Теодор Шторм. Вечер сочельника

Theodor Storm. Weihnachtabend

Бродил я долго в городе чужом,
Дом и своих детишек вспоминая;
Сочельник был, на улицах кругом
Шум праздника звучал, не утихая.

Меня кружил, толкал поток людской,
Потом вдруг, будто кто шепнул на ушко:
– Купите, сударь! – и худой рукой
Мне кто-то протянул свою игрушку.

Я испугался, в свете фонарей
Увидев мимоходом, бледный очень,
Ребёнка лик, и пол, и возраст чей
Не смог определить я сразу точно.

Сидел он на ступенечке крыльца
И монотонно повторял устало:
– Купите, сударь! – фразу без конца –
Толпа людей его не замечала.

А я? Мне неудобно, стыд какой,
Что спасовал перед бедой чужою!
Пока нащупал кошелёк я свой,
Замолк ребёнка голос за спиною.

Когда я был один, устав от дел,
Заполз мне в сердце страх – змея-остуда:
И словно мой ребёнок там сидел,
Просил он хлеб, а я сбежал оттуда.


Die fremde Stadt durchschritt ich sorgenvoll,
Der Kinder denkend, die ich liess zu Haus.
Weihnachten war's; durch alle Gassen scholl
Der Kinderjubel und des Markts Gebraus.

Und wie der Menschenstrom mich fortgespu: lt,
Drang mir ein heiser Stimmlein in das Ohr:
»Kauft, lieber Herr!« Ein magres Ha:ndchen hielt
Feilbietend mir ein a:rmlich Spielzeug vor.

Ich schrak empor, und beim Laternenschein
Sah ich ein bleiches Kinderangesicht;
Wes Alters und Geschlechts es mochte sein,
Erkannt ich im Voru:bertreiben nicht.

Nur von dem Treppenstein, darauf es sass ,
Noch immer ho:rt ich, mu: hsam, wie es schien:
»Kauft, lieber Herr!« den Ruf ohn Unterlass;
Doch hat wohl keiner ihm Geho:r verliehn.

Und ich? - War's Ungeschick, war es die Scham,
Am Weg zu handeln mit dem Bettelkind?
Eh meine Hand zu meiner Bo:rse kam,
Verscholl das Stimmlein hinter mir im Wind.

Doch als ich endlich war mit mir allein,
Erfasste mich die Angst im Herzen so,
Als sa:ss mein eigen Kind auf jenem Stein
Und schrie nach Brot, indessen ich entfloh.