Эгле

«Повела ужат ужиха...» - шепот вечно ветром в спину.
Но она не виновата, что любимый — не мужчина,
Что он, царь всех скользких гадов, страх внушает глупым смертным,
А они об пол бьют лбами, до утра молясь усердно,
О погибели змеюки. За любовь винить не стоит:
На любые пойдет муки, чтобы сердце успокоить.
Мир озерный, мир подлунный - очень трудно разрываться,
Слишком оба мира любит, хочет там и там остаться.

«А сестра ушла со змеем,» - говорили вечно братья.
Думали они дурное, ей вовек о том не знать бы.
И племянников водили лошадей пасти в ночное,
Говорили, что отец их толики любви не стоит.
До рассвета все пытали, дым костров взмывался в небо,
Только дети не сказали... Ночь без сна и крошки хлеба!
Тайну сохранив отцову, его имя не назвали.
Были дети непреклонны, прочны, как клинки из стали.

«Оборотень их отметил,» - вечно плакали родные,
А она дары несла им, вспоминала дни былые...
Братья маленькую дочку увели на сенокос,
Там малышка любовалась на цветы и на стрекоз,
Там ей дядюшки твердили, что в озерной глубине
Запереть отец их хочет. На холодном скользком дне
Солнца больше не увидит! А они хотят помочь...
И тогда отцово имя назвала малютка-дочь.

Возвратилась она к мужу, не встречает ее милый.
Волны вспенились кроваво... Как волчица, она выла,
Мир подлунный проклинала, потеряла мир озерный.
И тоска сжимала сердце. Разве можно быть покорной?
Боль ее слова шептала: дочь осиной обернется,
Сыновья, те в дуб и ясень — то, что прочно, не согнется,
А сама же станет елью, и янтарными слезами
О потерях вечно плакать... «Навсегда ушла с ужами...»