Казнь стрельца

                Неоконченная поэма.

Мимо терема высокого, мимо царского крыльца,
Проводили черноокого, забубённого стрельца.
Руки связаны верёвкой, кудри трепет ветерок,
Он идёт смертельной тропкой, а за что вот – невдомёк.
Позабыл, в хмельном угаре, как недавно, будним днём,
Саданул он на базаре воеводу кистенём.
С каждым шагом ближе плаха, прёт глазеющий народ,
И красавица Любаха, не скрывая, слёзы льёт.
Глашатай, слегка гнусавя, громко крикнул приговор,
А палач, работу зная, правит не спеша топор.

Снова толстая колода, жизнь младую оборвёшь?
Собралось глядеть народу, не проедешь, не пройдёшь.

Молвил молодец негромко, и затих пришедший люд,
Только брешет собачонка, кузнецы вдали куют.
«Вы простите меня люди, коль обидел, не со зла,
Бог один меня осудит, да та девка, что мила.
Ты не плачь моя Любава, не мочи слезой росу,
И моя дурная слава, не затмит твою красу.
Не гневись ты, воевода, не гневись, за тот удар,
Будь немного потрезвее – уложил бы наповал.
Мама, слышишь? Вытри слёзы. Мало денег приносил,
Часто грабил я обозы, да свой пай в кабак сносил.
В церкву я не знал дороги, видно видел это Бог,
Но куском и кружкой браги, многим сирым я помог.
И в боях не ведал страха, шёл на пули и клинки,
И не раз моя кольчуга, багровела от крови.
Вы, мои друзья лихие, не церковным не стихом,
Помяните песней тихой, за кабацким, за столом.
Больше нечего добавить, Ввек поблажек не просил,
Хоть и был простого рода, гордо голову носил».
Опустился на колени, вверх взметнулся бабий крик,
Закричал тут об измене, в грязном рубище старик.
Но палач своё знал дело, да и дело – трын-трава,
Взмах. Удар. Обмякло тело, покатилась голова.
И тогда толпа замолкла, не одна сползла слеза,
Смотрят в голубое небо, потускневшие глаза.
Захлебнулась мать в рыданьях, опрокинулась на тын,
Смерть – она всегда страданье, а ведь был кровинка, сын.
Уходил народ в молчанье, хмуря брови, сжавши рты,
Нету в мире состраданья, нету в мире доброты.

Коротка девичья память, да и слёзы, словно дым,
Начали поминки править, а Любава уж с другим.
Только вот не слЕпы люди, на потеху скор народ,
Поутру отец девицы, скоблит дёготь уж с ворот.
И пошли поминки справить, в кабаке. Идут стрельцы,
Водки кличут больше ставить, удалые молОдцы.
После кружки поминальной, по края, что губы сушит,
Захлебнулись все печальной, песней, что тревожит души.
И чем больше водки пили, наполняясь пьяной злобой,
Кистеня в руках крутили, лучше их сейчас не трогай.
В том, что Бог судьбою правит, свЯта вера у народа,
Преступил порог кабацкий, в час опасный воевода.
И десятки взглядов мрачных, тут слились в поток единый,
Храбрецов, бойцов кулачных, стали чёрной грозной силой.
«Ну, скоты! Всё водку жрёте. Всю деньгУ в кабак снесли?
Лучше б в боевом дозоре, службу царскую несли…»
И, сказав слова такие, к целовальнику идёт,
Свято веря, тот, с испугу, задарма винца нальёт…
                15.11.1985г.   (06.02.12г.)