День не задался

День не задался.

Было прекрасное дождливое утро. Да-да, именно прекрасное! Такое, в которое хочется сладко спать и не выбираться за периметр драгоценнейшей кровати, да и куда там кровати, даже из кокона нагретого за ночь одеяла, где ты до последнего старательно удерживаешь собственное тепло; настоящее наслаждение - врезаться в просторы подушки сонной головой и рассекать ее свежесть, утопая в ней всеми силами, стараясь удержать это дремотное состояние. Звуки дождя замечательно располагали к этим ощущениям. И я охотно нежился всей своей небритой мордой в этих прелестях, наивно полагая, что сейчас максимум девять часов утра и впереди у меня еще полдня для этого редкого, но излюбленного каждым нормальным человеком дела. Я пытался уловить сюжет упущенного сна, придумывая на ходу свой, когда вдруг нестерпимым воем завопил мой телефон, который, к сожалению, при своем адском вопле умудрился еще и находиться так далеко, что мне пришлось вылезти из подвижного теплого домика, пройтись босиком по холодному полу в одних трусах и уже скукожившись взять в руки этот ненавистный предмет! Я и не знал, что буквально через пару с лишним часов, я был бы рад отдать все, что угодно за этот спасительный предмет, по совместительству предмет, вовлекший меня в беду. Я поднял трубку, пытаясь изобразить совершенно не сонный голос (глупая привычка), при этом мысленно придумывая оригинальную смерть для позвонившего за столь непростительный проступок. На том конце провода меня совершенно обыденно приветствовала милейшая дамочка с моей работы, о которой я еще со вчерашнего вечера приготовился забыть, она беззаботно и радостно сообщила, что мне надо зайти к начальству через полчаса... после обеда... Я, растерянно и зло положив на нее трубку, с опаской тут же посмотрел на время. Экран ясно показывал, что сейчас 12.43 и, что самое ужасное, он показывал, что сегодня - суббота! Как так?! Я почему-то последние 12 часов своего существования думал, что сегодня - воскресенье. Пожалуй, никогда я так быстро не натягивал штаны в положении "бегом", не искал рубашку там, где ее нет и, самое главное, нашел - чудо из чудес, и не завтракал сырым яйцом со вчерашним хлебом ( даже не знаю, что противнее). И вот уже через 7 минут, а может и 15, я шел по улице с видом супергероя, спешащего на подвиг по вызову какого-нибудь соседнего района. Мокрый, без зонта, но полный решимости, я и вправду походил на супергероя, пока не увидел маршрутку, замаячившую сквозь капли унисонного дождя на остановке в метрах эдак 50 от меня. Я помчался со всех ног, матеря по дороге самые известные вещи, на которых стоит весь белый свет. И не зря... Пробегая мимо неожиданно открытого какими-то негодяями люка, я уже приготовился совершить гигантский прыжок, который должен был спасти мою шкуру от непредставляемой даже мной трагедии, однако он не успел мне помочь, так как я поскользнулся своим потертым каблуком (и почему я его не отнес в починку неделей назад!) на вымокшем за ночь асфальте, и , проехавши, пару десятков страшенных сантиметров, уже летел непонятным способом вниз. Хорошо, что этот непонятный способ оказался не столь болезненным, каким мог бы быть.
Я разложился не очень красиво, но в этом мрачном месте никому не было до этого дела, даже паукам наверху, которые к "выходу в свет" были намного ближе, чем я. Сверху что-то капало: предположительно все еще дождь. Минут десять я лежал в ступоре, не двигаясь, и может быть даже не дыша...потом пришла в голову самая обыкновеннейшая мысль - кричать. И я принялся надрывать глотку на не вполне сытый желудок, еще не до конца осознавая, что вообще произошло. Это оказалось занятием достаточно бесполезным, ведь в дождь никто ходить не будет, да еще и по обочине, как бежал я, но...неужели никто не заметил, как я провалился в из-неоткуда-взявшуюся-дыру? Хотя бы водитель долбаной маршрутки! Неужели никто и не думает меня спасать? От этой мысли меня начала разъедать тоска, а к горлу подкрадываться паника, и я наконец стал рассматривать то, на что не стал смотреть сразу. Вокруг меня были не вполне новые трубы, впереди пустое место, уходящее в темноту и пара брусков непонятного происхождения. "Уух" - только и смог подумать я.
Я сидел с умирающим видом, лишний раз не шелохнувшись даже от малейшей капли дождя, стремительно летящей из открытого просвета, все еще опасаясь запачкать одежду, в которой я уже должен быть на работе. Но даже мысль о том, что меня теперь, конечно же, уволят, не угнетала меня так, как возможность остаться здесь на всю последующую ночь и встретить здесь утро, видя светлое небо в круглой щелочке между моей угрюмой промокшей реальностью и жизнью всех остальных нормальных людей сверху. Из состояния оцепенения меня вырвала скоростная капля, которая каким-то неведомым миру образом отрикошетила мне прямо в глаз, да так резко, что я, пошатнувшись, чуть было не упал в какую-то пока еще неизвестную мне бездну позади меня. Восстановив равновесие, я встал и стал, как мне показалось, нащупывать план спасения. Все мои мысли были скованы не то испугом и страхом, не то невероятной влажностью воздуха и сомнительной грязью на любом участке этого замкнутого пространства везде, где только хоть мимолетом проникал мой хорошо видящий глаз. Не знаю, чем могло бы мне сейчас пригодиться это достоинство, но зрением я обладал вполне замечательным, и моя мнимая натура уже начала строить свои хитросплетенные козни по поводу того, не повредил ли я свой прекрасный орган чувств, пока летел сюда недолго и некрасиво. Примерно в это же время я почувствовал ноющую и немного жгучую боль в спине, которую в горячке сразу не опознал. Видимо, проскользив на своей несуразной пятке, я далее по инерции скользнул в ту же сторону, только вниз и упал весьма криво, содрав по пути себе спину о железные оковы входа в моё новое место пребывания. У меня ныло колено и неудачно подвернутая нога... За ободом кольца - единственной нити к настоящему миру темнело, и я боязливо глядел наверх лишь изредка теперь, сходя с ума от того, что как мне кажется, уже наступает вечер, а я застрял здесь... Весь грязный и ушибленный, мокрый и пропахший совершенно незнакомыми запахами, но очевидно мне неприятными. "День не задался" - подумал я, чуть не плача. Я даже не знаю, сколько сейчас времени! И тут меня осенило...
Черт, Телефон!..и я с вожделением залез холодной рукой в наружный карман своего тряпичного "дипломата", пытаясь нащупать что-то похожее на этот предмет, которому я сейчас был бы рад больше, чем даже очаровательной леди из моего офиса, хотя я и каждую ночь с тихим ощущением постыдной авантюры и тайным наслаждением такого вот необычного воровства образа моей вдохновительницы слагаю о ней невероятные сновиденьица! Ах, о ней сейчас думать и вовсе вредно. Видела бы она меня... Но где же, где же этот маленький спаситель моей жизни, которая уже успела стать никчемной за последние несколько часов. Я перерыл все и умудрился даже вспотеть в таких условиях. Что только не находилось внутри, но все было сейчас столь ненужным и бесполезным в этой, не лишенной иронии, ситуации: ключи от квартиры, пачка жвачек, некоторые документы, наушники - в общем-то все нужное, ничего лишнего. Но только не здесь. Здесь лишним оказался и я. Слегка пытаясь себя успокоить и логически подумать, я стал вспоминать, мог ли обронить его здесь или, действительно, в спешке оставил его в квартире. Припоминать день было весьма сложно, к тому же, мне стало прохладно, и часть мыслей откликалась на зов тела найти способ согреться. Болезненно ходя вокруг да около по карте памяти, я наконец уловил неотвратимость факта, что телефона здесь не было и быть не может. С отчаянием вспомнил, что оставил его в том же месте, где спросонья отвечал на этот злосчастный звонок. Отчетливо увидев эту картину, я сначала с мужеством принял эту данность, не сознавая еще, что скоро она станет буквально последней каплей для извержения моей истерики.
Снаружи, видимо, выглянуло солнце, так как спадавшие сверху лучи могли быть только солнечными. Я не придал этому значения, а потом вдруг недоверчиво поднял голову. Погода меня обрадовала, хоть и ситуацию в этой яме она мало меняла. Зато она дала понять, что еще не вечер, а начинающееся потемнение было лишь одной из злых тучек после дождя, заслонившей естественный выход света. Я решил не думать о самом худшем и вновь собраться с мысленными силами, ведь только они могли мне помочь, особенно в теперешнем состоянии. И, несмотря на то, что у меня со временем начинало ныть уже и ребро с левой стороны (с той же, где и колено), я внезапно воодушевился и стал более пристально осматривать попадавшиеся вещи на предмет их полезности. Я ходил взад и вперед, насколько это было возможным, в этой "землянке", которую отнюдь не назовешь просторной. Мне даже стало чуть теплее, хоть и по-прежнему мокро, и я остановился. Остановились и напряженные думы. Свет безнадежно освещал место моего приземления, закрадывался в некоторые углы и доставал даже до носа моего ботинка. Снаружи слышались звуки проезжавших машин и всякого рода суеты, но не голоса людей.
Солнце светило недолго, так как уже и вправду вечерело, а мою защиту уже подбивали негативные мысли. Сначала я старательно пытался их отогнать, но потом они меня буквально загнали в угол, то есть - я сам загнал себя в угол. Но о чем мне думать? День уже закончился, а мое самое страшное предположение встретить здесь следующий день потихоньку сбывается. Какой-то стук из вне помогал нагнетать обстановку. Я стал усиленно ходить взад и вперед, рассекая воздух своей фигурой, словно пытаюсь перегнать его, разорвать его. Мне казалось, это хождение хоть как-то оттягивает минуту, когда меня целиком и полностью захватит безумие, на деле же все было с точностью до наоборот. Я вспомнил про то, как вчера откладывал отчет до понедельника и стирку накопившихся вещей, как я не купил даже чай на утро, как я всю неделю не мог отнести свои ботинки со стертым каблуком в починку и как сегодня утром я по дурной привычке не проверил, взял ли я все документы, которые были мне нужны (заодно засунул бы телефон). Все это казалось таким мелочным и в то же время усугубляло мой настрой. О том, что я сегодня не зашел к начальнику, который к тому же по субботам нечасто бывает на месте и уж тем более не часто вызывает кого-либо к себе, я вообще старался не думать. Стыд и всякие мерзкие чувства сковывали мою голову при представлении рожи любимого начальника. Становилось все темнее... Темнее вокруг и в моей голове, которая еще и начинала чесаться, наверно, от нервов. Я уже был вовлечен в эту игру "доконай сам себя", и даже неосознанно понимая это, не мог остановиться. Все было хуже некуда! А вдруг меня никогда не найдут?! Нет, ну когда-нибудь, конечно же, найдут, не вечно же мне тут сидеть. Как все плохо... Мне, наверно, уже звонят тысячу раз! Вытащите меня отсюда! Я приближался уже к той самой неминуемой черте, за которой начиналось дикое отчаяние и просто вселенский вопль. Как не мог я успокоить свои мысли, так не мог и успокоить ноги. Они были тяжелые, словно на них навешан груз, но передвигались всё так же быстро и нервно, в них чувствовалась неимоверная усталость и напряжение. Мое бессилие просто убивало меня, раздавливало виски, размазывало и швыряло о неровные "стены", а также давало прогресс для очередной ступени сумасшествия. Я не мог найти выхода и выход не мог найти меня. А сумерки пугали, и становилось тяжело дышать. Моментами я очумело подбегал к тому, где раньше был круглый просвет, и прыгал вверх, да орал, как лесной зверь, которому прищемили лапу или даже что похуже. Чувствуя как мой голос срывается, я думал успокаиваться, но орал еще сильнее и невозможней, от чего болело горло - и это становилось очередной добивной каплей для продолжения истерики. Наконец я устал. То ли сел, то ли упал от недостатка сил и боли во всех ранее перечисленных местах. Только сейчас я вспомнил о том, что мне ужасно хотелось есть и пить и оказывается давно. Должно быть, это тоже сводило меня с ума, только я уже и запутался в том, что сводило меня с ума и каким-то образом не обращал внимания на детали составляющие это кромешное отчаяние.
Мне стало страшно и хотелось кричать, но даже кричать было страшно. Хотя сейчас мой голос был бы пронзителен, как никогда. Нет, я ошибся. Голос в моей голове на время куда-то пропал. Тело начинало дрожать. Скорчившись и согнувшись, подошел к дыре, в которой надеялся увидеть звезды. Зачем они меня сейчас волновали? Должно быть, они всегда волнуют человека. Вот только, почему... Теперь можно было думать, о чем угодно. О ком угодно. Времени была целая вечность.
Мои надежды не обманулись, и в маленьком, едва подсветленном окне в другую реальность, были видно робкие, но верные звезды. Они казались дальше, чем обычно. Намного дальше. Но я не мог оторваться от этого кусочка жизни, кусочка блестящей ткани, кусочка затягивающей пустоты. И меня, как и все живое, влекла эта всеобъемлющая пустота, она внушала доверие, а из моей камеры кроме нее ничего нельзя было видеть, и казалось, что больше и не существовало ничего. Временами отдельные звуки заставляли меня чувствовать холодный пот на шее и в ложбинках по обе стороны позвоночника. Я сидел ... и меня не волновали ни войны где-то в других странах, ни курсы валют, ни голодные дети Африки, ни больные, ни прокаженные; я был лишь маленький человек со своей большой проблемой. А ведь огромная часть людей так и живет в таком люке - люке своих проблем, своих страхов с пауками на стене, своих истерик ...и им всем нет дела до того, что там "наверху".
Уже смирившись со своей участью, я попытался устроиться поудобнее, и мне ничего не оставалось больше как поддаться эскапизму. Мучительный сон никак не забирал меня полностью в свою иллюзию, но я пытался мечтать обо всем на свете, и это все сливалось воедино. Сливались редкие грохоты с улиц, какие-то даже голоса, лай собак, пение сверчков, как ни странно я и отсюда его слышал. Сливалась вся моя жизнь и отнималась боль.
Какой-то доброволец шел домой пешком. Пожалуй, сделаю небольшое лирическое отступление, упомянув, что немногие добровольцы сейчас любят расхаживать пешком, немногие любят гулять, предавая наши родные и замечательные телефоны, ноутбуки, планшеты и прочие гаджеты. А уж особенно немногие идут ночью домой с верой в хороших людей и в то, что их никто не тронет. Но этот конкретный доброволец оказался тем самым. Резко в мои слипшиеся, спекшиеся глаза ударил свет, и услышав голоса сверху я довольно быстро проснулся. Мужчина с небольшой бородкой (при ближайшем рассмотрении мой ровесник) светил своим фонариком и очень доброжелательным лицом прямо на меня, при этом переговариваясь с кем-то еще. Я был не в состоянии радоваться, но зато какое-то внутреннее спокойствие выдавало тот факт, что скоро я буду в лучшей ситуации. В полусонном состоянии я пытался подавать признаки жизни, хотя уже был уверен, что меня давно такого живого заметили. Уже через пятнадцать минут я был спасен. Я очень хотел отблагодарить тех двоих спасателей и человека, который меня нашел в этой кромешной тьме, но был все еще без сил, сонный и размякший, и мне казалось, что они не видят особой радости на моем лице от того, что меня спасли. Однако я очень долго и со всей возможной на тот момент искренностью жал руку своему главному спасителю. Он даже не сказал, как его зовут... А я и забыл спросить в рассеянности. За него теперь хотелось благодарить все человечество, каждого человека.
Я шел домой той же дорогой уже не спеша, медленно, тягуче, но уверенно. Было тихо, только изредка доносились откуда-то далеко из-за домов звуки одинокой сигнализации, где-то уже начинали натирать шинами дороги машины, был слышен какой-то вязкий гул, но все это было лишь фоном начинающейся возни и суеты. В это же время царила липкая свежесть, которая будто забивала нос плотным чистым воздухом, и я дышал так глубоко, как только мог, вдыхая с воздухом атмосферу утра. Я радовался и разглядывал все как впервые, хотя казалось бы, всего-то почти денек не видел белого света, я бывает столько же времени провожу в своей квартире без него, и меня совсем не одолевает тоска. Но сейчас я страшно соскучился. "Хорошо начинается день" - смекнул я (Ведь меня же наконец вытащили из этой темницы! Пожалуй, это хорошее начало). Я был счастлив в грязной рубашке, подбитый и измазанный, ... Я видел рассвет, который просыпал каждое утро!
Зачастую наш "неудавшийся день" - это не измена Фортуны, а совокупность рассеянности и вовремя нерешенных проблем. И в наших руках, чтоб "неудавшийся день" послужил нам лишь сигналом об этих мелочах, а не превратился в "неудавшуюся жизнь". И как часто любит шутить один замечательнейший человек моего окружения и прекрасный учитель моей жизни: "Даже если вас съели, у вас всегда есть два выхода".