Дважды о розовых очках - сказки притчи

1. ЧАЙКА  И  КРАБ

                Быль.

Пахло окончанием лета, скорым отъездом и уже изрядно поднадоевшими за три недели отдыха водорослями и ракушками. Знакомая мне по тёмному пятнышку за ухом чайка важно разгуливалась по влажному песку. Игривая морская вода с лёгким шипением тут же смывала её чёткие крестики-следы и весело откатывала назад по усеянному галькой песку. Искать чайке было, явно, нечего. Курортники уже не селились, а местные вряд ли придут на берег, чтобы  позавтракать  или  пообедать.
И вдруг она увидела Его! Да-да именно его, похожего на красивый морской камушек или на редкий цветок из ботанического сада! Он стоял на валуне, как мраморное изваяние: одна клешня была поднята вверх, будто он, заслоняясь ею от солнца, смотрел  вдаль.
– Какой романтик! – подумала чайка, – задумчивый, спокойный. Сколько в нём скрытой энергии и силы. Не краб, а морской волк!
        Чайка подошла ближе. Краб не тронулся с места.
– И какой – смелый! – восторженно всплеснула она крыльями. – Извините... Что вы там увидели? – вежливо обратилась к нему она.
         Краб, наконец, пошевелился и слегка потёр брюшко клешнями. Он любил сытно поесть, а, поев, сладко подремать, греясь на солнышке.               
– Кхе… – включился он в разговор, всё ещё не открывая глаз.
– Вы любите море? – уже настойчивее спросила чайка.
– Конечно же, да! – краб, наконец, приоткрыл глаза и, увидев чайку так близко от себя, от неожиданности подпрыгнул.
– Ах, я ему понравилась! Его словно током ударило! Это любовь, любовь с первого взгляда... – порозовела сквозь перья чайка – Вы тоже мне – очень, очень… Вы такой, такой…   
        Она развела крылья в стороны, а потом округлила их перед собой, вычертив в воздухе подобие сердца.
– А она – ничего! – Усмехнулся краб. – Его уже  сто  лет никто не хвалил. – Такая беленькая, мягонькая! И видно – не дура, совсем не дура... – Он картинно отставил в сторону левые лапки, слегка присев на правых.
– Да он ещё и танцует! – заволновалась чайка. – Я тоже люблю танцевать, особенно на восходе солнца, когда всё будто радуется, и во всём – своя, необъяснимая музыка! – скороговоркой залепетала она.
– Согласен, – поддакнул краб, – сколько, однако, у нас общего?!
            К вечеру они уже были друзьями, а к утру – неразлучной влюблённой парочкой с покрасневшими от бессонной ночи глазами. Они говорили и говорили, кружа на месте. Так кружат возле того, что очень и очень привлекает, и именно поэтому к нему столь боязно подойти! А вдруг не то скажешь, не то сделаешь, и прощай только что встреченное долгожданное чудо!
             Краб пересох на суше и сделался серым и невзрачным как земля. Чайка изрядно пообтрепалась на ветру, перемазалась  в  прибрежном  мазуте  и  проголодалась. Но  любовь есть любовь! Уж если захватит, то целиком и сразу. И вот, крабу уже, как сама жизнь, понадобилась вода! Да и чайка, как оказалось, совершенно не могла без своего высокого неба. Вконец обессилев, они, буквально, вцепившись друг в друга, попытались каждый увлечь любимого в свою родную стихию! Наверное, чайка оказалась сильнее, она резко взмахнула крыльями, и – о, ужас, у краба оторвалась его красивая чувственная клешня! Если бы знать, что такое случится, чайка была бы осторожнее. Но, что сделано, то сделано. Не все истории счастливо заканчиваются, но все, или почти все, чему-то учат! Где-то я читала, что клешни у крабов быстро отрастают, делаясь намного больше и сильнее! Наверное, так и душа человеческая  становится  глубже и  милосерднее от перенесённых ею страданий. Но, как быть с разбитыми «розовыми очками»? И от больших чайкиных, и от маленьких крабьих – на гальке остались лишь мелкие невзрачные стёклышки, к которым уже с шипением подкатывала очередная волна. Интересно, «розовые очки» тоже отрастают? Или их теряют навсегда?..


2. СТРЕКОЗА  И  КРОТЫ
               
               К вопросу об интеллигенции...

Жила-была стрекоза. Порхала она над весенним лугом, как лёгкий вертолётик, и не переставала удивляться:
– Ах, какой цветок! Ах, какая росинка! Ах, ах…
Больше всего она любила солнце:
– Какой восхитительный огненный шар, как от него тепло и радостно!
Но смотреть на солнце долго нельзя, и у стрекозы начали болеть глаза. Она видела всё хуже и хуже... И, наконец, ей пришлось надеть светозащитные розовые очки с толстыми линзами. Так как во время полёта очки могли упасть и разбиться, стрекоза носила их на резинке, а в кармане держала вторую пару, про запас, аккуратно застёгивая карман на молнию.
          Однажды, изрядно притомившись от полуденной жары, она присела на холм свежеразрытой земли:
– Не мешало бы вздремнуть…
Но не успела она зевнуть, как что-то зашуршало, посыпалось, и совсем рядом детский голос пропищал:
– Хочу солнце! Хочу солнце! Хочу...
Стрекоза вздрогнула от неожиданности.
– Пусти меня, пусти! – вопил маленький кротёнок, выбираясь из норы. – Хочу цветы, хочу птиц, хочу кузнечиков... Всё хочу!
– Глупый… – послышался голос мамы кротихи. – Ты всё равно ничего не увидишь. Ведь мы, кроты, слепнем от солнца!
– А я увижу, увижу! Я – маленький, я привыкну!
– Пока привыкнешь, тебя лисы да собаки заедят, лоси затопчут, или ты нечаянно упадёшь в воду и утонешь! – запричитала кротиха и крепко ухватила сына за хвостик.

– Не огорчайся, малыш,  – сама, не зная почему, включилась в разговор стрекоза, – я одолжу тебе свои чудесные очки! Нельзя прожить жизнь и не увидеть Солнце! Ведь оно так прекрасно...               
Кротёнок с радостью нацепил очки стрекозы.
– Что ты наделала! – задохнулась от возмущения кротиха. – Разве можно отпускать в такое опасное путешествие малыша одного! Сразу видно, что у тебя нет своих детей!
Ужасно смутившись собственной бестактности, стрекоза достала из кармана запасные очки и отдала их кротихе, почувствовав себя совершенно слепой, она  сначала испугалась, но, закрыв глаза, успокоилась и удовлетворённо улыбнулась.
– Скорей, скорей! – кричал сын.
– Не так быстро! Я за тобой не успеваю, – умоляла его мать.
– Даже спасибо не сказали... – удивилась стрекоза.
Проходили то ли часы, то ли дни... Окончательно замёрзнув, она на ощупь забралась в нору кротов.
Под землёй что-то ухало и перемещалось, капало и журчало или проползало мимо, задевая её скользким мокрым боком.
– Мне сейчас холодно и страшно, но я сделала доброе дело – старалась успокоить себя стрекоза. Но почему-то ей хотелось плакать. – А вдруг кроты вообще никогда не вернутся? Ведь там, на лугу, так чудесно! От удовольствия они могут вовсе забыть обо мне, или, ещё хуже, – заблудятся и не найдут обратной дороги...
В конце концов, бедная стрекоза так устала от темноты, голода и тоски, что в первый раз в жизни ей захотелось умереть. Она легла на спину и сложила лапки на груди.
Но тут земля с краёв норы обрушилась, почти засыпав несчастную. Запахло луговыми цветами, потянуло ветерком с реки. Это возвращались кроты.
– Какой ужас – этот наземный мир! Как там опасно, шумно и жарко. Я вспотела в этой шубе и исколола все ступни, – ворчала мать-кротиха.
– А я есть хочу, и спать, – хныкал кротёнок.
Проходя мимо стрекозы, они чуть не наступили на неё.    
– Где-то здесь сидела эта глупая стрекоза... Было бы тебе  чем перекусить! – вслух подумала кротиха.
– Наконец-то мы дома! – радовался кротёнок. – Как сыро и темно! Как вкусно пахнет кореньями и личинками!
– Дома-то – оно завсегда лучше! – заворковала успокоенная мать. Они сбросили стрекозиные очки, старательно протёрли после них свои кротовьи глазки и с сопением удалились.
Когда топот кротов затих, стрекоза долго шарила вокруг, пока не нашла и не надела свои замечательные розовые очки. Запасную пару кроты, к сожалению, раздавили своими тяжёлыми лапами.
– Уф… – наконец, вымолвила она и на локтях выбралась наружу.
Мир был, как всегда, прекрасен и удивителен. Травы клонились под тяжестью алмазных росинок. Прозрачный лёгкий туман вуалью стелился над рекой. Где-то куковала кукушка. А над дремлющим лесом величественно поднималось ещё малиновое ото сна солнце.
– Ну, конечно же, это был только сон, тяжёлый послеобеденный сон, – протёрла свои очки стрекоза. – Приснится же такое... Бррр… Этого не было. Не было, потому, что просто не могло быть!
И, затрепетав подсохшими крылышками, она полетела прямо к солнцу, широко распахнув ему навстречу ликующие влюблённые глаза.