Ах, если б волю дать той кобылице...

По осени картофель накопали,
И погрузили с верхом всё на воз.
Усердно воз мы всей семьёй толкали,
А папа впрягся мой, как паровоз.

Но сдвинуть с места не смогли. Решили
За лошадью идти на конный двор.
Уздечку взяв, поводья поспешили
Мой дед  с отцом, ведя свой разговор.

А я за ними с робостью подался, -
Коней боясь, глазищ их и копыт.
Лишь издали я ими любовался.
Сейчас, через забор, мог разглядеть их быт.

Ух, сколько здесь коней и разной масти!
И в "яблочках", и "красный", "вороной"...
Меня почуя, конь заржал. Из пасти
Сверкнули зубы. Глаз следил за мной.

Он был огромный, длинные ресницы.
Луч солнца ласково блеснул в глазах.
Моргнул. Взметнулись вверх ресницы-птицы...
Залюбовавшись, я забыл свой страх.

Хотелось мне погладить бархат шерсти,
Коснуться гривы  пышной. В волосах,
Вдруг, заиграло солнце, - медной жести,
И пламенело... Тут хвостища взмах

Не овода вспугнул - мою душонку,
Заставил отскочить меня на шаг.
Нащупав в куртке хлеб, я жеребёнку
Решил подать, как примиренья знак.

Губами влажными, уткнувшись нежно,
С ладони хлебушек до крошки взял.
И радость разлилась во мне безбрежно,
И я счастливый к папе побежал.

А он вёл лошадь под уздцы, шагая,
Красавицу, уж посреди двора.
Она вся белая, как инеем сверкая,
А грива - водопад из серебра.

Легко ступая, шла невестой нежной.
Не воз везла - с достоинством несла
Себя, подобно королеве снежной -
Спокойна, величава и смела.

Ах, если б волю дать той кобылице,
Чтоб в травах пронеслась во весь опор,
Пьянея от свободы, гордой птицей,
Познала, чтобы жизненный простор...