Ода рыбалке. Один на один с природой

Мне от отца передалось стремленье
побольше двигаться и отдыхать в лесу.
Я в детстве дожидался с нетерпеньем
охоты с ним на зайца и лису.
Не увлекали ни азарт погони,
хожденье по следам, засады на тропе.
Услышав раз, как раненый зверь стонет,
я не завидовал охотничьей судьбе.
Меня не волновали фарт, удача,
охотничий заслуженный трофей,
переходящий в визг азартный лай собачий,
настроенный на запахи зверей.
Красоты леса, зимние картины,
морозный воздух, лыжные бега,
здоровый аппетит, вкус мёрзлой солонины-
всем этим мне охота дорога.
А сердце и душа к воде пристыли.
И с детских лет до старческих седин
меня просторы водные манили.
Там ты один с природой на один.
Глубины омутов, журчанье перекатов,
молочный пар от речки в камышах,
восходы и закаты делали богатым
на щедрости, чем славится душа.
Изъездил, исходил за жизнь немало 
просторов Родины по побережьям рек.
По ним зимой и летом тосковал я
и в этом я неутомимый человек.
Мне помнится, как мать вещала в детстве,
когда я чуть живой с рыбалки приходил:
«Какой-нибудь жене достанется в наследство
заядлый муж-рыбак, чудила из чудил».
Её слова я вспоминал, печалясь.
Ведь нет её уже давно в живых.
Хоть я любитель не большой жить, каясь,
жене моей рыбалка, что удар под дых.
На Волге, Селенге, Суре, Пензятке,
всех рек знакомых мне за жизнь не перечесть,
серьёзно занят был рыбацкою зарядкой,
такой полезной в жутко суматошный век.
Лесных озёр моё первооткрытье
и глубь тревожная знакомых мне морей
служили стимулами для рыбацкой прыти,
познанья разных тайн из жизни рыб, зверей.
Историй масса и воспоминаний
в моём рыбацком ёмком багаже.
И каждая, одна другой забавней,
но, к сожаленью, их не повторить уже.
В Ижевске, например, где начинал я службу
и, как зенитчик, офицер-артиллерист,
я получил поддержку. Руку дружбы
мне протянул майор Эньяков, спиннингист.
Как лето, выезжала часть на стрельбы
в Карелино, где был зенитный полигон.
Для ветеранов, кто прошёл почти до Эльбы,
стрелять по конусу - одно, что бить ворон...
А нам, пока что, как зенитчикам зелёным,
поездка летом в лагерь в глушь тайги,
всегда была проверкой-эталоном:
какие в службе принимать шаги.
Но ближе к делу, а точней - к рыбалке.
Вблизи от гарнизона, лагерь где разбит,
текла Шайтанка. С речкой жалкой
она сравнима. Как ручей лесной её был вид.
Везде завалы из деревьев старых.
Под ними с тёмною водою бочаги.
Полно клещей и комаров свирепых, ярых.
Болота вязкие, не вытащить ноги.
В тех топях ни один солдатик сгинул.
Хватало самовольщиков. Таёжный гарнизон
в их поисках зря ноги бил, гнул спины.
В болотистых краях шайтан и впрямь силён.
Признаться, к слову, испытал я ужас
и дикий страх, плутая средь болот.
Паниковать нельзя. Враз бес тебя закружит.
Кто разум потеряет, выход не найдёт.
Однажды в мае утром, спозаранку
майор Эньяков, зная мой настрой,
с собою взял на речку, на Шайтанку,
как говорят, на щук решил дать провозной.
Рыбак и спиннингист, к тому ж, бывалый,
что подтверждала фирменная снасть.
А у меня блесна на леске с длинной палой,
зато неистребимая к рыбалке страсть.
Идём по берегу, точнее лезем в чаще
кустов - переплетений, через бурелом.
Гляжу, наставник мой за щукой щуку тащит,
а я блесной вожу впустую под кустом.
Рыбалку осложняли кровопийцы:
сонм комаров, до крови жадный гнус.
Опухли от укусов наши руки, лица.
Непросто было вынести нам этой пытки груз.
Вода в Шайтанке золотом сверкает.
Опавшая листва, деревья-топляки
речной воде дают цвет золотистый чая.
И щуки все по цвету здесь, как медны пятаки.
Энергии и сил затрачено немало.
Хоть сдерживали нас завалы, комары,
а вид наш был, скорее, чуть усталым,
к обеду всё ж добрались до Туры.
В сравненье с чащей полное раздолье.
Шайтанка с облегченьем отдаёт себя Туре.
та полноводная течёт на воле,
за помощь благодарная лесной сестре.
Наш путь назад не менее был сложным.
Но проторённая тропа всегда легка.
Мы вышли к вечеру на бережок отрожный,
где от пожарищ не осталось ни пенька.
Взошедшая луна наш выбор одобряла.
Ночной привал. Ушица у костра.
И романтичность ночи придавало
плескание под берегом бобра.
Рыбацкий мой учитель и наставник
большим доверием в тот вечер одарил.
Быть может для кого-то и забавно,
но мне доверено, уху чтоб я сварил.
Я делал всё на совесть, как учили:
и лук, картошку, специи вложил.
Другие, может, бы и огорчились...
В уху майор немного водочки долил.
Душа от  аромата ввысь взлетает.
А может от ста граммов? Как узнать?
Но молодая щучка так во рту и тает,
а юшку хочется хлебать, хлебать...
Всего не вспомнишь. Но текла беседа.
И умудрённый юного попутно утешал
по поводу того, что ныне до обеда,
как начинающий рыбак, лишь щучку я поймал.
Наверно ни дословно, этого мне жалко,
майор напутствовал: мгновения лови.
Кому везенья нет ни в картах, ни в рыбалке,
тот доберёт своё у женщин, в их любви.
Часок, другой вздремнули мы, не боле,
от комаров закутавшись в плащи.
Ах, Русь родная! Даже в чистом поле
ты, как лекарство. И другого не ищи.
Нет слаще для меня рыбацкой доли.
За это ты, охотник, не взыщи!
Охотою на щук уральских я доволен.
Ведь это вам не магазинные лещи!
И тот мой первый и последний выход
в уральскую тайгу на щук к лесной реке
храню я в памяти, как не было бы лихо.
А спиннинг не держал уже давно в руке.
                ноябрь 2000