Юрий Мотылёв. Хрустальные зори

Немое кино прежней дятьковской жизни
Ушло в никуда, хоть не снято оно.
Но только апрелик, февралик и шизик
Мог стать режиссёром такого кино.
Былое исчерпано, время хоронит
Последних свидетелей кадров тех лент.
И память по каплям сочится из хроник,
Из лодкинских сказов, старинных легенд.
Историк иной, краеведов облаяв,
Им в пику добавит: всё, дескать, не так.
Пожалуй, лишь только Кусков и Бабаев
Нам могут напомнить о прошлых летах.
От кличек малыцовских судьбою одною
Фамилии предков видны издали.
Там все мы привычно считались роднёю:
Софроны, Бабаи, Чижи, Мотыли,
Колганы, Торопы, Пучки и Никиты,
Степаны, Кулины, Титки и Рожки...
Кнутами побиты и потом политы
В шлифовнях и гутах отцы-мужики,
Их бабы и хлопцы, забытые Богом
И нами – потомками в близкой стари.
А годы стоят за недальним порогом,
Застыв в отраженьи хрустальной зари.
Всё нынче иное, всё видим иначе,
Но город, хоть трудно, но всё же живёт.
И новые люди смеются и плачут
По-старому в вечном потоке забот.
Пусть минуло время, но помнится многим
Бессонность тревожных больничных ночей,
И Понизов, Гусев, Евтеев, Онохин –
Из славной когорты уездных врачей.
Шагал по Октябрьской я к матушке в гости
Под резкий каштановый хруст кожуры.
Вёл на Кучеровку Буяновский мостик,
Где карпы таились в тени от жары.
Совсем поредела Больничная роща,
По Пильне и Лысовке хлещут ветра.
Коль с другом идёшь, то дорога короче,
Есть, благо, холодное пиво с утра.
И Дальняя Мельница и Три Колодца
Не те, хоть истоки чисты и щедры.
Но жаль молодых, что спешат уколоться.
На площади - юрты палатки, шатры
Как будто остались с монгольского ига.
И микрорайоны проблемны уже,
Я «мурманский дом» как раскрытую книгу
Читаю по строчкам его этажей.
Конечно, заметно сместились акценты,
Всё громче гортанная южная речь,
Всё тише хрустальный, когда-то бесценный,
Тот звон, что, увы, не смогли мы сберечь.
А жизнь, торопясь к завершению круга,
Пока ещё светит вечерностью зорь.
И Дятьково словно старинного друга
Обнимет тебя ожерельем озёр.