История ангела

Перед Рождеством работы у ангелов прибавляется. Так уж заведено: все хотят чуда. Воздух в эти дни просто вибрирует от тайных и явных желаний и даже скептики соглашаются поиграть в эту игру, отступая под напором шоколадно-хвойного буйства. Рождество мчится на нас, как скоростной поезд, мигает огоньками с неба, как приближающийся к аэропорту самолет. Это Бог знает, какое Рождество на моей памяти, но я не чувствую рутины. Атмосфера праздника стала моей стихией. Прежде чем приступить к своим обязанностям я на несколько минут замираю над городом, распахнув крылья, чтобы полюбоваться огнями и суетой. Ветер пахнет выпечкой и горячим вином, украшенные иллюминацией улицы с высоты похожи на сияющие реки, а в глубине таинственно-темных комнат, как цветки папоротника в Иванову ночь, зажигаются разноцветными лампочками елки. Вообще-то я я предпочитаю настоящие свечки с танцующим на сквозняке золотистым пламенем, но люди, несмотря на популярность страховок, давно предпочитают магии безопасность.

Наше ремесло тоже стало сложнее. Виной тому эпоха победившего рацио. В отличие от насквозь фальшивых Санта-Клаусов и Пер Ноэлей, которые выдают за смех набор нечеловеческих звуков, ангелы сейчас не слишком популярны. Ну разве что в качестве елочных украшений. Иначе говоря, в нас не верят, предпочитая рекламные ухищрения универмагов и сувенирных лавок. Перед Рождеством рекламный вал нарастает, грозя похоронить покупателя под горами из сияющих упаковок. И все же мы понимаем, что, несмотря на нечестную конкуренцию, нас никто не заменит. Мы даем то, что нельзя приобрести ни в каком универмаге – настоящее волшебство. В отличие от продавцов, коллег и друзей мы знаем, что вам действительно нужно, порой даже лучше вас самих. Женщины, годами мечтавшие о ребенке, вдруг обнаруживают себя беременными, возвращаются домой отощавшие от многодневного загула коты, отчаявшиеся писатели ощущают прилив вдохновения, а влюбленные решаются на первый робкий поцелуй. Все это легко списать на случайность, удачное совпадение, но подлинное чудо похоже на порыв легкого ветерка, оно творится незаметно.

За века работы у каждого ангела накапливается целый архив рождественских историй. Мы помним людей, образы которых давно стерлись из человеческой памяти, и это тоже своего рода форма бессмертия. Заглядывая на рождественскую ярмарку возле собора, я каждый раз вспоминаю пухленькую розовощекую Клодин, торговавшую здесь сырами с 1506 по 1516-й. У ее прилавка всегда толпились покупатели. Подозреваю, что дело было не только в сырах, но и в улыбке продавщицы. Жила она где-то в пригороде, приезжала с мужем на повозке, привозя с собой запах деревни, свежую грязь на крае юбки и неизменно хорошее настроение. У нее было восемь детей, таких же веселых и пухленьких, но на девятом в отлаженном механизме ее тела что-то сломалось. Столько лет прошло, давно умерли дети ее детей и внуки внуков, а на ее месте снова стоит хорошенькая женщина, разумеется, никогда не слыхавшая про Клодин, и продает сыры.

А вон там, слева, правда, на столетие позже, всегда восседал важный часовщик, которого считали колдуном. Этот господин вечно отпускал желчные замечания в адрес прохожих, ругался с женой, но с часами обращался так нежно, как не всякая повитуха примет новорожденного младенца. Он им, представьте, даже колыбельные пел. Возможно, потому они и шли себе, не замечая груза лет, хотя кому, как не часам, чувствовать такие вещи. Одни такие часики, навек обрученные с пасторальными нестареющими пастушками, до сих пор тикают в квартирке неподалеку отсюда, хотя их некогда идеально поставленный голос все чаще срывается на фальцет. Виной тому два довольно крупных бриллианта, припрятанных в корпусе, но это уже другая история.

Разумеется, я помню и тех, кто приходил на ярмарку за покупками. Например, мальчика Реми с высокой золотоволосой мамой, который сосредоточенно выбирал игрушку на елку и выбрал... ангела. Дивно прекрасного ангела из цветного стекла и с легкими серебристыми крыльями, готовыми в любой миг вознести его в небо. Потом суровые старухи из числа родственниц, то ли тетки, то ли двоюродные бабки, утверждали, что он выбрал ангела не случайно. Вряд ли. Реми уже пришел сюда с подозрительно раскрасневшимися щеками, что списали на румянец, вызванный легким морозцем. Так или иначе это было его последнее Рождество. Скарлатина... Сущая ерунда для нынешних врачей, вооруженных антибиотиками, но тогда девятнадцатый век, едва переваливший за середину, оставлял все на милость природы.

Вообще-то я не люблю вспоминать эту историю, хотя ангелам не пристало остро реагировать на такие вещи. Родители нарядили елку прямо в детской. Ведь их единственный сын так любил Рождество. Под елкой внушительной горкой лежали заранее купленные подарки. Ангел на фоне темной хвои сиял волшебными крыльями. Отец, преуспевающий адвокат, выигравший не один процесс, уже понял, что столкнулся с противником, которого не побороть никакими юридическими ухищрениями. Мать, по-настоящему верующая в отличие от отца, не признающего ничего кроме чистой науки, сжимая крестик на цепочке, молча молилась. Но даже ангелы не знают, почему одни молитвы достигают адресата, а другие тают в воздухе, как дым из каминной трубы. Реми умер сразу после полуночи, открыв глаза и произнеся слово «ангел». Конечно, они подумали, что ребенок говорит об игрушке, но на самом деле он увидел меня. Которому было поручено его встретить.

Кстати, а где Реми? Он уже давно должен был вернуться. Чтобы подготовить хорошего рождественского ангела нужно не менее четырехсот лет, но Реми неплохо справляется. Во всяком случае, нет нужды проверять все, что он делает. Реми прекрасно овладел технологией и точно видит границу вмешательства в человеческую жизнь, которую нельзя переходить. Удручает меня только одно: каждый Сочельник, справившись с поручениями, он отправляется к своему бывшему дому и может часами смотреть в окна , если его не увести. Там давно какой-то безликий офис, но сути дела это не меняет. Неужели он никогда не отойдет от этой своей смерти? Хорошо хоть это происходит с ним только в Рождество, а остальное время он вполне оптимистичен и даже не прочь пошутить. Довольно тонко, между прочим.

Когда я нахожу его, Реми делает вид, что просто разглядывал улицу. Ну да. В двух шагах от «своего» дома. В другое время я бы отчитал его, сказав, что будучи ангелом странно сокрушаться о земной жизни. В нашем мире немало интересных занятий, которые на земле просто недоступны. Но сегодня мне придется сделать совершенно иное, хотя это и вызывает у меня щемящее чувство в груди. Очевидно, грусть.

- Нам нужно поговорить, - говорю я и предлагаю присесть на одну из башен собора, чтобы заодно полюбоваться городским пейзажем. Крыша покрыта ледяной коркой, но ангелы не чувствуют холода.

- Ну почему я умер ребенком, когда некоторые доживают до ста? – в очередной раз спрашивает Реми, разглядывая отраженные в водах ночной реки огни.
- Возможно, чтобы стать ангелом и научиться дарить людям радость.
- Я и так дарил радость своим родителям, а потом принес горе.
Похоже, это беспокоит его больше всего.
- Ключевое слово было «научиться», Реми. Человек, который радует только самых близких, еще почти ничего не умеет.
- К тому же, - продолжает он, - у меня такое чувство, что я что-то не сделал. У тебя так не бывает? Впрочем, у тебя же не было никакой жизни кроме этой.

В голосе Реми проступает раздражение. Крайне нетипично для ангелов, но стажеру простительно. В прошлое Рождество Реми заявил, что считает нашу жизнь чересчур стерильной, лишенной эмоций. Хотя, может, он и прав. У нас ведь нет опыта человеческой существования и «юдолью слез» оно для нас является чисто теоретически. Хотя, решив сделать рождественский подарок для Реми, я вроде бы начал что-то чувствовать.

- Кстати, я не понимаю, как можно целую вечность делать одно и тоже. Это же безумно скучно.
- Я не делаю одно и тоже.
В воздухе появляется напряжение. Мы оба это чувствуем и умолкаем. Наконец, Реми поворачивается ко мне. Лицо его спокойно.
- Наверное, нам пора?
- Кому как.
Реми смотрит на меня удивленно.
- Что ты имеешь в виду?
Теперь я могу загадочно улыбнуться.
- Посмотри вон туда.
Я указываю на дверь по-рождественски украшенного ресторанчика. Через секунду она открывается и парочка, мужчина лет тридцати и высокая светловолосая девушка на несколько лет младше, выходит из дверей. Он бережно поддерживает ее под локоть.
- Влюбленные.
- Посмотри внимательно. Не узнаешь?
Теперь глаза у Реми расширяются, а брови ползут вверх.
- Это мои, мои...
- Родители, - подсказываю я.
- Что они тут делают?
- У них романтическое свидание. Сейчас он поведет ее к себе и она, наконец, уступит его страсти. Так что советую поторопиться.
- Я что могу, – Реми не решается сразу договорить, - могу снова родиться? Ты меня отпускаешь?
- Ты и не сидел в тюрьме. Просто так сложились обстоятельства. А это мой рождественский подарок.
- Но мы точно можем так поступать? Тебе за это ничего не будет?
- Трогательная забота. Но ты забыл, что ангелы видят, кому что нужно на самом деле. Тебе нужно прожить настоящую жизнь.
- Она будет долгой? – с опаской спрашивает Реми.
- На этот раз да.
- Счастливой?
- Нормальной. Но кое-что будет зависеть и от тебя. Не забывай об этом.
- Значит, я могу отправиться за ними прямо сейчас?
- Я же сказал, что да.

Реми медленно поворачивается ко мне спиной и отводит руки назад, готовясь к полету. Золотистые кудри треплет ветер. «Вот и закончилась наша совместная работа, - почему-то подумал я. – В жизни ангелов тоже есть конечные вещи. И самое обидное, что он меня забудет». В груди стало тесно до боли. Наверное, именно это чувствуют люди, когда теряют близких.
Неожиданно Реми оборачивается. Глаза его влажные.
- Мне будет тебя не хватать. Ты будешь навещать меня?
- Если хочешь. Но ты меня не увидишь.
- Я почувствую, - Реми отталкивается от старой крыши собора и взмывает в воздух, на мгновение зависая передо мной. – Счастливого Рождества! И спасибо.
- Я же рождественский ангел.

Сидя на выступе крыши, я смотрю, как окруженный серебристым сиянием, Реми быстро удаляется в сторону площади Сен-Марк. Точь в точь, как стеклянный ангел с той давней елки.

23-28.12.15