Четверо над склоном

И успела кровь из капищ вытечь.
И как знать, в чьей был он стороне -
Тихий склон; под ним же – много тысяч:
Мир им всем… а сколько – счесть не мне.
Не был холм тот россыпями убран.
Там, в тиши, ловя из бездны весть,
Встретились однажды храбрый, мудрый,
И святой, и тот, в чьём сердце песнь.
И, казалось, слух взмущался стоном -
Ветра ль, тех ли, чей под ними прах…
И стояли четверо над склоном,
Боль тая и в душах, и в устах.
И казалось им - чьего-то зова 
Надо ждать… и некуда идти.               
И казалось им, что чьё-то слово
Бьётся рядом – птенчиком в горсти.
Что вот-вот средь гряд печальнохолмных,
На смиренном лоне этих нив,
Отомкнутся вдруг уста безмолвных,
Тишину речами вспламенив.
И – сбылось. Из некоей ли дали,
Из-под пойм ли травно-дождевых,
Те, о ком их скорбь, пред ними встали - 
Живы ль, нет ли, - в образе живых.
В сонме ликов боль металась-билась,
И укор пылающий пронзал.
И живое что-то заструилось               
От души к душе, от глаз к глазам…

И сказал воитель: «В вихре схваток
Вырос я; опасней нет стези.      
Полетишь царевну-славу сватать,   
Да иной невесты тень вблизи.
Но, сжимая в битвах меч свой верный,
Знал я твёрдо: путь свой выбрал сам,
И не мне – коль буду в срок повергнут, -
Вопиять к жестоким небесам.
А сейчас…взрыдать ли, ниц ли рухнуть,
Понимая – лёгок мой удел!
Здесь, под нами – слабость, робость, хрупкость
Тех, кто бить и биться не умел!
Им за жизнь сражаться было нечем;   
Я в опасность мчал, а их – влекли.
Пред судьбой тех жертв – крутые плечи
Не склоню ли ныне до земли?..»
И сказал мудрец: «Верша свой поиск
Истин, тайн, законов и причин,
Ведал я: не ту слагаю повесть,
Что прожить сулила б без кручин.
Но, прильнув к сокровищу писаний
Иль камней, таящих древний след,
Знал: я сам вступил на путь познаний,
И не мне роптать, коль дам ответ.
И ответ тот, сколь бы тяжек ни был 
Грохот слов - отречься иль не жить, -
Не вершина мук! На эту гибель
Всё ж должны за что-то осудить!
А лежащим здесь – колодезь боли
Не открыл, за что испьют её!..
Пред загадкой страшной этой доли
Не склоню ль всё знание своё?»
И сказал пророк: «В святые дали   
Призывая молнийной строкой,
Сознавал я: в жизнь мою едва ли         
Постучатся сладость и покой;   
Но мужался, зная: путь тот грозный
Сам избрал я - Имя освящать; 
Если ж так - облёкши сердце бронзой,
Укрепи отвагой мысль и стать.
И, коль даже руки на кресте ли,   
Из огня ль судьба мне в срок воздеть, -         
Муки той фиал не беспределен:
Легче мне, чем тем, чьи кости здесь…
Ибо я – взойду, а их – швырнули
На алтарь; и всех молитв святей
Душ тех плач, пред коим не склоню ли
Дар, и труд, и плод души своей?..»
И сказал поэт: «Лелея лиру,
Не искал тернистых я дорог,
Не примкнул ни к воинству, ни к клиру,
С тайн земли покрова не совлёк.
И страшилась плоть рубцов и рубищ,
И, душой от скорби прочь стремясь,
К небу я взывал – да не погубишь, -
И к мечте взывал я, чтоб сбылась.         
И порой томила троп неторность,
Но спасала мысль: пусть больно мне, - 
Бьёт та боль, чтоб песен звук исторгнуть,
Бьёт щадя – чтоб целой быть струне.
Здесь же те лежат, пред кем разверзся
Рок, чей тёмен смысл, чья мощь дика.
Ужас их закланья – жги мне сердце;
Преклонись мой стан, застынь рука!..»

И стояли четверо над склоном,
Замолчав и медля уходить,
И не знали - подвигом иль словом
Тех, кто пал, из праха возродить.
И взносился, тягостен и мертвен,
Гулкий ветер – пастырь льдистых стуж, -
И свистел: святой - ты должен жертве,
Воин – ты должник дрожащих душ!
И навек впечатывалась властно
Мысль и весть всё та же в их сердца:
Кто вещал - в долгу перед безгласным,
Кто летал – пред немощью птенца…
И, струиться ль рекам, льдам ли таять,
Отомкнуться ль Млечному Пути, -
Лишь пока жива об этом память,
Можно мир очистить и спасти.