Идальго

- Я клянусь тебе всеми святыми! – дело было в Испании, и этот возглас принадлежал молодой рыжеволосой девушке, говорившей с сильным украинским акцентом, - я клянусь тебе, Малгожата, что не брала эти серьги, и мне плевать, что ты скажешь своей маме!

Многие славянки покидают свои дома, устраиваясь на работу за границей. Они бросают на землю свои плуг и серп, обменивая вертикальные украинские паспорта на горизонтальные заграничные. Такие девицы, жуткие красавицы, сидят годик – другой у постели столетней донны, кормят ее из ложечки да меняют подгузники, а потом выходят за престарелого или не очень дона, содержащего семейную ферму где-то за рамками Мадрида. В противном случае, они танцуют фламенко, встречаются с иностранцами и моют тарелки, накапливая на бутылочку вина в конце недели, кастаньеты в конце месяца и черные туфельки в конце года.

Но эта рыжая девушка была не такой.  Я жила с ней по соседству, и мы здоровались каждое утро: «Привет, Аня!» - «Привет, Дуся!». Испания вынуждала жить в ней, чтобы написать роман о корриде и наконец-то доделать монографию о Сервантесе.
Дуся считалась лучшим врачом – гинекологом и работала на известную донну, с которой жила в роскошной квартире с грифонами. Двери были украшены тремя бычьими головами, покрытыми сусальным золотом, и чтобы попасть в гости к Дуське, я стучала в крайнего. Вставлять серьгу в нос несчастному рогатому – преступление, но разве не преступление обвинять Дусю в краже каких-то сережек?!

Донна ссорилась громко. Она выкрикивала самые последние слова, весьма откровенные, как для владелицы крупной частной клиники. С улицы я видела мелькающие в квартире тени, женские и беспорядочные, словно призраки Мадрида. Мадрид переполнен потусторонним, и со временем понимаешь, что и сам становишься частью иного, старым идальго, жонглирующим мандаринами.

Дуся выбежала из квартиры, и вслед за ней из окна посыпались вещи. Она громко выматерилась, крикнула что-то неразборчиво-испанское, и, напевая отрывок из «Полтавки», скрылась за первым же поворотом.

Я тяжело вздохнула, потушила сигарету и побрела в свою квартиру. За окном сидела ночь, и вокруг нее скакал на хромой кобыле Дон Кихот, принц Ламанчский, искавший свою Дульсинею для вручения сережек с бриллиантами.