Кризис возраста или электронный дневник martyshcka

«Любой твой холст - это автопортрет,
Где ты - это я…»               
Борис Гребенщиков               


Так могла бы звучать тишина
И когда я одна
Моя музыка
Это все я
Средоточие крика души
Не спеши
Не пиши
Ничего
Все равно
Это выше меня
Это злее огня
Не мучай молитвами
Бога

; ; (альфа)

Я начинаю отсчет.
Я открываю письма.
Время не ждет.
Время - это далеко не числа.
Если представить, что я на чаше весов,
То мне почти нечем уравновеситься с жизнью.
Из всех, даже из очень прекрасных слов,
Не складываются мысли.
И эти несложенные,
Слаженно несложные,
Разбитые на гласные
И на несогласные звуки,
Я не поручусь, конечно,
Но все же
Скорее всего они о тебе,
Мой отверженный.
Также как и все муки.
Так же как все скитания.
Так же как все мольбы.
Так же как ожидания,
В которых неизбежно
Оказываешься ты.
И я не поручусь, конечно.
И никогда ничего не зная наверняка,
Я продолжаю писать в никуда нежно
Пока
Не устанет рука.
Я по-другому не умею,
Милый.
В словах и в любви
Одна и та же сила –
Или самой умереть
Или кому-то приказать "умри".
Но мы, как видно,
По-разному фразы слышим
И если заметил, по-разному даже их пишем.
Но дело не в том,
Что кто-то кого-то бросил
Или быть может бросит потом.
Дело, наверно, не в том...
Я, просто, не умею любить без знака вопроса.
Я, просто, боюсь собственного голоса.
Просто...
Не успеваю за тем, кто рядом,
Всегда ожидая того, кто следом.
И никогда не знаю, где ты бредешь.
Моим звукорядам
Следуя,
На минное поле попадешь.

; ; (бета)

Так много пишу,
Все как будто ни слова,
Все как будто молчу.
Моя исповедь,
Назовем это так условно,
Ни для кого.
Я стихами душу лечу.
Хотя не очень понятно от чего,
От какого недуга.
Может быть от прощеного воскресения?
Может быть, как икоту лечат испугом,
Бесконечный нервный озноб я лечу потрясеньем?
Может быть, в миллионе слов
Мне отыщется утешение?
Или хотя бы один из снов
Можно вылечить стихотворением?
Впрочем, скорее всего, мне безразлично.
Я пишу, я не знаю чего-то иного,
Чего-то получше не знаю.
Я вчера всем вокруг признавалась,
Что каждую ночь летаю,
А сегодня стираю память, словно палачь суровый.
А назавтра буду стыдиться, стыдиться, конечно.
Я все время что-то пишу и потом стираю.
Я на каждом шагу старею, стыжусь и себя прощаю.
Правда, мое прощенье запаздывает на вечность.

; ; (гамма)

Доброе утро!
Я снова сюда добрела.
Мне хочется здесь ненадолго
Остаться, но камни
Легли, словно снег,
Все укрыли.
Но камни легли, словно гири,
К земле притянули.
И где-то под ними моя душа.
Но впрочем, об этом скучно –
И я не буду.
Сегодня такой невыразимый свет.
Я, правда, не Будда,
Но интересно, кто вместо него,
Когда его с нами по-прежнему нет.
Каким, интересно, он видел
Свой первый рассвет,
Когда обнаружил,
Что совершенно не стоит усилий
Все, о чем плачем так долго,
Что нам не хватает лет
Чтобы прожить столько
Сколько должен бы жить человек.
Как же тоскливо звучит слово "жили"!

; ; (дельта)

"Жили" тоскливо,
Но хуже гораздо "любили".
Это, как выбирать,
Топор мне или веревка.
И то и другое, так не с руки,
Так неловко.
Уж лучше меня бы,
Как узел тот разрубили.
Ах, я ж о любви хотела...
Вот о любви я как раз
Всегда забываю.
Когда я, вот как сейчас,
Прощенья просить ходила,
Сама ж говорила,
То не в последний раз.
Так и сейчас.
Да, мне тяжело.
Да, трудно.
Да, я устала
Не то, что думать
Даже дышать.
Мне иногда так хочется жизнь разорвать,
Как бы прервать
Бессмысленность ежесекундную.
И в таком малодушии
Столько порою подвига.
Потому что когда жить скучно,
Выжить практически невозможно.
Пару раз возможно вздрогнуть от окрика.
А потом он просто покажется докучным.
Но я выживаю, я не могу иначе.
Тем паче,
Что не должна.
А потому попросите у бога чуть-чуть удачи
Себе и совсем немножечко для меня.

; ; (эпсилон)

Я не хочу жаловаться,
Это довольно отвратительно.
Поэтому не жалейте меня, пожалуйста.
Просто, который вышел,
Просит позволить войти ему.
А час его пробил,
Реинкарнировать летучей мышью.
Ну, это такая метафора,
Иными словами, фигура речи.
Если представить, что я амфора,
То наполнить меня абсолютно нечем.
И если я амфора,
То и не зачем,
Потому что наполнять стоит женщин.
Наверное, и я все-таки немножечко женщина.
Хотя больше – пощечина
Перед поцелуем.
Потому что перед мужчиной
Женская плоть, как дорога млечная,
А я - это то бесплотное, что к живому ревнует.
И в этом нет никакой повинности,
В этом даже греха нет.
Но жалко того, кто попросит верности
И пообещает вперед на сто миллионов лет,
А после удивится отсутствию невинности.
Я не могу к тебе обратиться прямо,
Я вроде пытаюсь упрямо
Выразить,
А получается будто удар за ударом
По-прежнему силюсь отразит.
Такая вот у нас мелодрама.
А после мне всегда - ну, ты знаешь - хочется пить.
Прости, я напрасно вспомнила.
Моих размышлений тянется странная нить.

; ; (дзета)

Некоторое время спустя...
Так начинаются новые главы...
Тот, кто возвращается, уходя,
Всегда немножечко обезглавлен.
Вот так же точно и я
Являюсь сюда за новой расправой.
И нахожу в действительности утешение,
Потому что всякий раз неправый
Для остальных оказывается приобретением.
А когда ты оказываешься кем-то
Или чем-то, на крайний случай,
Согласитесь, что это гораздо лучше,
Чем если тебя не оказывается вовсе.
А разбирать себя по заслугам после,
По входным билета,
По просроченным абонементам…
Все равно, как отполировать собственные кости,
И бренчать ими, как на кастаньетах.
Я, кажется, снова перепутала все гласные.
Это становится заболеванием неопасным.
Зато все перепутанное можно заново перемешать,
А потом еще раз перечитать.
Так случается настоящее искусство.
Хотя искусство – это, разумеется,
Не вариант.
Потому что когда тебя кем-нибудь называют,
Подразумевают
Далеко не тебя,
А лишь то, что тебя отдаленно напоминает.
И это нечто в итоге пусто.
Поэтому я предлагаю отменить имена.
Хотя это меня пугает,
Ведь как же тогда я назову тебя.
При встрече,
Которая все время куда-то от нас убегает.
Или, по крайней мере, от меня.
Вот и получается,
Замахиваемся на нетленность,
А по морде получает тот второй,
Что готов хранить тебе вечную верность,
Не задумываясь ни на секунду: кто ты такой.
О ком это я?
Вряд ли о нас с тобой.
Мы давно избалованы и наказаны.
Правда, каждый по-разному.
И каждый равного
Количества тумаков не желает,
Готовый принять
Удары обоим только своей спиной.
Но так не бывает,
Боль никогда не приходит,
Когда ее ждут.
Но если нервы лишь чуть остывают -
Она тут.
Поэтому сколько отмерено,
Столько и вынесем.
Внесем в молитвы
Поправки и пояснения.
Приза достойно любое,
Даже самое крошечное прегрешение.
А после любого призыва
Наступает раскаяние.
Поэтому сколько отмерено,
Столько и вынесем -
Я повторяю с надеждой отчаянно.

; ; (эта)

Мне стоило б как-то закончить,
И лучше, на позитивной ноте.
Но моя история бесконечна,
Как проповедь,
Послушаете и уйдете.
А я, как бабочка в самолете,
Все также буду искать твердь.
Но дело ведь не в счастливых финалах,
Их насочиняли и так немало,
А смысла чуть.
Смысла чуть больше,
Чем на базарах
Яблок и груш можно стянуть.
Хепи энды до добра не доводят.
Высота иной раз к катастрофе приводит
Казалось благополучный вполне полет.
Но я катастрофы своей
Бояться не буду,
Потому что легко быть смелой,
Когда мы - люди.
Когда мы - звери и птицы,
Гораздо трудней.
А катастрофа неизбежно должна случиться.
И чем больше люблю ее, тем верней.
И совершенно не больно падать,
Во всяком случае, не больней,
Чем облегченно радоваться,
Переживая множество чужих смертей.
Поэтому стоит однажды разбиться и радовать.
Жить после этого легче и веселей.
В этом трудно что-либо понять.
Суть ускользает постоянно,
Едва начинаю ее сочинять.
Она, неприкаянная,
Кочует из строки в строку.
Я же сачком дырявым ее калечу,
Слезами потом лечу.
И единственное от чего ей легче,
Когда я отталкиваюсь от нее и лечу.
Она от этого делается доверчивой
И сама ластится к плечу.
И вся мой эпопея скитания
Уместится может в одной только фразе,
Что бесконечное ожидание
Сродни самой волшебной фантазии.
И даже, когда очень плохо,
Так плохо, что тесной кажется материя,
Немало можно отыскать поводов
Для дыхания.
Я это проверила.
Но я не буду считать тебя поводом,
Я не буду считать тебя проводом,
Пророком или даже проводником.
Потому что при этом
Тебе будет трудно оставаться человеком.
Ведь человеку так необходимы тепло и дом.
Я буду считать тебя просто милым
И еще любимым,
И даже неважно, что будет потом.
Все же в отчаянии столько силы,
Что огромную землю можно залить светом.

***
; ; (тэта)

Каждые семь лет каждый перерождается.
Слезает старая кожа,
А под ней
Поначалу только живое мясо
Да скелет из костей.
Даже касание ветра режет, как нож и
Как мы вычерчиваем шагами
Контуры площадей.
Переболев, отправляем на небо факсы,
Мол, зачтено или перепроверь.
Вот и теперь
Поворот песочных часов,
Поворачивая жернова души,
Перемалывает меня в просо.
А всякому зернышку простора
Не хватает полей.
Но почему-то любой пейзаж
Представляется сперва утесом,
На котором не прорастет и репей.
И каждые семь лет
Одно по одному,
Точно по кругу.
Как видно мы не становимся умней.
И, тем более, сильней.
Но что-то меняется тем не менее,
И после умопомрачения
Остается симпатичный узор светотеней.

; ; (йота)

Это опять я.
Теперь я пришла к тебе.
Кто я? Фея конфетти на твоем рукаве.
Когда ты стоишь на чем-то пути,
Я помогаю резвее бежать слезе.
Я помогаю уверенной бить лозе,
Когда ты кого-то пытаешься обойти.
Я снова пришла.
На это раз я пришла к тебе.
Когда ты падешь лицом в грязь,
Не думаешь, какая прическа на твоей голове.
Скорее размышляешь, как было бы приятно
Больше нигде
Не упасть.
Пытаешься выглядеть довольно опрятно
И несколько аккуратно,
Хотя разум уверяет внятно,
Что грязь – это теперь твоя масть.
И еще к этой теме взять слово "палачь"
Написать его мягко,
Потом выгнать первую букву "а",
То останется только удавка,
А остальное станет глаголом "плачь".
Вот и жизнь также происходит.
Вот и в жизни та же игра.
Когда ты на кого-то дуло наводишь,
Непременно попадаешь в себя
Другой стороной ствола.
Всё это – социальные роли,
Без которых действительность невозможна.
А мы, выходит, порядочные актеры,
Временами сами себе каскадеры,
И текст читаем с листа,
И костюмы - какие положено.
"К черту!" - хочется выкрикнуть иногда.
Ни одна истина не родилась в споре.
Ни пули, ни клинки
Не заслужили
Ни одной победы.
Все это знают,
Но не могут отменить войны.
Во всяком случае, ее ни разу еще не отменили.
И может сослепу показаться,
Что так берегут
Веру, правду или, там, достоинство.
Но по-честному если признаться,
Никто не в силах сопротивляться
Равномерно вращающемуся колесу,
След которого называется совестью.
А последняя, как известно,
Точно топор над шеей навесу.

; ; (каппа)

Ну, вот теперь ты, наверное, скажешь:
Пришла сюда,
Несет всякий бред.
А отвечу тогда:
Тебе это кажется,
Меня, в сущности, рядом нет.
Значит обязательно необходимо отважиться,
И самому поискать ответ.
Правда, часто размышления
Становятся бумажными,
Когда им исполняется достаточно лет.
Но с другой стороны,
Если, к примеру, нас двое,
То есть не ты один, а именно - мы
Сидим и думаем
Вот так об одном и том же,
Что-то примерно такое
И ничего при этом не говорим.
Значит, в нас есть нечто гораздо большее,
Чем весь этот чертов мир.
То есть не именно в нас,
А так, вообще, есть.
Мы касаемся этого краешком глаз
Перед тем, как очередной сон прочесть.
Но перед тем, как в действительность пасть,
Нас сжирает ее изящная пасть,
Которой необходимо в итоге кого-нибудь съесть.
У каждого, как говорится, своя напасть.

; ; (лямбда)

Ладно. Дальше пойдем.
Не стоит останавливаться на достигнутом.
Если мы признаем,
Что жизнь вращается колесом,
То пространство тогда окажется выгнутым.
И кто мы на нем?..
Ладно, дальше пойдем.
Если нельзя,
Если природой не предусмотрено,
Судить, потому что судья
После приговора не живет, а
Дожидается своего часа,
Что инстинктами вполне обусловлено.
И деление класса от класса
Оборачивается противозаконностью,
Не говоря уже о расах.
Значит вопросы совести
Остались на уровне копий
Первобытно общинных папуасов.
Хотя мы почти что летаем
На сверхзвуковой скорости.
И я никого не обвиняю.
Просто, если признаться честно,
Все наши нормы морали
Выглядит неуместно,
Когда мы почти ничего о ней не знаем
И более того, многим это не интересно.

; ; (мю)

О чем я, о Боже!
Все эти остросоциальные темы
Хуже самой отъявленной мелодрамы,
В которой ежеминутно вскрывают вены,
С перерывом на новости по программе.
Никак не получается подытожить.
На самом деле все предельно просто.
Когда вы приходите к кому-нибудь в гости,
Садитесь, ну, хоть, на диван,
Разглядываете обои.
Вам еще подают чай и суфле
Или что-то такое.
Вам еще курить предлагают на балконе.
Показывают, где туалет.
Вы еще немного виснете на телефоне,
Объясняя кому-то, почему вас нет.
Вы почти точно знаете ваше время.
Где-то с полуночи до полудня.
Вы уйдете, за вами закроют двери.
Так всегда происходит,
Так все живут люди.
Так случаются будни.
И когда вы приходите
К кому-нибудь в гости,
Вы не садитесь просто,
Вы садитесь, как человек,
Осознающий, что где-то есть дом,
А его в нем нет.
И может в этот момент
Вы еще осознаете
Или может быть чуть-чуть потом,
Что жизнь - это тоже гостья такая,
А вы ее живете
За чашкой чая
И дежурным анекдотом.

; ; (ню)

Нет, я не знаю о жизни
Больше кого-то другого.
Я не знаю о ней
Ничего такого,
Отчего бы стало
Хоть немножечко веселей.
Скорей,
Знаю то, от чего делается интересней.
На пример, мысль начинается словом,
А заканчивается ощущением.
И это нечто существует
По своим законам миротворения.
Эти законы стоит и преступить, и нарушить.
Когда ты почувствуешь
Из какого материала сотканы души,
Когда ты поймешь,
Что под ногами никогда не существовало суши,
Считай себя в розыске,
Готовь свое сердце к обыску.
За тобою придут в странных одеждах,
Чтобы тебя разрушить,
Через наушники,
По проводам
Беспроводных шедевров
Прямым проникновением в нервы,
Как прицельным ударом по городам.
Помни тогда,
Что ты все равно не первый.
Первого не существовало никогда.

; ; (кси)

Я слушаю свое тело,
Как следопыт стал бы читать землю.
Потому что внутри спрятан
Беглый.
Мое тело –
Белый
Навигатор.
Взломанные шифры незаконченных прикосновений,
Из них составляется карта
Моего к тебе перемещения
По белым и черным квадратам
Личного сокровенного боди-арта.
Ты слушаешь мое тело,
Как если бы это была песня.
Ты слушаешь мое тело
Как будто прочее тебе неинтересно.
Ты слушаешь губы,
Слушаешь шею и груди.
Тебе, кажется, будто руки
Звучат нежнее чем зубы,
Но и те достаточно мелодичны.
Ты слушаешь тело,
Хотя это так алогично.
Я слушаю твое тело,
Как если бы что-то случилось ночью,
И свет стал прозрачным.
И зрение, столь ненадежно непрочно,
Доверилось мудрым ладоням,
Свое прекратив скитание.
Я слушаю твое дыхание:
И ты словно море,
Только из пламени.
Ты слушаешь свое тело.
Когда меня нет,
Будто что-то сломалось, перегорело.
Ни на одной из планет
Не отыщется лампочки целой,
Чтобы исправить свет.
Ты слушаешь тело,
Как "Одиссею"
Гомера.
Я, кажется, стала смелее.
Я ложусь в твои руки, как снег,
Чтоб проснуться в твоей постели.
Хоть я никогда ничего подобного не умела.

***
; ; (омикрон)

- Словно любовники полярного круга,
Мы так долго искали друг друга.
Что нам, наконец, досталась
Горькая радость –
Тело одно.
Голос один,
Дрожит.
Бог один,
Летит.
Но ты тянешь меня на дно,
Я же мечтаю к звездам уплыть.
Веретено
Перекручивает в единую нить.
Боже! Как трудно выжить!

- Ты - невесомое полотно,
Я на том полотне пятно.
Я бы хотела тебя от себя отделить.

- Я бы очень хотела
Не хотеть ничего.
Как все-таки трудно быть,
Когда тебя нет,
Когда ты совершенно никто.

- Я бы хотела
Зашторить тебя, как окно.
Я бы сумела,
Разлить себя, как вино
По бокалам.
И если б кому-нибудь стало мало,
И кому-то бы я, вообще, не досталась,
Я бы выросла, как пшено.
Я б корнями в земле купалась.
Я б плодилась и размножалась.
А тебе, увы, не дано.

- Ты мои крылья держишь рукой,
Ты мои перья мараешь в грязи.
Я ненавижу тебя такой,
Как ты есть, и такой,
Какой ты стоишь на моем пути.
Пожалуйста, уходи!

- Я ненавижу тебя
И вместе с тобой полет,
Я ненавижу твой бесконечный небесный свод.
Криком слышится каждый твой вздох,
Меня по щекам бьет,
Кожу сдирает,
Силу и радость пьет.
А если твой крик захлебнулся, заглох,
Тоска мое сердце берет
И заряжает
В свой обезумевший пулемет.

- Ты так прекрасна!
И это меня раздражает.
Я словно маска,
Что живому лицу мешает.
Ты – это все,
Чего мне не достает
Ты – это все,
А меня ни на что не хватает.

- Ты – это все.
Прочее, что не летает –
Это будто заранее решено –
Произрастает.
И начало свое берет
Не из райских высот,
А почему-то непременно из нечистот.
Твоя песня так угнетает,
Оттого что зовет
В рай, который недосягаем.
И вот
Мир за тобою на брюхе ползет,
А ты от него ускользаешь.
А меня, как всегда, ни на что не хватает.
А меня ты с собой не берешь.

- Если я улечу,
Ты пропадешь…
- Когда я умру,
Ты уже не споешь…

- Значит, отныне никто не умирает.

; ; (пи)

Мне нечего больше добавить.
О! Как невыразимо молчание!
Мой Бог драгоценным касанием
Душу мою исправит,
Исчертит,
Излечит,
Как искалечит,
Растравит.
Мой Бог меня учит
Правильно.
Мой Бог меня любит
Пламенно.
Когда наступает вечер,
Он гасит мои желания,
Как свечи.
За плечи
Меня разбудит.
За руки меня притянет.
И я расцвету цветами,
И разгорюсь огнями,
Волшебными стану словами,
Какими-то новыми звуками,
Языческими многорукими
Священными истуканами,
Я раздроблюсь там-тамами,
Я вытянусь тонкими струнами,
Я древними рунами
Изогнусь,
Я щедрыми рудами
В тело земли вопьюсь,
Разольюсь
Хрустальными струями.
Божественными поцелуями
Прошита моя изнанка.
Беглянка
Находит прибежище,
Когда ей потеряться не жалко.
Прибежище ищет беглянку,
Как пуговицу, булавку, склянку,
Как элемент микросхемы,
Как запятую прекрасной поэмы.

; ; (ро)

Леонардо да Винчи
Рисует картины,
Им не место
В музее.
Но я не посмею
Ни одну отпустить на волю
Из галереи.
Леонардо да Винчи
Превращает слова в драгоценную воду.
А вода так надежна,
Потому что находит свободу.
Мое сердце в молчании
Стучало труднее и глуше,
Но я вижу, как оживают краски,
И сердцу стучится лучше.
В каждом звуке
Ясноокого слышу бога,
Небо недалеко,
И его восхитительно много.
Я люблю, но никогда не признаюсь в этом.
Потому что любовь щедра,
Когда не ищет ответа.
Я люблю, благодарная за безучастье.
Я училась любить,
А научилась счастью.

; ; (сигма)

Милый, наколдуй мне на сегодня лето.
Давай придумаем такой монтаж,
Чтобы остались все краски на планете
И еще при этом
Стало как-то по-особенному нетак:
Все как
Бы состоит из солнечного света,
А мы тогда для всего – витраж.
Давай, может изучим наконец что-нибудь,
Давай, может научимся пешком пО небу,
А то я нацепила, как дура, белое,
То задираю подол, то по земле волочу.
А всем кажется, будто я смелая.
А я, просто, не знаю, чего хочу.
А еще мне сегодня снились цветы,
И, как третьего дня,
Они были все точно, как ты,
А некоторые немного, как я.
В этом сне, разумеется, было небо,
И земля, и синие волны…
Правда, в этом сне чего-то не было,
Отчего сон кажется неполным.
Но он продолжается,
Он умещается
В шершавое русло.
Ему там, наверное, тесно и даже грустно,
Особенно, когда я просыпаюсь
И больше его не смотрю.
Я забываю и забываюсь,
А он устремляется, к новому кораблю.
Но что-то же все равно,
Умещаясь
В одно мгновение,
Навсегда остается в ушедшем выдохе.
И это волшебное время
Для ничего,
Как заминка на выходе.
И отпущено в дар, когда мы любим.
И как плотное липкое бремя,
Если мы, просто, люди,
Если каждый из нас абсолютно не для кого.

***
ЭПИЛОГ (не является окончанием алфавита)

Корабли постоят и ложатся на курс…
Этот курс так отчетливо не очерчен.
Корабли ловят с воздухом еле заметный пульс,
Доверяя метафоре, что только он вечен.
И если окажется, что незачем плыть,
И если покажется, что не ждут нигде,
Они соберутся стаей и стану выть,
Преданные луне.
И так мало, в общем-то, у берегов различий,
И достаточно симметричного соответствия
Рваных береговых линий, публично
Обнимающих поток одного бедствия.
Кто-то выкрикивает «Отче Наш»,
Кто-то продолжает сидеть под деревом.
А кто-то окажется прав,
Когда подумает про экипаж:
Они спятили, и ни во что не хотят верить.
И этот кто-то будет тысячу раз неправ,
Когда попробует сие проверить.
Поскольку вера гораздо невесомее бытия,
Ее невозможно чем-либо зафиксировать,
Приколоть на лацкан пиджака
Или воротничок платья.
Верой можно дышать,
Верой можно пульсировать,
Не подозревая, что по венам бежит она,
Ярко красная, живая, красивая.
Сильная
Безмятежная
Великая Небесная Мать
Даже отверженная
Продолжает детей своих обнимать
Нежно.
Вот и вся тайна мироздания,
Вот и вся истина.
Если захочешь, можешь не прекращать
Скитания
Неистового,
Но не пытайся оставаться чистым.
Потому что важнее – честным.
Так увеличивается вероятность раскаяния.
И можно быть черствым,
Соленым и переперченным,
Но ни в коем случае - пресным.
Ведь тогда рождаться зачем,
А жить тем более неинтересно.
Но все же надежнее всяких фраз,
Особенно таких дерзких и поучительных,
Та, что прячет себя от глаз
И кажется малозначительной –
Неловко как-то произносить вновь –
Любовь,
Бесстыжая, прекрасная, мучительная,
Чудотворная, божественно удивительная.
Каждый ее недостоин,
Любой к ней не готов,
Но она беспокоит,
Приходит, мир умножает на сто,
И мир для тебя начинает чего-нибудь стоить
Просто.


                И у каждого слова во все времена есть собственный срок годности.

19.01.09