божья Милость и Слуга бога...

"Для счастливой жизни людям нужны определённые духовные ценности - любовь, привязанность, желание быть с любимым, делить с ним все заботы и радости, умение жить не только для себя, но и для другого, вера в то, что рядом есть человек, готовый рука об руку пройти с тобой трудную дорогу жизни..."


       ...Слуга бежал в надежде, что успеет подарить Милости цветы, полевые ромашки, что корабль ещё не ушёл, что Милость ещё не уплыла, что он успеет порадовать её... Он бежал, спотыкаясь и падая, разбивая в кровь колени и локти; сколько раз в жизни он спотыкался и падал, знают только боги, но он всегда находил в себе силы подняться и продолжить свой бег. Наконец, он выбежал на дорогу и огляделся... Но корабль уже ушёл и был уже далеко, как мираж тая в знойном воздухе, и унося Милость на запад туда, куда от ночи прячется солнце. Слуга поднял голову вверх и устремил свой молящий взор в небо, к богам... Его лицо застыло. Так люди смотрят на небеса, когда хотят понять, что за пора, какое время наступило в их жизни...
       День обещал быть жарким... Солнце словно огненный ненасытный паук, раскинувший свои лучи-сети, безжалостно пожирало город и его жителей. Торопиться было некуда - грозу обещали только к вечеру. Работа подождёт. Есть время подумать. Это было самое приятное в работе Слуги то, что у него всегда было время подумать. И он подумал: "Ну вот, опять он не успел, опоздал..." Он сел на пропечённый полуденным солнцем тротуар, из трещин которого тонкими жилами, кое-где, торчала рыжая сухая трава и вытянул ноги на проезжую часть.
       Мимо него, как метеоры, гонимые городской суетой, пролетали машины, глухо постукивая колесами на неровностях дороги и обдавая его знойным облаком едкой дорожной пыли с запахом горячего асфальта и жжёной резины. Некоторые водители притормаживали и, отрыгивая проклятья вперемешку с руганью, объезжали этого странного парня с ромашками. Некоторые - неожиданно для себя, крестились и произносили молитву, а некоторые - направляли своих железных коней, дышащих парами бензина и табачным дымом, прямо на него: проезжая по его ногам, ломая кости и разрывая плоть так, что ноги вскоре стали похожи на две котлеты по-киевски. Но Слуга не чувствовал боли, он просто не думал о ней; его мысли жили в ином измерении и были заняты другим, а точнее, - другой... И, кстати, он очень любил котлеты по-киевски.
       Редкие прохожие повинуясь неведомой социальной программе, написанной злобным программистом самоучкой, проходили рядом с ним каким-то ломаным механическим шагом, торопясь по своим далеко не редким делам и не обращая никакого внимания на одиноко сидящего загорелого парня, с благородным римским профилем лица и поблёскивающей на солнце лысиной, с нежными живыми цветами в руке и мёртвыми раздробленными ногами. Казалось, только добродушно жужжавший вокруг ромашек тучный и неуклюжий старый шмель, одетый в потёртый временем чёрно-жёлтый полосатый свитер, был его единственным другом в те минуты...
       В те минуты, Слуга думал о ней, и уголки его рта невольно расплывались в тонкой, как у кота, довольной улыбке, когда он вспоминал, как Милость забавно жмурится, бесстрашно борясь с порывами ураганного ветра. Такая изящная и лёгкая, и такая сильная и упрямая - сама наследница Дон Кихота... Он думал о том, как хулиган-ветер заботливо треплет её волосы; думал о чертах её лица, утончённых и чистых как Кастальский ручей; думал о её умных и озорных глазах, цвета океанских глубин; о её лучезарной улыбке, дарующей надежду и пробуждающей жажду жизни; о её звонком, как пение утренних птиц, голосе... Как бы он хотел почаще слышать её голос. Слуге казалось, что ему жизни не хватит, чтобы наговориться с Милостью, но когда она была рядом, он терял дар речи... Красивая и гордая,.. и дерзкая, но такая милая... Милость была подобна греческой Афродите - богине, сошедшей с Олимпа... Великой властью - тайным знанием обладала эта вечно юная богиня. Все подчинялись её воле: и люди, и звери, и даже сами боги, ибо умела она пробуждать в сердцах таинственное и светлое чувство - любовь!.. Любовь!.. Многие о ней мечтают, но не ко всем она приходит...
       Сломанная и изнурённая жизнью в каменных джунглях, тротуарная трава испуганно вздрагивала от жарких прикосновений июльского ветра... Слуга поднёс букет ромашек к лицу и медленно, с наслаждением, стал вдыхать их тонкий аромат с едва уловимыми нотами дикого мёда, свежескошенной травы и детского крема; а ромашки за это целовали его в кончик носа, усыпанный веснушками, оставляя на нём яркие пятна жёлтой сладковатой помады. Слуга держал ромашки в левой руке, а правой стал отрывать хрупкие, беззащитные лепестки с белоснежных цветов: "Любит?.. Не любит?.. Любит?.. Не любит?.. Любит?.. Не любит?.."
       Дорожная пыль врезалась в глаза и сушила губы, старый шмель заметно нервничал и недовольно брюзжал в ушах, голова немного кружилась, а кровь стучала в висках отбивая ритм, как африканский там-там: "Любитъ-нелюбитъ, лю-битъ-не-любитъ, лю-битъ-не-лю-битъ..." И время, как будто замедлилось или остановилось, а может просто перестало существовать, как не существует оно для богов и бессмертных...