Божественные дни

БОЖЕСТВЕННЫЕ ДНИ

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой, пёстрою стеной
Стоит над светлою поляной...

И. БУНИН.
“Листопад”.
Прабабушке
Пелагее Дмитриевне
в день рождения

Который день угрюмые дожди,
Не уставая, над Уралом лили.
Обрушивались, будто на пути
Всё под собою затопить сулили.

Неслась воды размеренная мощь,
Но вдруг она иссякла, отступила,
И поливавший всю неделю дождь
Вдруг превратился в капли от кропила.

Однако и звенящая капель
Забыла все приличия и сроки,
Как будто бы себе поставив цель
Под барабанный бой войти в далёкий

Предзимний город.
     Но повеса Юг
Нагнал к рассвету низовые тучи,
И снова почернело всё вокруг,
И снова ливень грянул неминучий.

Кусты, деревья, мокрые насквозь,
К домам притихшим неуютно жались,
И птицы, уж ни вместе и ни врозь,
Не пели, – все куда-то подевались.

Лишь чёрный ворон, перьями блестя,
Единственный красавец на бесптичьи,
Отряхиваясь шумно от дождя,
Под старым тополем клевал добычу.

А ливень стал слабеть, переставать,
И на закате синева открылась,
Но снова ветром стало нагонять
Седые тучи.
           Небо заклубилось.

Опять окутал землю полумрак,
Даль города подёрнулась туманом.
И флаг на думе так водой набряк,
Что стал обвислым изваяньем странным.

И ливень резко всё заштриховал
Косыми струями воды небесной.
И сахар в сахарнице рыхлым стал,
И соли вдруг в солонке стало тесно.

Мир, пропитавшись влагой через край,
Хлестал водой по рощам и по окнам,
И выжимай его не выжимай –
Он тут же снова сделается мокрым.

И слух привык, как пенятся, шумят
Разрозненные струи монотонно,
Как будто Ниагарский водопад
Своих потоков изливает тонны.

Но что-то приключилось в эту ночь,
И силы ада сникли и ослабли,
И превращать им сделалось невмочь
Земную ширь в губительные хляби.

И шум затих.
И загустел туман,
И спящий город в нём бесследно сгинул.
Небесный возчик, видно, ехал, пьян,
И млечный жбан на землю опрокинул.

И солнце встало,
       оглянув окрест
Простор земли, и места не узнало,
И горы туч рассеяло с небес,
А вот в тумане и само застряло.

И долго тем разлитым молоком
Дышала оглушённая природа.
Но вот тумана истончённый ком
Растаял под сияньем небосвода.

И Боже мой! какой чистейший мир
Предстал глазам, до листика промытый!
Еще вчерашним днём, угрюм и сир,
Стоял он исковерканный, побитый.

А нынче распрямился, посвежел,
Расправил плечи и взглянул с улыбкой,
Он возмужал, он снова жить хотел,
И грунт под ним твердел, чужой и зыбкий.

И низкого кустарника забор,
Узорно протянувшийся вдоль дома,
Вдруг стал багровым, поражая взор
Окраской жгучей, яркой, незнакомой.

А чуть подальше – за особняком –
Три тополя высоких, вскинув кроны,
Стояли стройно в блеске золотом,
И ярко отливали их короны.

И, словно бы рубиновый фонтан,
Развесисто, легко и горделиво
Раскинула нарядный сарафан,
Как будто на гулянье вышла, – ива.

А вслед за ней цветастою толпой,
Как парни с балалайкой и гармошкой,
Гуляки-клёны, в алой, золотой
И розовой одежде.
          Ровной стёжкой

Идут они, и удивлённый взгляд
Всё это тайно видит...
                За дорогой
В волшебной росписи соседний сад –
Как фрески свежие в манере строгой.

Тропой под теми сводами пройтись,
Как будто в Божьем храме помолиться,
И вдруг понять, как бесподобна жизнь,
Как не случайно эта осень длится.

Быть может, эти  солнечные дни,
Вся эта благодать и милость Божья
За то, что мы одни, одни, одни
Всю жизнь брели по вёрстам бездорожья.

А в обозлённом сердце – пустота,
А в опустелом сердце – нету Бога,
И потому не та, не та, не та
Ни жизнь  была, ни правда, ни дорога.

И может, это знак особый нам,
Что в человеке есть и ум и сила,
И то, что мы тропу избрали в храм, –
Ненастье вдруг на солнце заменило...

А на ветвях багряного дичка
Слетелись воробьи привычной стаей,
Крикливо,
         по уставу языка,
Возврат тепла и солнца обсуждая.

Понятно, лету по такой поре
Давно пора бы дрёме предаваться,
Подумывать о снежном серебре,
А не в багрянец яркий наряжаться.

Пора, пора!..
Но времени назло
Стоят рядком желтеющие липы.
Вот осени пожаром подожгло
Кусты рябин.
Они уже могли бы

Сердцами обнажёнными пылать,
А нынче в пышных кронах гроздья тонут,
И сколько им по-летнему стоять? –
Газон листвой опавшей только тронут

И так трава густа и зелена!
И лиственницы хвойные ресницы
Лишь чуть желты.
         Но вся опалена
От платья до причудливой косицы

Стоит берёза в чуткой тишине.
Лист сам собой, без ветра, оборвётся
И падает, шурша.
        И мнится мне,
Что это жаркий лепесток от солнца...

Но вот же ведь и я не доглядел,
Как на тропинку листьев навалило!
Путь под ногой шуршал и шелестел,
А солнце пригревало и светило.

Уж на соседнем каменном крыльце
Ковром скопились листья.
Дед дремучий
Сидел с улыбкой доброй на лице
И пиво пил из банки.
   Ток шипучий

Его немало, кажется, бодрил.
Он посмотрел с приветливостью взгляда.
Я подошел к нему, заговорил.
– Ну, как, отец, настрой?
    – Настрой, что надо.

– А как живёшь?
     – Когда с Христом – на сто.
А без Христа – подденет дьявол рогом.
– Так, значит, можно жить,
        когда с Христом?
– Пренепременно можно, если с Богом...

Он показал рукой на листьев пласт,
Уже служивший местом для кого-то.
– Ведь Он, Господь, подчас такое даст,
Что снова жить под солнышком охота...
Мы говорили с ним о том о сём,
Как бы дорожку в опади топтали.
И листья, обожженные огнём,
К нам на крыльцо
        слетали
         и слетали.

8 октября 2008 года,
Преставление прп. Сергия,
игумена Радонежского,
всея России чудотворца.
9 октября 2008 года,
Преставление апостола и евангелиста
Иоанна Богослова; день памяти
Свт. Тихона, патриарха Московского
и всея Руси.