Лукоморье

               
               
У Лукоморья дуб зеленый,               
Златая цепь на дубе том…
 Александр Пушкин.               
               

К столу – тропой,
             отмеченной стараньем,
Где каждый шаг мой рифмами истерт,
Иду по лезвию правописаний,
Как будто не к столу –  на эшафот.

И скоро с обнаженными плечами,
Отбросив прочь негреющий верлибр,
Замру – живая –  перед палачами,
Врасту в их души миллионом фибр.

Еще не знаю, суд за что назначен,
За что сотрут последний слог в ночи.
Быть может, за живую музу плача
Или за свет январской той свечи?

На эшафот – по огненным ступеням,
Где каждый камень – долгое тире...
Как больно бьют по бедрам и коленям
Святые рифмы,  что пришли ко мне –
 
Так мне казалось – сами, добровольно,
В наследство, из любимейших стихов,
Которые я  вольно иль невольно
Украла у поэтов, у веков.
          
Когда все началось? С каких порогов?
Кто воровству такому научил?
Не тот ли кот ученый, что до срока
Рождение стихом предвосхитил?

Сковал златою цепью – неразрывно! –
Века… Дороги… Руки у груди…
Мне сказки говорил… И так призывно
Нашептывал – приди сюда, приди.
               
Украл из Лукоморья княжье имя,
Принес и положил к моим ногам.
С тех пор то имя милое – Людмила –
Дает начало всем моим стихам.
               
И мудрый Пушкин мне упрек не бросит
За пятистопный ямб… Он вечно жив!
И на мою – не  болдинскую – осень
Светло посмотрит с болдинских вершин.

И может быть, поддавшись настроенью,
Расскажет – что великому терять! –
Как черпал сам и слог, и вдохновенье
У тех, кого не чаял обогнать.

Он брал свое… Кто гения осудит?
Кто остановит Слова чудный бег?
Поэзию творят живые люди.
Да что там!..
          Золотой был, право, век.

О перепевах строго не судили…
И с восхищеньем (видя почерк свой)
На книге о Руслане и Людмиле
Жуковский вывел собственной рукой

Горячие восторженные строки
Во славу своего ученика!..
Так почему сейчас  нас так немного,
Из тех, чья стихотворная строка

Летит лучом из Золотого века
В противовес надменной суете.
Он – наш Эдем, наш Рим,
                Москва и Мекка,
Наш свет, любовь и верность красоте.

Ну что плохого в том, коль будут строки
По лермонтовски страстно горячи,
Напевны, как кольцовские дороги?
А впрочем…
            Хватит мне одной свечи.

И тайного дознания  –  «Отколе
Твоя свеча?.. И чьим горит огнем?..»
Я три свечи зажгла зимой суровой!
Три – не одна… А мне твердят о том:
 
Мол, Пастернак…
            О Боже! Знал бы мастер
Волнующего светлого стиха,
Каким подвергнусь я лихим напастям,
Как стану незаметна и тиха,
               
Чтоб только не сверкнуть
                блестящей кожей.
А вдруг – чужой?.. Тогда – на эшафот:
«Вот так нельзя! А так, пожалуй, можно…»
Я не согласна… Помоги мне, кот!

Приди на суд людской из Лукоморья
Скажи всем недовольным – я права.
Права от Гибралтара –  до Приморья,
От славного Гомера – до себя.

Имею право – быть, смотреть и слушать.
Любить и брать. Все лучшее… Для всех.
Имею голос, руки, сердце, душу.
Имею даже… право на успех!

А, впрочем, нет… Предсказано иное
Из Лукоморья, из далеких снов.
Успех отдам… Сменяю на другое.
Останусь тонкой книжечкой стихов.


Рецензии