Он шел по улицам, облитым солью...

Он шел по улицам, облитым солью,
Воняющим мохнатым смогом.
И говорил с собой, немного с болью,
Что он один в том мире одиноком.
Не разбирал своей дороги,
Все шел. Все прямо, все один.
И бесконечные упреки
Бросал к ногам босым своим.
Куда он шел? Он сам не знал.
Он видел знаки и мосты,
И мир чернил он, как вандал,
Свой мир под шелест суеты.
Дождь шел. Серела мостовая.
И небо в блеклости плыло.
Он зонтик вытянул, рыдая,
И перекинул на плечо.
Он рвал все мысли униженья,
С ним плакал город заодно.
Он жил по мере натяженья:
Где все картечно и темно.
Он видел жизнь, но был слепцом.
Он по инерции вдыхал.
Он был несчастнейшим глупцом:
Ведь от ума он так страдал!
Он думал слишком увлеченно,
Не замечая свежих ран.
Он разрывал одежду в клочья,
Смеясь как ярый хулиган.
Он как в безумье окунался
В дум бесконечные пласты.
Он мыслью утром умывался,
И спал под тяжесть их волны.
Но были так же и пороки;
Ведь он на то и человек.
Он не заметил их пороги,
И стал рабом их буйных рек.
Он ненавидел расстоянья,
Не верил он в тоску любви.
Не верил в Бога, а в изгнанье
Он видел страсти красоты.
Он весь пылал, когда немного
Хлебнув из мутной рюмки рома,
Себя вел словно Казанова,
И привносил черту погрома.
Любил шабаш и кутежи;
Но время лихо закрутило:
Его чудесные черты
Как омут с жаром поглотило.
Он шел по улицам, облитым солью.
Он горько плача, в жизнь смотрел.
Он говорил с собой, немного с болью,
О том, что пасть так не хотел.
Фортуна часто помогала,
Но он, надеясь на нее,
Кутил налево и направо,
И не стыдился ничего.
И вот, теперь он серый иней.
Теперь он призрак суеты.
Он все плывет, как в дымке синей,
В кисельном смоге нищеты.
Теперь никто он; суть вещей
Он разглядеть решился поздно.
Он без возвышенных речей
Внезапно понял, как все просто.
Как жизнь ценить, и быть как нужным.
Как важно душу развивать.
Ведь это так легко: наружной
И только прелестью пылать!
Теперь потеряно мгновенье.
И потому он, как порок,
Шагает прямо в пасть лишений,
Встречая предрассветный рок.