БАНЯ

Мальчишки, пацаны, единоверцы –
доверчивый, отчаянный народ –
я вас в любой толпе узнаю сердцем,
когда оно споткнётся и замрёт.

Ровесники забойных пятилеток,
свидетели крутых военных лет –
не все спаслись и вырвались из клеток
полуподвалов, нищеты и бед.

Воспитанники бабушек и улиц,
сиротки у рабочих матерей:
отцы с Войны немногие вернулись,
и мало кто дошёл из лагерей.

Сплошь – безотцовщина. Но был, взамен, оставлен,
чтоб нас блюсти из всех почётных мест,
один на всех – полувоенный Сталин,
один за всех – наш названный Отец.

Повсюду – грязь, но где найдёшь ты ванну?
Ну а найдёшь – воды горячей нет.
Я с бабушкой стоял в субботу в баню
в очередях, где стало мне пять лет.

Ну пять так пять, - в мужское отделенье,
где не было в те дни очередей,
я, шайку взяв, переступил сомненья
и в зал шагнул от хлопнувших дверей ...

И, сколько жив, хоть памятью и хрупок,
я не забуду свой застрявший крик:
передо мной сидел в тазу обрубок:
без рук,.. без ног,.. но, я клянусь, - мужик.

И он меня приметил глазом синим,
(сообразил, что я сробел, кажись)
и так сказал:
              - А ну, потри мне спину.
Мне не с руки, братишка, не боись.

А я и тёр, хоть вся душа дрожала.
Он говорил, скривив в усмешке рот:
                - Нас всех Война маненько пожевала,
да сплюнула: говнистый мы народ.

Я спины мыл и тёр солдат Российских:
без ягодиц, без плеч и без боков,..
Потом – привык, как привыкают к близким.
Они, я знал, отделались легко.

Но вот однажды, помню, их не стало, - 
растаяли, как утренний дымок. 
Смахнул их с улиц наш товарищ Сталин
как пыль с парадных новеньких сапог.