Признание графа

I.

Я Вас люблю, иль лгу напрасно?
Откуда чувствам взяться тем,
что всех пленяют нас всевластно,
но кто ж предвидел и хотел

познать безумье иль несчастье
и помнить впредь ту боль навек.
и испытать судьбу в ненастье,
и что же делать мне теперь?

Когда лишенный выбора стою
пред бездною по воли рока,
и о прощеньи Вас молю,
со мной ведь жизнь была жестока.

Зачем пишу я Вам признанье,
когда жизнь так к концу близка,
и почему судьба и расставанье
тем чувствам волю впредь дала?

Зачем пишу пустые строки?
Разве поверите в тот час,
ведь некогда прибоя волны
навеки разлучили нас.

Наверное, я не был бы таким,
когда другая бы судьба
сделала бы Вам меня чужим,
зачем сейчас напрасная мольба?

Зачем я вдалеке в ненастье
все думаю о Вас в тот миг,
когда познал судьбы злосчастье?
От прежней жизни я отвык…

Зачем писать, когда все чуждо
стало, когда теперь всего лишен,
и разве Вам читать признанья нужно,
когда без нас наш путь решен?

Зачем же Вам читать признанья строки,
когда в свой час был ветреным, другим?
Зачем молчать, гонимый бурею потока,
когда судьбою больше не храним?

Ведь сочтены же дни мои,
расплата по пятам крадется,
но мысли все в плену одни
изгнать же их теперь не просто.

Бороться мне с противоречьем
и жизни, и стремлений, дум,
когда бескрайнее безбрежье
в последний раз осветит луч.

Ведь тот, кто свет и тьму хранит
он ядом сладким опоенный
и светом тусклым, что манит
в неволю втайне вовлеченный.

Кинжал противоречий занесен
над теми, кто собой же и лишен
и верности, и счастья, и покоя
и недруга принял он за другого,

кто свой клинок в спину вонзит,
но раскаянье не услышит,
от тех, кто тайну впредь хранит,
ведь путь сомненья все же лишен.

И отреченьем от всего
завершить путь буду обязан,
больно душе и сердцу тяжело
осознавать, что я судьбой наказан.

Не смог прожить без лжи и суеты,
не мог быть преданным любви своей,
не смог без тщетной маеты
без претворения сказать слова «Je t'aime» .

II.

Поэзии прекрасной строки
Вам посвящаю, чтобы не забыть,
как я когда-то искренне и нежно,
мог я давным-давно любить…

Простите, если Вас я мог обидеть
и не судите строго тот удел,
что мне дано было предвидеть,
что счастье растворится, словно тень…

Я шлю Вам пламенные строки,
но не осмелюсь Вам сказать,
как холод, боль или тревоги,
меня судьбой решили наказать.

В тенях я узник, словно в клетке,
в чреде тянущихся тех дней,
когда же от себя я в высшем свете,
свой приговор отсрочить я хотел.

Простите, что я был себе лишь верен,
ведь так распорядилась же со мной судьба,
здесь в этих строках Вам покой души своей доверил,
увы, напрасна тщетная мольба.

Вы помните, как свет свечи дрожа,
что обожгла тогда нас жаром,
в обманный рай людей маня,
исполнила лишь чашу ядом?

Что в мире бурной чередой,
где все так призрачно красиво,
забыл я, что же есть покой,
в нем безмятежно все, но счастье в нем неуловимо.

Отсутствует в нем жажда тех побед,
что в свете дней мирских неугасима,
в нем нет и следа от тех бед,
что нам судьба сулит неумолимо.

Неукротима же боль там,
где спит святое провиденье,
и бедствий полон же тот час,
что обрекает на забвенье.

III.

Всю жизнь я предавался буре
то чувств, то мелочных затей,
теперь не чувствам отдан буду,
ведом лишь только роком впредь.

Но боль мне сердце леденит,
судьба же отравляет жалом
и тех, кто на века верность хранит,
и тех, кто предал, местью все сжигая.

Меня простите, что за вдохновенье
отдал я жизни краткий путь
в бурях мечтаний, солнца, лун затменьях
и что не сожалею я ничуть…

О том, как потерял благословенье
кинжалом месть и боль пронзили грудь,
теперь же только уповаю на прощенье,
но мне былое не вернуть…

Ничуть не жаль мне тех мгновений,
что нас исполнили надеждою томя,
не жаль и бездну тех стремлений,
что вскоре же настигли бурею пленя.

Простите, что сегодня расставанье
стало нам мукою, когда тот пробил час
Простите, что се первые признанья
я должен лишь писать вдали от Вас.

Поверить сложно, что пишу я строки эти, 
ведь Вы же знаете меня другим,
когда служил я в высшем свете,
и был тогда Фортуною храним.

Я там в весельи беззаботном
провел когда-то странный путь,
здесь же скитаюсь обреченным,
где только смерть и боль, и грусть.

Но не судите строго и в тот час,
когда Вас бережет Фортуна ясным взором,
о тех, кто впредь вдали от Вас
взывает о спасенье тайным словом.

И понял я вдали от Вас,
когда зима поля снегом покрыла,
как судьба все жестоко обращает враз,
и то, что мое сердце же воистину любило…

Исправить не дано былое
и не вернуть мгновений час,
когда Вас видел, милая синьора,
в последний раз, в последний раз…

IV.

Вы не судите ветреность такую
пороком тяжким, что скуёт навек,
отдался пламени страстей впустую,
но в них хотел я скрыться от всех бед.

Я счастье променял на сожаленье
о тех ушедших сладостных часах, - 
не знал тогда тех чувств, сейчас сомненья,
закрались в душу, обратя былое в прах.

Я жизнь провел в страстях
и неустанно молю об отпущении грехов,
я был таким, каким быть не пристало,
но, что поделать, если жребий был таков.

Увы, мы не простились лично с Вами,
пишу издалека я Вам письмо,
хочу, чтобы Вы знали,
мной брошен вызов, но приговор готов был до того.

Я был изменником в свой час,
крадется по пятам моим расплата,
не ведом искупленья глас
для тех, кто в пепел обратит все без возврата.

Предвижу то, что вдалеке
не ясна Вам моя судьба,
я умолчал, о том, зачем и как я оказался здесь,
но я прошу: молитесь за меня.

Сознаться тяжело в том, что изменник и предатель,
зато ни перед кем я не склонил главы,
лишь, когда мудрый Всеотец-создатель
скрепил те узы вверенной судьбы.

Пишу я Вам, чтоб Вы, графиня, знали:
мне тяжело отречься вдалеке
от пылких чувств, что обжигали,
но что поделать, пришло время расплатиться мне.

Мне совести неведомы упреки,
но что поделать, если я таков,
читать в забвении признанья строки,
ведь беспощаден надо мной нависший рок.

Не сыпьте сонм упреков на меня
за то, что не был я Вам верен,
я посвящаю эти строки Вам любя,
где муки я души своей Вам вверил.

Зачем же лгать тому, кто перед смертью
исповедаться захотел,
не нужно сожаления, ни чаши лести,
а просто избавленья от тех дел,

что век земной прискорбно обрекали
на тяжкие оковы, кандалы
и мы все вместе им внимали
с заката солнца до зари.

Ну что ж, простите, коль печально
прощаться с Вами мне пришлось,
что все забыты ожиданья,
ведь мой нелегкий путь таков.

Меня Вы втайне не ищите,
не вспоминайте обо мне,
поскольку я в тенях стою забытый,
но я не в силах изменить своей судьбе…

Вы спросите: любил или лукавил,
предавшись чувствам сладостной поры,
себя же при дворе в свой час ославил
праздным повесой молодым.

Простите, милая синьора,
за то, что жизни тяжкий, но короткий путь
не венчан честью, а пятном позора,
и мне так жаль, так жаль, мой друг.

Как тяжело же мне на сердце –
письмом не в силах передать,
но что поделать, ведь как прежде
не может обратиться все опять.

Я Вам пишу, чтоб боль свою излить,
и уповать потом на провиденье,
о, как хочу я все забыть:
любовь, томленье и стремленье.

Прощаюсь с Вами навсегда,
как бы прискорбно ни звучало,
напрасна жизнь и суета,
и тщетна совесть, что всегда молчала.

Простите сонм душевных излияний,
что я пред Вами впредь раскрыл,
по воле случая, судьбы иль расставаний,
не знаю: чашу мудрости иль яда я испил.

Ведь жизни горькая печать
не навлечет на нас забвенья
прошу Вас мне прощенье даровать,
этими строками последнего веленья

Как же все грустно обратилось:
вчера веселье, завтра – стон,
как жизни равно жребии катились
в испепеляющий огонь.

Предвижу то, что все напасти,
что мне познать судьбой дано,
не отвратить, ведь я не властен,
младым принять же смерть мне суждено.

Забудьте все: воспоминаний пепел
костра горящего, обжегши всех потух,
но не унес еще воспоминаний ветер
витает еще в мыслях о прошедшем дух.

Сознаться же мне в совершенном,
но, что поделать, коль судьба,
была моя и так решенной,
зачем пощады тщетная мольба?

Не знаю, я любил иль лгал напрасно,
не знаю, помню или нет,
сонмы тех дум, что ежечасно,
бежали вереницей вслед.


V.

Пишу при пламени свечи,
что озаряет стол мне светом тусклым,
и вижу свет луны сквозь витражи,
себе напоминая о тех муках

что мне познать судьбой дано,
и знайте, если суждено,
отречься должен буду вскоре
от всех печалей, той истомы,

что ввеки вечные звала,
изгнанником быть обрекла,
потом к себе на суд призвала,
и знайте: острое то жало,

что испускает сладкий яд,
здесь я отвергнут, там принят,
лишь для того, чтобы мольбою,
или жестокою судьбою,

стать пламенем ярким объят,
и что же с тем, что говорят,
ведь им же не познать такое:
ни наказанье долею былое,

неведома им та печаль,
что путь мятежника пророчит
и приговора строки не отсрочит
и ждет, когда взовёт тот час,

что манит тайным сладким словом,
чтобы предать тем приговорам,
что всех навеки осуждает,
и жизни путь он обрекает

на тяжкие оковы, что теперь
падут лишь с тем, когда преступленный рубеж,
но нет, не станет все, как прежде,
ведь океана то безбрежье

бескрайнее уж всех манит,
не молвя слов, оно молчит,
и привлекает всех глубоким взором.

Подобно сотням дирижерам,
что партитуру нот храня,
что управляют тайным хором,

взмахом руки заставят всех играть,
свою лишь волю исполнять,
лишь для того, чтобы играть судьбою.

На этом я посланье завершу
мыслями, втайне что пишу
под звуки музыки органа,
в неясном свете, ночи хлада

звучит он нотами моей судьбы…
Нет, не пусты мои мольбы,
все-таки Вами я услышан,
поток признаний ведь не лишен.
И дум заветных череды,
и о прощении мольбы
я доверяю теперь Вам.

На сем же с Вами я прощаюсь
и к Вам с мольбою обращаюсь
забыть о призрачной мечте,
и о тяжелой той судьбе,
что перед Вами впредь открыта.

Я в мыслях втайне отрекаюсь
от всех тех бед, что в свой же час
пленили и меня и Вас…
На сем же с Вами я прощаюсь.