровавую потеху.
Торговать – не саблями махать.
Быть союзу нашему навеки!
Чтобы разом и за стол, и в рать!»

«Мир – так мир!»  - засобирались сваты.
По рукам ударили. И вот,
В пышных бармах юный император
К алтарю болгаринку ведет.

При большом собрании народа
Ритуальный кубок пригубил,
И невесте венценосной подал: 
«Пьем за то, чтоб воцарился мир!»

И светилось солнце над Царьградом*,
И прекрасней не было весны,
И в толпе восторженно шептались:
«Эти дети радость принесли!»

Но не все желали миру счастья...
Император – по годам не царь.
И регина Зоя дышит часто:
«Я на свадьбе, а в глазах печаль!

А ведь я, мой сын, Карвонопсида*!»
- Отчего же мать моя в слезах?
- Коль твоя невеста не крестилась –
Ей венчаться с цезарем нельзя.

Сын мой – всех земных царей наследник,
Басилевс*! Порфирородство в нем!
Окрестить бы надо нам невесту,
Чтобы брак был небом освящен!»

Коль такой обычай в Византии –
Отступить ли вздумают послы?
В том же храме службу отслужили.
И Еленой* деву нарекли.

Бедный, бедный Бова Королевич,
Знаешь ли, о ком я речь веду?
Догорели праздничные свечи –
Догорели свечи на беду.

Не жену, но все еще невесту,
Отвели в высокий Палатин*,
Окружили негою да лестью,
Закружили славой именин:

«Быть Еленой – быть во всем Прекрасной:
Побуждать на подвиги мужей,
Выходить на люди как на праздник,
Что ни вечер – быть звездой очей!

Принимать вниманье благородных,
Снисходить к восторгам из толпы.
Говорить и думать несвободно 
(Короли на ложь обречены)».

- Жить в обмане? - Так у них, в Царьграде…
Был я среди шумных площадей,
Пил хмельной напиток виноградный,
Видел жизнь, но… не земли моей.

Все у них не так. Зима без снега.
Кваса нет. Жилища холодны.
На ночь малых чад страшат Олегом*.
Деньги принимают за вины.

- На Руси обидой не торгуют –
Чтобы кровь за меру серебра?!
- Что тут скажешь… Все погрязли всуе.
Потому, что ложь не знает дна.

Обвести, обмерять, обмишурить
Хоть в таверне, хоть у алтаря...
Но, да не суди - судим не будешь, 
Так, племянник, старцы говорят.

Не со свадьбы, но с веселой вестью
Михаил посольство поджидал.
Верил, все случится честь по чести -
Добротой украсится земля.

Год-другой – забудутся обиды,
Снимут дерн с запущенных полей.
Вознесутся храмы к божьей сини,
Шрам сражений вылечит елей. 

Города восстанут из руины.
Летописцы перья обмакнут,
И напишут: «Лето было мирным.
И воздал Господь за честный труд».

И тогда, в порыве светлой мысли
Мудрый царь надумал отдохнуть,
Почитать философов речистых,
К монастырской братии примкнуть.

Осознать великие свершенья
Цезарей давно прошедших дней,
Божий свет узреть из темной кельи.
А еще – проверить сыновей. 

Грозен был прапрадед твой в сраженьях,
Но о созиданьях помышлял.
И желал, чтоб путь избрали светлый 
Рода Пресианова князья.   

Старшему – Владимиру Расате
Уготовлен отчий был престол,
А в духовном звании при брате 
Оставался меньший – Симеон.

Думалось великому владыке:
«Старший опояшится мечом,
Станет он Болгарии защитой,
Ведь недаром славой окрылен.

Сколько раз водил в поход дружины,
Ни клинков, ни стрел не хоронясь.
Разве кто в бою его осилит?
Правда, он несдержан и горяч...

Но, зато у младшего терпенье,
К книжности открытая душа.
Этот брата мудростью поддержит –
Дескать, торопись, да не спеша.

Помыслы… Великие мечтанья…
Царь ушел в нагорный монастырь.
В тот же год отправился за данью
Утвержденный на престоле сын.

Где, куда он ездил – знать бы? Знать бы…
Но, когда вернулся в град Плесков –
Культ кровавый жертвою восславил.
И в державе начался раскол.

Брат на брата, грек на славянина,
Князь на князя, сокол на орла…
Сколько вдов над бранью голосило!
Сколько крови приняла земля!

Коль в бою сородичи схлестнулись –
Ни водой, ни колом не разнять,
Не уладят ни попы, ни судьи,   
А всему виной – безумный князь...

Долетели стоны и обиды
До подгорных иноческих стен.
Вышел царь, усобицу увидел,
И вернулся в горький свой удел.

Скоро государь собрал дружину:
«Кто роздору этому не рад?
Кто со мной? Кто верен Михаилу?
Выходи с мечами в первый ряд!»

Весть о том, что рать ведет родитель,
Князь Владимир встретил сгоряча –
Многие лежать остались в жите
На кормленье лис да воронья.

В царском войске кто-то да остался,
А в дружине сына – никого…
Только стон в долине растекался,
Да кровавил скорбью небосвод.

Выжившие слышали проклятья.
И вскипала праведная злость:
«Сколько полегло на поле братьев!
Сколько жизней славных пресеклось!..»

После сечи найден был Владимир.
Привели его на царский суд.
И дышал он тяжко непрерывно,
И хрипела раненная грудь.

И измятый бронник колыхался,
Да запястья резали ремни,
Ведь стекались люди не на праздник,
А вождя за кривду осудить.

Знал, что не пожалуют. И верно, -   
Гневно вопрошал болгарский сход:
Почему от христианской веры
Он желал отворотить народ?

Тайно - явно, кто давал наказы?
Для кого кумиров возродил?
Почему забыл о долге князя,
И в кровавой распре первым был?

Что тут скажешь? Громкие обиды
Прадед твой молчаньем принимал.
Гордым был. А желваки ходили:
Не во всем, и все-таки не прав… 

К вечеру, когда тепло земное
Жертвует себя в закатный жар,
Царь-отец возвысился над сходом
И десницу грозную поднял: 

«Быть беде, коль пастор неразумный
Не об овнах думает в лугах…
Нерадивость князя войско губит
И державу обращает в прах.

Для того ли племя Аспаруха
На Дунае ставило мосты,
Чтобы ты проникся злобным духом
И затеял всех нас извести?

Для того ли Крум громил аваров
И из ханской чаши славу пил,
Что бы смута черная настала
И наследный сын ее явил?

Для того ли я велел кумиров
Сбросить с капищ и предать огню,
Что б они, поднявшись с новой силой,
Стали жертву требовать свою?

Для того ли царь, смирив гордыню,
К постригу готовился весь год,
И печать свою доверил сыну,
Чтоб он примучил свой народ?

Зрил ли ты грядущие напасти?
Как быльем покроется земля,
Как придут соседи рвать на части
То, что собиралось до тебя?

Слеп ты был. Не думал о грядущем,
Убегал от княжеских забот.
Позабыл, что быть державным мужем -
Думы думать, видеть наперед.

Не вертеться с сабелькой веселой
В трепете восторженных знамен,
Но следить за возвышеньем дома
И за тем, как строят этот дом!

Обвинений сказано довольно!
Свет надежды ты не увидал.
Коли был в делах державных темным –
Оставайся темным навсегда!»    

Бедный-бедный, Бова Королевич…
Месть свершили там же… до утра...
Накалили каты медный стержень,
Навалились, крик и... темнота.

«Очки, очки мои» - прадед плакал,
Да усы соленые терзал,
И не видел как кровавой каплей
Запеклась последняя слеза...

Не кричали бирючи о казни.
Царь-отец был все-таки отцом.
Потому, развенчанного князя
Повелел он выслать в град Плесков.

На прощанье молвил только слово.
Прошептал негромкое «прости»,
Диадему отдал Симеону,
И ушел навечно в монастырь.

Бедный-бедный, Бова Королевич –
Прадед твой и дочке подкузьмил.
Сказывали мне, как в тот же вечер
Закатали в Цареграде пир.

А наутро регентша-царица
Кликнула болгаринку в покой:
«Загостилась, девица, в столице,
Не пора ли, милая, домой?

Ты еще мечтаешь о венчанье?
В отчий край сердечко не зовет?
От отца вестей не получала?»-
А в очах сияло торжество.

На Босфоре кривда миром правит:
Честь – не пахнет, во спасенье – ложь,
Кто не обмишурит – тот обманет,
Не обманет – так подкинет нож.   

Хороша придворная наука:
Стены видят, слышат и молчат,
Каждый угол хитростью опутан,
В каждом кубке смертоносный яд.

«Ну, так я скажу тебе, Елена,
Ты меня, как женщина поймешь,
Ты ведь будешь матерью, примерной,
И коль надо, за дитя солжешь.

Знала я, что сын мой венценосный
Благородством высшим наделен.
А с тобой, дитя, не все так просто,
Не с тобой, со всем твоим родством.

Твой отец «потешился на славу»
И лишился всех наследных прав,
А кровавой жертвою Триглаву
Наш союз и дружбу разорвал.

Я, как мать, на сердце полагаюсь –
Сердце никогда не подведет,
Не бывать ни свадьбе, ни венчанью,
И вообще не будет ничего!

Помнишь ли, как в храме всенародно
Ты крещенье приняла, дитя?
Как мой сын, наш царь Багрянородный,
Проводил тебя до алтаря?»

- Помню. «Помнишь - Зоя ухмыльнулась
И ладонь потерла о ладонь -
Если помнишь, это даже к лучшему.
Ну, так вспомни, девочка, закон.

Крестному отцу, а император,
Оказал тебе такую честь!
Даже если он и не женатый,
Грех смертельный с крестницей возлечь!

Да, подлог, но ты поймешь царицу!
Честь багрянородных высока -
Чтобы басилевс и опустился
К дочери заблудшего князька?!

Будь же благодарна за науку,
Мы уже не свидимся с тобой» -
Вымыла в злаченой чаше руки.
И на том закончила прием. 

Бедный-бедный, Бова Королевич,
Так из Цареграда в град Плесков
Ехала обманутой Елена,
А толпа смеялась над «снохой».

Черный люд не может без забавы:
Возносить да грязью поливать,
Да бросаться подлыми словами,
Да дрекольем в спину помахать.

Нынче ты за хлеб и соль любимый,
Завтра за похмельное бранят,
Понимать готовы только силу,
Щедрость принимают да хулят.   

Пререкаться с ними – много чести.
В воровском измятом зипуне
Власть толпы гуляет по предместьям,
Каждый час ночной навеселе.

Хоронится в темных переулках,
Коли сила ей не по зубам,
Да прощает выбитые зубы   
Тем, кто упреждает: «Аз воздам!»

Дядя Симеон клинок не поднял –
Войско поредело у болгар.
И жила Елена в славе темной
При отце без чести и без прав.

И хотя наказан был за дело
Князь Владимир, Михаила сын,
Возмущенье девичье кипело,
А душа терзалась от обид.

Видела она, как узник бедный
За грехопадение страдал,
Натыкался на углы и стены
И к погибшим воинам взывал.

Слышала, как челядь воровала,
И шепталась, даже не таясь:
«Вот ведь, по заслугам и награда!
Высоко взлетел, да носом в грязь!»

Бедный, бедный Бова Королевич.
Много-много лет и зим прошло.
Полюбилась Киеву Елена,
И назвала Ольгой Русь ее.

Имя-то, певучее какое!
Алым маком в житные поля,
Утренним румянцем да росою,
Да веселой трелью соловья!

- Бабка Ольга?! – Ольга. Стольный город
Пир горой на свадьбе закатил.
Разливался по Подолу солод -
Щедрой чашей всякого дарил.

Дух мясной стоял в Детинце густо,
Братина ходила по столам:
«Чтоб летели в княжий терем бусы*,
Чтоб рождались только сыновья!

Чтобы щедрый колос рос под солнцем!
Чтоб цвела весной земная твердь!
Чтобы род великий не пресекся,
Чтобы славе Игоря звенеть!»   

- Верно ли, хронисты написали,
Что она жестокою была,
И отмстила за грехи древлянам,
Закопав живьем среди двора?

Что сама при малолетнем сыне
Киевскую рать вела в поход,
А в лесах изгои голосили:
«Хоронитесь, Ольга к нам идет»? 

Правду ли поведал летописец
Как она порушила закон,
И, собрав с восставших дани птичьи,
Искоростень град взяла огнем?

- Бедный-бедный, Бова Королевич, -
Ум пытливый княжичу под стать.
Дядьке или книжникам поверишь?
Мне ли ту историю не знать...

В пору неудачливых походов
Игоря* не слушалась земля.
И шептались в спину воеводы:
«Старый князь удачу растерял.

Молодого надо звать... И верно.
Разве Свенельд Хитрый нехорош?
Из Шемахи скарб привез примерный,
С Игорем такого не возьмешь.

Паволоки что ни день меняет,
В самоцветах пояс дорогой.
С этим под Царьградом станем станом,
И к вратам, как прежде, щит прибьем!

Игорь растерял былую славу.
Засиделся он, не ровен час…
С ним теперь не выходы, не дани,
Только и того, что с виду князь.   

Не Олег, не Рюрик... Что не лето –
Понт Эвксинский* лодии порвет,
То торговый люд обидят греки,
То в полях с хлебами недород…

При таком вожде – одни растраты.
Хоть бы на древлян когда сходил.
Тамошний народ живет богато,
А ведь дань давненько не платил».

«На древлян? В полюдье? Это дело!
Мал Нескиныч белок* задолжал» -
На своих нашлась у князя смелость,
Вот ведь как бывает иногда.

Шел в поход с полками да возами,
Весел был, задирист да удал.
До зернины клети выбирали –
У кого ж не взять, как у древлян?

Мужики находников прощали:
«Коль они хозяева – плати,
Что б им всем от непомерной дани!»
Да вослед чесали кулаки.

Князь того не видел. В беззаконьи
Похвалялся превосходством сил:
На кормленье забивал корову,
Девок портил, смердам правь творил.

Жаден был до соболя и меда,
Войско-то ходило по пятам.
Коли ты с мечом – кому угодно
Объяснишь кто прав, а кто без прав.

Наконец домой засобирался,
Да не усмирил гордыни прыть,
Дескать, я еще не нагулялся, 
И еще желаю походить!

В этот раз древляне не стерпели,
Кликнули сородичей на круг:
«По второму? Слыхано ли дело?
Лыко с липы дважды не дерут!»

Час – другой галдело возмущенье:
«Не позволим обирать народ»,
Отрядили выборных старейшин:
«Он де князь, услышит и поймет».

Не услышал… Злой, с похмелья, что ли,
Вышел из походного шатра:
«Овцы на поклон явились волку?
Ну, так что же скажет мне овца?»

Старики ответствовали князю:
«Беззаконник огнищам – немил,
Разве за оброком ходят часто?
Ты свое с лихвою получил.

Коли овцы мы – радей о стаде,
А иначе вымрет твой народ.
Кто тогда кормить дружину станет?
Кто в походы за тобой пойдет?»

Не пришлись слова по нраву князю,
Разъярился, распахнул кожух:
«Что-то овцы смелости набрались.
Ну, так, вот что я в ответ скажу.

Будет только так как мне угодно.
Я - и Явь, и Правь, и Навь, и Свод.
Захочу – всех выведу под корень,
Захочу – оставлю на развод.

Все мое! Над всяким власть имею!
Мне ли в ваше блеянье вникать?» -
Повелел прогнать нарочных в шею
И пошел хмельное допевать.

В рваных свитках да в обидах ссадин,
Да в стенаньях, горше не сыскать,
Старики явились князю Малу
И велели вече собирать:

«Овцы мы, а Игорь – волк матерый.
Так вот и назвался сам собой.
А коль злобный тать залезет в овин –
Всех овец зарежет до одной…

Что же, будем блеять под зубами:
«От чего судьба на долю зла»,
Иль собьемся кучно, грозным стадом,
И решимся зверя затоптать?

Коли миром всем за правду встанем,
Малых чад и жен убережем.   
Ну, вопьется волк в кого клыками,
Так и мы пойдем к нему с ножом!»

Так вот, все древляне и решили.
А наутро взяли топоры
И предстали киевской дружине
В узком месте посреди тропы.

Князь опешил. В роще заповедной
Рухнули на землю дерева,
Разметали челядь и телеги,
Вышибли варягов из седла.

Воевод и ратников побили,
Игоря измяли до крови.
И за причиненные обиды
В Искоростень* к Малу привели.

Скоро суд вершился. Очень скоро…
Коли князь забыл, что значит власть,
Коли жил не правдой, а разбоем –
Быть ему наказанным тот час:

«За грабеж, порушенные жизни,
И за сорок сороков обид,    
Коли лыко дважды драть решился –
Две березы князю присудить!»

Тут же их к земле и притянули,
Татя приторочили к ветвям –
Кровь густая по небу хлестнула,
Воплем искорежила уста…

- Страшно… - Страшно. Вот ведь как случилось –
Плетью можно обух перебить.
На любой клинок найдется сила,
Из любой заплатки вырвут нить…

Власть должна и помнить и бояться:
Оплошаешь – вряд ли пощадят.
Не престолом меряются царства,
И верста без шага – не верста.

С малой верви строятся державы.
Безголовый князь – не господин.
Потерять мизинчик – больно длани.   
Так же и закон – для всех один.

Ольга… Вот ведь мудрая княгиня,
Княжий стол для сына сберегла.
И восставший город осадила,
Только голубями не пожгла.

Что ей проку в лютости пожаров?
Дымом не наполнится казна.
В Любеч* заточила князя Мала,
А детей с собою забрала.

И росли мы с матерью твоею
Десять лет при Ольге… Десять лет…
Видишь, я теперь конем владею,
А сперва жилось несладко мне.

Спал на сене, хлеба ел не часто,
Уж неправды киевской хлебнул:
И с ведром на кухне подряжался,
И скотину чистил во хлеву…

Но не мог забыть отцовский корень,
Я ведь из Нескинычских древлян.
И науку ратную освоил,
Вот ведь удивилась Ольга, сам.

Той поры сестра моя Малуша
Расцвела и юный Святослав
Присмотрелся к ключнице получше
И женою младшею назвал.

Бабка то твоя была не против*:
Мы ведь не безродные, князья. 
Свадьбой примиряются народы –
Если честь по чести, без вранья. 

Да и то сказать, что Мал Нескиныч,
Мой отец, твой разлюбезный дед,
Десять лет сидел в затворе сиднем
И уже не думал о борьбе.

Что ему военная кручина.
Ольга поняла без лишних слов
Возмущенья главную причину
И простила игореву кровь.    

Обещала Малу: «Для порядка
Искоростень* должен присягнуть,
Выдать князя мне и домочадцев,
Ну, а я смягчу державный суд.

Поелику, муж мой беззаконьем
Возмутил восстание древлян,
Я введу единые налоги
И межи расставлю на поля.   

За три года с малою дружиной
Русь объезжу вдоль и поперек,
Приучу к порядкам новым сына,
Чтоб каждый видел в правде прок!»

Не тогда ли мудрая княгиня
Обещалась породниться нам,
Не тогда ли подобрала имя
Для тебя, Владимир, для тебя…

Ведала она твои победы.
Многое свершится на земле:
Укротишь неистовое время,
Вознесешься в мире и войне.

Дай-ка срок. И грозные дружины
Поведешь в неистовый поход,
Там стреножишь своенравный Киев
И тебя полюбит твой народ.

Да и как в такого не влюбиться?
Знаю, ты приложишь много сил.
Обустроишь гордую столицу
Так, чтоб даже враг ее хвалил.

Укрепишь заставами границы,
Упредишь степных набегов страх –
В ножнах острый меч не залежится,
Войско не разнежится в пирах.   

Уж волхвы премудрые гадали –
Предрекали ратные дела.
Не всегда с хвалебными стихами,
Но и битым будешь не всегда.

Укротишь булгарина в Прикамье,
Но отхватишь Курину стрелу,
И таиться будешь бездыханным
Среди павших в белгородском рву.

С новой силой выйдешь в Дико Поле,
Не боясь каленого копья,
Усмиришь каганов беззаконных,
Возведешь большие города.

Будешь как жених завидный славен
И любому кесарю пригож.
И однажды разлюбезной ладой
Дочь царей ромейских назовешь*.

- Хватит ли у нас на это силы?
- Силы соберем в родной земле.
Полно, князь, коль звать тебя Владимир –
Будешь миром доблестно владеть!

Имя то тебе недаром дали –
Прадедову память обелишь.
Светлым князем Киеву предстанешь,
Темность нашу Словом озаришь.

Вознесешься в чести и богатстве,
Добрым будешь для господ и слуг,
И тебя за то, что жил не праздно,
Солнышком в народе назовут.

А когда серебряные нити
Прорастут в усах да бороде,
Будешь ты как Соломон Великим.
И, возможно, вспомнишь обо мне.

Улыбнешься горечи ребячьей,
Отмахнешься Полоцких обид,
Сыновьям дороги обозначишь,
Дочерей приданым наградишь.

И однажды, в роковое лето,
Принимая очищенья свет,
Скажешь:  «Бедный Бова Королевич –
Все прошел – и золото, и медь».

   
*Рогнеда - дочь полоцкого князя Рогвольда, первая жена великого киевского князя Владимира Красное Солнышко
*рабочич  - внук раба, потомственный невольник
*Святослав Киевский имел трех сыновей: Ярополка, Олега, Владимира, старшие погибли в ходе усобицы
*Свенельд Хитрый – киевский воевода из варягов, неоднократно пытался совершить государственный переворот и захватить власть в Киеве
*Почайна – приток Днепра, Древний Киев разрастался от р. Почайной
*Малуша – дочь древлянского князя Мала Нискиныча, младшая жена киевского князя Святослава Игоревича, мать великого князя Владимира Святославовича Кросно Солнышко
*Добрыня Нискиныч, былинный Добрыня Никитыч - сын древлянского князя Мала Нискиныча, дядя и наставник великого князя Владимира Святославовича Кросно Солнышко
*Михаил Борис – царь Болгарский, крестил Болгарию, при жизни изъявил желание передать власть сыновьям и принять постриг: удалившись в монастырь, Михаил Борис передал власть сыну Владимиру Расате, но когда тот начал преследование христианства, кратковременно вернулся к власти, низложил и ослепил Владимира и возвел на престол другого сына — царя Симеона I, до того готовившегося принять духовное звание и стать митрополитом Болгарии
*Зоя Карвонопсида – Зоя Огненноокая, византийская императрица, мать-регентша при императоре Константине Багрянородном
*Константин Багрянородный – византийский император, крестный отец великой киевской княгини Ольги, существует версия, что в пору юности он мог стать ее супругом, но из-за интриги матери – императрицы Зои принял участие в крещении болгарской невесты, из-за чего этот брак стал невозможным   
*басилевс – титул императора Византии
*Царьград – Константинополь, столица Восточной ромейской империи - Византии
*Елена – имя в крещении великой киевской княгини Ольги 
*Палатин – дворец и резиденция императоров Византии
*Олег Вещий – великий киевский князь, совершил два удачных похода на Царьград, в знак своей победы прибил щит к парадным вратам города
*бус – аист
*Игорь Старый – киевский князь, сын князя-конунга Рюрика, воспитанник Олега Вещего, к концу правления прославился частыми неудачами, в том числе незадачливым полюдьем на древлян в 945 голу, вызвавшим народное восстание, закончившееся убийством князя
*Понт Эвксинский – Русское, Черное море
*белка – меховая денежная единица на Руси
*править правь – бить налогоплательщика по ногам до тех пор, пока не расплатится
*Искоростень (г.Коростень) – столица Древлянского княжества
*Любеч (п. Любеч) – княжеский замок и тюрьма времен Киевской Руси
*около 956 г. киевский князь Святослав Игоревич женился на дочери князя Мала Древлянского Малуше и в качестве приданого взял в свой удел Древлянское княжество, до того княгиня Малуша состояла при княгине Ольге в качестве ключницы (придворная должность)
*в 987 г. великий киевский князь Владимир после удачного похода на г. Корсунь (Херсонес) женился на византийской царевне Анне, в тот же год он принял христианство, а в 988 году Крестил Русь – объявил христианство официальной религией государства