На кухне

***   
Воплощаюсь в роль жены,
Матери, свекрови, тещи.
В зелень листьев кружевных
И в иное, что попроще:

В едока и пассажира,
В дочку, сына и вдову,
В фотографию кумира
И во всё, во что смогу.

Во влюбленного сатира,
В памперс внука, в соль борща,
В снежный блеск вершин Памира,
В старый хлястик от плаща.

В колокольчик из Парижа,
 В котелок из-под ухи,
В то, что мне родней и ближе:
В строчки, рифмы и стихи.

***
Гороскопы – правдивый обман.
Я – овен, но совсем не овца.
Я - скорее упрямый баран,
Атакующий  злые сердца.

***
Нет зрелища печальнее барана,
Когда комком тугим  с отмашки,
Он бьет в открытые ворота…
Бывает, что ж?… Прости, дурашка!

Какой ты, право, неизменный!
Ты всех ужасно огорчил:
Шашлык предвиделся отменный,
Но ты и тут переперчил!

***
Ой, стрелец, стрелец!
Застрели меня…



***
Баран хотел теленком стать:
Неблагодарная работа!
Нет!  Невозможно перестать
Глазеть  на новые ворота.

Того, кто смел  их  здесь  воткнуть,
В бараний рог не смочь согнуть?!




***
Ах, как бы жили мы без Сатаны,
Для блага нашего заране сотворённом?
Бродили бы средь вечной тишины
В миру -  ни пострадавшем, ни спасённом.


***         
Подруге - "Доктору Пилюлькину»

Милая, лечи меня, лечи
Светлым взглядом, добротой, участьем
В снах тревожных приходи в ночи,
Заслоняй ладонью от несчастья.

Милая, лечи меня, лечи…
Кротостью своей и красотой.
Пирогами жаркими в печи
И благословенной добротой.

Души отогрев у теплой дверцы,
О чужих печалях помолчи,
Благодатью собственного сердца,
Милая, лечи меня, лечи.


***
Ты послан мне, учитель мой…
Благодарю тебя за это.
За дом холодный и пустой
За ожиданье без ответа.
За то, что мы с тобой – чужие.
Я – лишь гусиное перо,
В перста вложенное иные,
Чтоб в немощи творить добро.






*** Страшный суд

В шкуру ближнего отправится душа.
Вновь родишься, но совсем иным.
Вроде тем же воздухом дыша,
Втянешь запах не своей войны.

Сердце ближнего – чужое -  как своё.
А в груди совсем иная боль
Как-то странно  плачет и зовёт,
На зубах скрипит другая соль.

Голос незнакомо тронет связки,
Нервных узелков  ожёг инакий.
И ко лбу присохшие повязки,
И глаза влюбленные собаки.

***
   Христианское учение иногда весьма сурово и страшно, что делать! Но раз безбоязненно и безусловно принятое…, оно дает такие мощные опоры, такие удивительные утешения (косвенно – иногда и для бедного, многострадального самолюбия нашего), каких никакая другая философия дать не может.

   Христианство личное есть, прежде всего, трансцендентный (не земной, загробный) эгоизм. Альтруизм же сам собою  «приложится».
                (К. Леонтьев)
 

***

В позолоченную ложку
Кто-то бросил два горошка
И старается, бедняжка,
                их на ложке удержать.
Очень хочется горошкам
По неведомой дорожке,
Встав на тоненькие ножки,
                поскорее убежать.


***
Поменяю шило на обмылок:
Запашистый,  розовый,  хмельной!
На чужой ухоженный затылок –
Запах кожи теплой и родной.
Выменяю совесть на успехи,
Счастье на амбарные замки,
Верность на чугунные доспехи
Под зевак недружные хлопки.

***
Пусть очки запотеют от нежности
Драгоценным  богемским  стеклом.
Я смирюсь, замерев, с неизбежностью,
Притаившись, как вор за углом.
         
***
Ой, ой, ой! Да заберите!
Прямо с самого утра
Улыбайтесь и хвалите,
А слегка пересолите -
Право, тоже не беда!


      
             ***
Ежовая дымится, как Везувий:
 - Ба! Это уж не Вовка ль с молодухой!
 - Татарин, глянь, угрюмей и угрюмей.
 - А та красивше, чем его старуха!
- Видать принял чего покрепче кваса….
(От любопытства даже жилы напряглись...)
«Но-о, мёртвые! – счастливец крикнул басом
И лыжи весело под гору, понеслись!

Не мудрено, что как-то по утру,
Он молодецки крикнет смерти: «Тпру-у!»

***
Мы много мыльных опер перевидели:
Любовей скорбь, разводов обаяние…
Руководить семьёй, конечно, лучше издали:
Большое видится на расстоянии.

***
Если б гусеницы брюшко
Не царапал тротуар,
Если б слезы на подушке
Не прозренья высший дар,
Если б куколкой безвольной
Не застыть, не замереть,
Если б бабочкой сквозь боли
 В синий воздух не взлететь,
То зачем же этот воздух,
Тротуаров суета
В параллельных рельсах линий
И, в слезах, подушка та?


***75

                свекрови


Недалеко от столицы
На Российской стороне
Домик маленький с теплицей
Ясно виден при Луне.

На рябину у забора
На старушку у окна
Светит весело и споро
Любопытная Луна.

Посидел капризный лучик
У буфета на боках
Стекла толстые помучил
На бабулиных очках.

Пробежал по всем морщинкам,
По натруженным рукам,
По серебряным сединкам,
И по книжным корешкам.

В изголовье у кровати
Задержался на чуток,
Тронул пуговицы платья,
Дернул шелковый платок.             

На комоде рас шалился -
Успокоился едва,
Но немножко пропылился
Пудрой "Красная Москва".

Осветил портрет Денискин,
Бант гороховый задел,
Таню с Настенькой потискал
И на кухню улетел.

Там в квашне и притомился,
И до завтра задремал,
Потому в пирог капустный
Он нечаянно попал.

Ешьте взрослые и дети
Коль бабуля дорога!
Каждый знает, что на свете
Нет вкуснее пирога!

В нем и домик и теплица
Рук любимых теплота,
Наши собственные лица
И обжорства икота.

И весенняя окрошка,
И припрятанный пузырь,
Залихватская гармошка,
Песня вверх и шутка вширь.

Все пятнадцать пятилеток
С нами вместе за столом.
И весенних нежных веток
Шелестенье за окном…


***
               
                Новоселье

Много лет живёт в народе
Слух о том, как строил дом
Наф – свинюшка по природе,
Но обученный ладом.

Он учёл ошибки  братца
Торопыги-простеца:
Надо ж было так стараться
Для кастрюльки холодца!

Это ж ясно идиоту,
И понятно дураку
Что напрасная работа
Строить дом из тюфяку.

Средний брат – того не лучше
Тонких веток приволок,
Навалил побольше кучу
И уселся пить чаёк.

Не беда бы и в соломе,
Да и в ветках был бы толк,
Кабы не жил них окроме
В том лесу голодный волк.

А коль так -  бери лопату
Яму рой под фундамент
Не смотря, что волк проклятый
Может  згрызть в любой момент.

Бог подаст – мабуть успеешь
Стены к крыше подвести.
И в конце концов сумеешь
До крылечка доползти.

Брякнет весело и звонко
Навесная щеколда:
Что б никто твоим потомком
Не  обедал никогда.
Этот тост за дом надёжный
Крепкий, тёплый и родной
Пусть все беды, что возможны
Обойдут вас стороной.
Если ж нет –пусть сдюжат стены
Пол с надёжным  потолком
И украсит неизменно
Стол кастрюлька  с холодцом!


***
Ах, ты Бибигон,  Бибигон!
Что ты лезешь со шпажонкой на рожон?
Что за взгляд и что за вид, и что за тон?
Образумься и тихонько выйди вон.

***
Светик  спит  –  она  устала.
Ну, и я мешать не стала.
Я уселась и сижу:
На грядущее гляжу.
У Дениски нынче гости:
Завтра Соньке будут кости.
Дискотека Настю ждёт…
Вова завтра не придёт.

***
Колокольный  звон Зеленой рощи
Проплывает песней колыбельной
Синева красу свою полощет
Над твоей  недетскою постелью.
Спи, родимый, если сможешь, сладко.
 Что поделать?  Это, братец  – корь…
«Медсестра»  склонилась над кроваткой,
Как рукой, с тебя снимая хворь.

***
Не опускай ресниц в печали:
Все в мире тлен и миражи…
Влекут неведомые дали
Струной натянуты гужи.
Несется тройка вскачь по кругу,
Ведь шар земной округл весьма.
Успеть бы к дорогому другу
Не запоздать бы, как весна.
Но тот же холм за поворотом,
Что пять и десять лет назад
Все тот же куст за огородом,
Все тот же дом, все тот же сад.
О, сколько этих поворотов!
Мильон обманных ожиданий,
Неповторимых оборотов
Не состоявшихся свиданий.
Но жизнь не любит скучных басен:
То нам сюрприз преподнесет.
То по-отцовски отдубасит,
То юбилеем обольет.
Но, согласись, она прекрасна:
Всегда загадочно беременна
Всегда таинственно опасна.
Безумно жаль, что это временно.


***
                Расставание с дочей

Ты не котёнок, ёжик, ужасно колючий,
Но, что б ты ни делала – ты бесконечно мила.
Мир, населенный одними котятами скучен.
Разные мы, даже если раздеть догола.

Ты улетаешь, мой самый « резиновый» ёжик.
Что же на память с собой у меня ты возьмешь?
Крылья любви понесут тебя так осторожно,
Что не волнуйся:  на землю ты не упадёшь.

Да, расставаться с тобой мне мучительно больно,
Только я верю в судьбу и в талант, и в успех.
Впрочем, довольно стенаний, унынья довольно!
Лучшее средство от грусти, по-моему – смех.

Смейся с друзьями, до слёз хохочи, до упада,
Радостью мира ресницы свои щекочи…
Только над болью чужой веселиться не надо.
Если взгрустнётся, прошу, обо мне помолчи.