Мгновение любви

Посвящается Сифу (третьему сыну
Адама и Евы) и Любомиру-Евгену
(сыну Alexandro и Натали)

Деяния в Талмуд вписал,
То Бог Эроса на двух наслал
Влюблённых душ и тел прекрасных
Во пьесе описано всё ясно.


Действие первое
Сцена первая
Выход первый
Лима и Aлехандро

Она в городе Мухосранске
Дом, две спальни, в 1-ой спальне муж Лимы с сыном, во 2-ой – Лима с двумя дочерьми.
Он на расстоянии 60 км от неё
В городе Чёрном, в камере на 8 человек (тюрьма  катерининской постройки, нары в два яруса). Ей 33 года, ему 60 лет. Сцена разделена на две части
Дом! Между ними пространство. Тюрьма!
Виртуальное общение:

Лима, лёжа на большой кровати, прижимая к себе дочерей, Риту и Глашу, накрывшись одеялом шепчет.

Она: «Люблю! Люблю!»

На глазах слёзы. Голова наполнена мыслями о Нём. Два часа ночи.

Алехандро лежит на верхней наре у открытого окна, за окном купол Елецкого монастыря тюремная стена. На колючей проволоке тюремной стены, не смотря на ночь, с какого-то дива сидит сорока.
Он: (мысли в слух): «Люблю!
Простое слово,
А как согрело мою душу
Мечтаю!»

Слыхал часто, но это произносилось суше.

Лима, выставляя свой изящный носик из-под одеяла.
Она: «Люблю Мечту в тебе свою,
Реальность, Я, лишь, ублажаю.
Судьбу полярную мою
Звездою «Aлехандро» называю.
Таких пока, что нет на свете -
- То для иных, а я со звездой своей
И разглядели её мои дети,
А ранее, по истории, Эней».

Алехандро, глядя на туманности Андромеды, представляя, что свободен и несётся по Вселенной (в реальности: туманность за решёткой, он на нарах).
Он: «Родная! Я всего туманность,
Несусь меж звёзд, подобия тебя,
Преодалеваю время и опасность,
Лиму-столицу Перу, как звезду любя.
Представь влюбиться во столицу,
Чужой страны, материка –
(Лиму прекрасную и яснолицу)
Все скажут: «Чушь от дурака».
Ты Лима, Лима в Перу
Звезда на небосводе тоже,
А я, как звёздный хлам несусь в дыру.
Останови движенье Боже!
Вопрос задам тебе; «О, что же:
Не уж Любовь всего дороже?»
И дрожь поёт по коже.

Перед глазами Alexandro проплывает видение южно-американского континента, узкая полоска земли вдоль океана, напоминающий хвост кометы, несущейся в космическую дыру.   

Лима, открыв глаза,  двум  миленьким земным созданиям: Маргариты и Глафиры и не видя ничего перед собой (сплошная темь), а внутри светло, но ощущенье, что тело наливается  ртутью - светло-серебристым металлом.

Она рекла им: «Есть Чёрны дыры во Вселенной,
Всё тянется туда всегда,
Жизнь мнится нам мгновенной
Одним – то счастье, большинству – беда.
Мой мнимый путь –
- Туманность Алехандро,
Ты весь как ртуть – бесформенный и чист,
Всё в жизни нашей очень странно,
Но ты живуч, как танцы – вальс и твист».

Подымаясь с постели, невыспавшаяся Лима отяжелевшая, уставшая после тяжёлого трудового дня, медленно плывёт в танце.

Алехандро, видя её прозрачный родной образ, сквозь время и пространство, её уставшую фигуру, парящую в вальсе, видя её, как свою любовь, внутренним голосом вещает:

Он: «Довольно странно! Любовь! Мечта!
Туманность, ртуть и танец.
Любимая – это анализ, суета?
Или в познание пути и ты мой мирозвенец?»

Взгляд Алехандро опускается со звёздного неба к куполу – золотому куполу монастыря и впервые золотой цвет, ассоциируется у него не с борьбой и
войной, а с миром.

Лима, включив свет, прекратив кружится в вальсе и увидев на стене копию картины Гойя, с изображением обнажённой  Графини Альба поёт:
Она: «Любовь, твоя, Я и надежда
И мирозванец водночас  -
Я не могу жить, да и ты, как прежде -
- История всё возвестит о нас.
Такой любви, такого обожанья
Не видела история досель
И даже Каэтон – графиня Альба и её желанье
И холстописец Гойя, не открывали эту дверь,
Ведущую в тоннель познанья
Величия и низменности мук.
Любовь – это божество сознанья,
Я её стрела, ты лук.
Спустив себя - стрелу, ношусь я по туннелю,
Не видя света и конца, но лук и тетиву лелею,
Я знаю, мой тоннель, подобие кольца.
Вцеплюсь своим я опереньем
В тот лук, что с тормозов спустил меня,
Своим кошачьим зреньем
Поддам я страсть в поток огня.
Несусь, стреле подобно,
А ты во мне и рядышком со мной.
Я чувствую внутриутробно -
- Мой лук и тетива со мной».

Подойдя к шкафу, где у неё хранились репродукции картин, Лима наткнулась на  сорок девять рисунков Гойя – на их копии, выпущенные королевской типографией – на гоевский «Капричос».  Ночь, тишина, полубезумный мир Гойя,его стрелы, лук, ведьмы, демоны и Лима, имеющая всё и в тоже время одинока, погрязшая в мечтах.

Алехандро, изучив взглядом, контуры храмовых куполов, разлагая их на окружности и дуги,  рек своей далёкой Лиме.

Он: «Остановись родная,
Тоннель прямой. Коллаидр – круг, -
- Зачат, не зная, количества колец и дуг,
Что встретятся в пути, полёте
На поворотах и прямой судьбы,
Мы ранее слились во плоти,
А ныне в возрождении любви?»

Перед глазами у Алехандро появилось видение их недалёкого слияния.

Лима, листая гоевские сатиры – «Выдумки, причуды - Caprichas», вспоминая
стихи Лиона  Фейтвангера о том, как Гойя «Приглашая к столу: Садитесь, ешьте, черти!»: как назвал он «Mi amigo» козлонога, к чёрту дюжему любезно обращался: «Chico, маленький мой». Он болтал, судачил и шутил и забавлялся со страшилищами, щупал их рога и когти, дёргал за хвосты, с большим вниманием  рассматривал тупые, глупые и злые рожи, дикие и злые лица, что раскатисто и глухо в тишине смеялись… Её глаза и разум с Гойя, а сердце с Ним.
Лима виртуально представляя образ Алехандро терзалась.

Она: «Да, милый Мечта в любовь переродилась;
Мечта в любовь переросла -
Туманность и Млечный путь в едино слились,
А я, любя тебя, вся расцвела,
Хотя устала биться в муках,
Мечтаньях, нравственность душа,
Достала меня злобная разлука –
- Мой корм - твоя душа.
Я пожираю образ твой незримый,
Глотаю суть твою не глядя,
О, Боже, где ты мой любимый? –
- Ты наказание и моя награда
За то, что я творила ране, до тебя
Любя, не будучи любимой,
Затем любимой, не любя
Самой собой в себе гонимой».

Алехандро, взявшись среди ночи  усовершенствовать своё тело, работой с железом, вспоминая старую прописную истоку. «Кто хочет настоять на своём, того судьба бьёт, кто отказывается от своего «Я» и приспосабливается, того тоже судьба бьёт и он губит себя». Совершенствуя своё тело, свою плоть он понимал: нельзя ломать, надо быть гибким, обтачивать и себя и других. Он слал любимой импульсы.

Он: «О, не терзайся дорогая,
Мы любим – это факт.
Я уже другой и ты другая
И впереди дорога – тракт.
Пройдём его, обнявшись вместе,
Булыжники и осыпи преодолев,
Я кланяюсь тебе – моей невесте,
Ты вечно моя – права, я вечно буду лев».

Качая то левую, то правую часть своего пресса, Алехандро думал об указаниях Лимы, делал кубики на своём стареющем, но ещё упругом пузе.

Занавес закрывается


Действие первое
Сцена вторая
Выход первый

Лима, оторвавшись от творчества Гойя, и вырвавшись из дома на улицу (меняются декорации).
Стена дома окна в спальню, сад, ульи в саду в той части, где были спальни.
Тюрьма остаётся неизменной.

Вдохнув свежий воздух Лима декларировала.

Она: «Я хочу и так и сяк,
Хочу побыть и слева тоже
И сверху, снизу; как птица и как рак,
Но твоя мне независимость дороже
Всех пут, что есть на свете,
Я вижу вопрос на твоей роже,
А дети……???»

На улицу выбегают её дети;  бегают в той части сцены, что изображает стены дома с окнами спален, на переднем  плане цветы и куча навоза. Вторая часть – тюремная камера (сцена – забравшись на нары Алехандро, думает о своих и её детях).

Он: «Они цветы твои, а ты их гумус,
Паря и разлагаясь – возрождаешь.
Я намотал себе на ус –
- О наших и моих уже мечтаешь:
Объединить семейство в доме,
Большом и светлом, среди сада.
Увидеть счастье в седьмом гноме
Я рад и ты готова. На сей раз, ты будешь рада».

Лима, обнимая своих детишек воркует.

Она: «Не надо душу теребить,
Мой организм готов.
Эгоист – ты будешь бит
За скверность твоих слов.
Ах! Разве можно, так бесстрастно,
О страсти нашей говорить?
Всё было так прекрасно….,
Теперь нам надо вместе жить
В разлуке, в разных измереньях…
Я! Общества вершина – честь.
Ты! – падший, заблудившийся в гоненьях.
Вот это факт. Так оно есть».

Алехандро, уставившись на златокупола.

Он:  «Да, моя Честь! Моя вершина!
На общество мне наплевать,
Придёт и к нам такая днина
Заставим общество взывать:
«Любовь! – всех научить за Бога мнить;
Любить друг друга без притязаний;
Флюидами любимую манить;
Разум основа любовных всех познаний».


КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ


Действие второе
Сцена первая
Выход первый

Лима в городе Мухосранске сидит за столом в мантии, пишет и одновременно декларирует, возмущаясь посланиями Алехандро.
Алехандро в городе Чёрном. В камере за столом, в полосатой робе заключённого пишет, декларируя послание своей любимой Лиме. Декорации меняются.
Кабинет! Между ними пространство. Тюрьма!

Лима, облокотясь левой рукой о свой пушистенький подбородок, умничая, как всегда сама  с собой, обращаясь к  Алехандро:

Она: А ты даёшь! Какие знанья?
Любовь ведь страсть, безумство, бред
Твои, о! Старец мой, познанья
Я слушала в обед,
А что на завтрак и на ужин, на время между жрачкой,
Ты ведь всегда любимый нужен,
Я ныне Честь – могу стать прачкой.
Твои мозги я отожму руками,
Их закручу в толстенный жгут.
И человечество веками
Возрит! – Они (Лима и Алехандро) не мрут.
Они живые вместе, всюду,
Они живые всех живых.
Они счастливы – поддаются блуду.
Всё – ад, рай, чистилище для них.
Для них одних,
Любимых и желанных,
Для них двоих,
При жизни обществом попраных.

Алехандро, за столом в камере, сидит в полосатой робе на наре, пишет.

Он: «Права ты, не права,
Я знаю, то иное:
Попру я милая твои права,
Свои я обязательно раскрою,
Сошью лебяжье платье под венец,
Раскрою двух душ просторы,
Я буду классный для детей отец,
Сверну в ковёр все горы и озёра
И распластаю вязаны узоры
У ног твоих, прекрасная гетера,
Всех падших и непадших взоры
Будят в Алехандро зверя.
Ревную? Нет. Но дрязг души уж слышен,
Люблю и дал обет:
Со древа сакуры нарву я вишен.
Цветенье сакуры у твоего чела
Лебяжье платье. Чуть приуныла…
Движенье! Ты всплыла
И стала на воду, открыла
Всю прелесть возвращенья в ад,
При взлёте лебединой пары,
Удар крыла о водную гладь…
Пред мной тюремные нары.
И пара лебяжья, в вышине
Она! – моя любовь и Я.
Она взывает к тишине,
Воркуя – Я твоя….»

В это время в пространстве между Лимой и Алехандро. Летит пара лебедей, издавая гортанный звук. Он продолжает.

Он: «Да тишь, спокойствие необходимо,
Терпение, во времени, тем паче.
Любимая! Пусть всё проходит мимо,
Мы не погрязли в горе, плаче.
Для счастья муки Бог нам дал –
- Наш Бог – Любовь! – не что иное.
Мне сил. Тебе решительности он придал
И слава богу, что нас двое,
Кто одинаково внимает
Всё, что происходит с ними
Они – нет, Мы уж точно знаем –
- Друг другом Мы безвременно любимы».

Лима, закутавшись в мантию, дрожа от возбуждения.

Она: «Любимы?! Нет влюблены, родимый,
Ведь отдавать, покруче брать,
Ты мой «суцельный» - неделимый,
Я не желаю делить тебя и раздавать.
Пока, что я делима и разданна,
Но Бог рвёт устои бытия,
Тебе я небосводностью преданна,
О том вещает прошлое и старина.
Я свиток ночью прочитала,
А подсудимый днём изрёк:
«Лима встретила нахала,
Он для неё вселенный рок,
Он для неё сознание, метанье
И плоти сгусток – наполненье,
Он реализация желанья».
Мне наплевать на человекомненье,
Хочу тебя, хочу без меры,
Ты не выходишь из меня,
Да, твои предки иноверы
Наслали порчу на меня.
И я влюбилась, как пацанка,
Как девочка, как семнадцатилетняя засранка
И крылья, как у лебёдушки-подранка
Ждут неги спозаранку.
Любимый, излечи лебёдку,
Любимый выберись на волю
Как Ной, построй большую лодку,
Возьми меня! – едину твою долю».

С небес медленно наземь спускается лебёдушка. Лебедь кружит в небе.

Занавес закрывается


Действие второе
Сцена вторая
Выход первый

Ржаное поле. Одинокий опалённый дуб. Небольшое озеро. Рожь буквально касается воды, соединяясь с зарослями камыша. Лебединая пара вьёт гнездо из камыша, прошлогодних, осыпавшихся, неубранных колосьев ржи. Лебедь и лебёдушка появляются из человеческих аур Лима и Алехандро. Туман… Всё это как бы марево, лебедь голосом Алехандро.

Он: «Ладью, гнездо построю, возьму родная
Не долю, а разум твой - твой цвет,
Своею плотью тебя закрою,
Красотой твоею озарю весь свет.
Ведь ты лучишься и сверкаешь,
Глаза рассвет несут,
Любимая, ты знаешь,
Чувства наши преграды все снесут
И пара лебедей парящих в небе,
На зависть всем земным твореньям,
Гнездо совьёт во хлебе
Из колосков мгновенья».

Пара лебедей поднимается в небо и с небес слышится голос – песнь лебедя.

Лебедь: «Под нами ржи поля и сенокосы,
Под нами прошлое сегодня,
Мы в высоте, на нивах росы
И будущее – производное от дня,
Что свёл нас в весенне-зимнюю стужу,
Последний день от февраля.
Двадцать девятое число пронзает душу
Уста произнесли твои тогда: «Я вся твоя».
Последний день зимы,
Весны наставшей,
Все думы: Лебёдушка! Моя -
- Отдушина души моей восставшей».

Занавес закрывается


Действие второе
Сцена третья
Выход первый

Лебеди растворяются в тумане, марево остаётся, в дымке видится.
Кабинет судьи. Тюрьма и недостроенный дом. Лима, подняв руки к небу.

Она: «Остервенись! Не рви мне душу,
Творится что-то не пойму,
Я вывернулась вся наружу,
А ты опять попал в тюрьму.
О! Вырывайся мой любимый
Из келий монашьего забвенья,
Родимый, милый, неделимый
Горю я вся от твоего невидимого тленья.
Искра, возрождает пламя,
Спичка – дерево зажигает,
Я, как трепещущее знамя.
Тело моё, без ветра твоего сгорает».

Занавес закрывается


Действие второе
Сцена третья
Выход второй

Перед декорациями второй сцены, загорается пламя, горят трепещущие знамёна 15-ти республик СССР, тлеет знамя Украины. Кругом искры, грохот и шипящий звук горящего пороха.

Она (с горечью произносит): «Сгорает знамя. Я как искра! Как спичка!
Как порох! Период долог…..
Невеста, друг, сестричка.
Я мать, жена тебе; Ты очень дорог
Мне, твоей звезде,
Как безвоздушное пространство.
Ты весь во мне, везде…
Отбрось все страхи и это моё чванство».

Пламя затихает, появляется реально строящийся дом и еле видные контуры тюрьмы на фоне Елецкого монастыря.

Он: «Какое чванство? Есть темница
И ты! – моя. Ты кошка-львица,
Ты моя честь, моё бесчестье,
Мы будем скоро вместе».

Исчезают контуры тюрьмы. Перед глазами Алехандро проплывают последние видения свободного последнего дня. Смущённый и стыдливый образ Лимы – нервозной женщины в критические дни и животные желания любить, не смотря ни на что. Мифические образы исполняют эротические сцены, обагрённые кровью.

Он: «Ты любима! Это важно.
Но любить меня опасно,
Что нам сотворить с любовью,
Пропитанной менструальной кровью.
Вопросы странны задаю
Всё потому, что я люблю.
Ответы знаю наперед:
«В нас Бог живёт!»
А посему в аду, в раю, на сей земле,
Мы будем жить в уюте и тепле
И лебеди опять вернуться,
Чтоб в счастье с нами окунуться».

Лима  виртуальна, духовна, божественна.

Она: «Я женщина! Во сказки верю,
Люблю с безумием тебя…
Но всё ж со временем тебя проверю,
Все струны душ, обеих теребя.
Люблю! Простое слово…
Моё сознание впитать его готово.
Я не могу жить без тебя
И не могу с тобой, семью губя».

Витая над сценой. Обращаясь, сама к себе Лима взывает.

Она: «Любовь спаси! Спаси нас всех
Прости наш первородный грех».

Опускается занавес. Звучит музыка (слова «Боже, царя храни», но слова переливаются со словами «Лима любовь храни»).

КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ


Действие третье
Сцена первая
Выход первый


В мечтах Лимa и Алехандро строят поместье на берегу озера. Возрождают сад, озера, дом, дендропарк, где познают свои души и тела.
Усадьба между городами Мухосранском и Черным. Дендропарк, сад, луга, озера,
недостроенный дом.

Открывается занавес

Лимa, обнажённая выходит из озера, набрасывает на мокрые плечи белый ажурный халатик, который облегает, прилипает к ее прекрасному телу. По воде бежит рябь. Алехандро  глядя с небес, глазами Вселенной, которые светятся в вышине,  льёт словесные лучи, витая в воспоминаниях.

Он:    «Облюбовало тело солнце,
Лучами обожгло.
Здесь я обнимал свое «родное солнце»
Начало мужское жгло.
Моё родное солнышко искрилось
Меня любовью обдавало.
Какой же я мудило,
Что уделял ей времени так мало.
Часок, другой мы кувыркались,
Она умчалась по делам
Затем примчалась.
Мы отдались виденьям, снам.
         Любовь развратница витала
           Над нашим кашевом телес,
Она одна беспутная знала,
Как оторваться от небес.
От их надзора и надсмотра,
От жажды негу разделить,
Чтоб можно было без присмотра,
Вдвоем, в саду не райском жить.


Сцена в два яруса.  На втором ярусе солнце. С высоты жжёт своими лучами Лимa, она сияя, как солнышко своими карими линзами жгла Алехандро. Воспоминания ушли Лимa и Алехандро стали реальными, она жгла словом и собой.
   
Она: Я выжгла на тебе себя,
Смотри на отображенье!
Ведь на груди твоей, тебя любя,
Во время поцелуев тренья,
Остался образ мой незримый,
Мой слиток злата неги.
Вернись быстрее мой гонимый,
Я как кобылка пега,
Нести тебя ковылью буду,
Взбрыкну, хильну воды глоток
И дале мчаться с тобой буду,
Ища заветный уголок,
Где мы вдвоём,
В своим забвеньи,
Гнездо совьём
В любовном треньи.

Солнце освещает водную гладь. На переднем плане волнующая ковыль. Мчатся лошади: пегие, гнедые белые. Табунный седой жеребец ржет:

Он: «Остановись моё начало,
Бог испытание даёт,
Не любит он, того, кто тихо
Удел свой по ухабам прёт
Любовь ведь божья очень странна,
Невзгодами и горем бьёт,
Но жалость более обманна,
Она все жилы потом рвёт».

Из-за солнца выходит лико Любви –лико Бога – лико Лимы.

Занавес закрывается


Действие третье
Сцена первая
Выход второй

Лико Лимы на небосводе,  Алехандро из небесных глаз превратился в очеловеченный образ, но с выжженным маленьким солнцем на груди. Откуда на мир смотрят огромные глаза Лимы. Встречаются взгляды Лимы  – божества, со взглядом глаз Лимы, которые смотрят с груди Алехандро  ввысь.

Она: Смотрю в глаза свои,
Я, сквозь пространство.
Незрима ветвь саквои,
В ветре танца,
Мешает мне узреть
Свое начало…,
Затем взнестись….
Было пространства мало
Для единенья взора,
Для продолжения пути,
Ухода от житейского позора,
Чтобы на тропу созидания взойти,
Ветвь саквои,
Между взглядом
И нежный южный запах хвои
В сознаньи вспыхнули разрядом,
Глаза впитали тот заряд,
Энергия прошла по телу
И разум стал незримо рад
Озвучила я: «За дело
Берись мой Алехандро, но умело,
Берись за кельму, мастерок,
Угольник, циркуль смело.
Разметь заветный уголок.
Я озарю его лучами,
А ты в саду, среди озёр,
Своими смелыми речами,
Реализуешь мой девичий взор.
Я вижу поле со цветами,
Я вижу сад в цвету,
Я вижу связь незриму между нами,
Я вижу, как реализуешь ты мою мечту.
Счастлива, в белом одеяньи,
Плыву горя в любовной неге,
Уста пылают от признанья,
А речка в серебристом обереге,
Мне стопы омывает,
Лаская пальцы ног и рук.
Творения твои в сознании витают
И нет уж прежних мук.

Занавес закрывается


Действие третье
Сцена вторая
Выход первый

Во фраке, белых перчатках с лентой и знаком мастера на груди Alexandro берёт свое божество Лиму на руки. Отрывает от ступеней восходящих из озера, несёт к дому, ставит на первую ступень, ведущую в их будущий замок Любви – замок блаженства. Шепчет на ушко:

Он: Поймал я взгляд двузримый,
Во плоть его я воплотил,
Пред нами сад любимый,
Я ране здесь один бродил.
Ваял я дендропарк  из сада,
Сажал я клёны и дубы,
Мне одному то было надо -
- Я землю ставил на дыбы.
Там, где лягушки квакали весною,
Где топь болотная цвела,
Я для тебя своей рукою
Очистил русло добела
Ракушек перл речных
И известковых наслоений.
Теперь, средь родников святых,
Я слышу соловьиное пенье.
Вот здесь вдвоём,
Вложив свой разум, ум,
Мы храм Любви свой возведём -
- Реализацию святейших дум.
Я старовер! В Любовь я верю,
В погоду! Солнце! И Луну!
Тебе. О! Боже доверяю
Творить со мной мечту одну:
Заветное гнездо навеки
Сплетем мы из ветвей саквои.
Гнездо омоют чистородные реки,
Озвучат пчёл, шмелей рои,
Омашут бабочки, стрекозы,
Оквакают чуть видны, лягушата,
Не будут солены, уж, слёзы.
И некогда, твои, мои девчата
Нам принесут потомство – внуков,
Как ране в клюве журавли
И никакая уж разлука
Не сможет удержать вдали
Тела, что стало цельным –
Единой глыбою навеки….
Пока что, разумом умелым,
Валяем мы отдельно дурака.

Aлехандрo делает вид, что всё, о чем говорит – это мечты и видения. А Лимa влажно-белоснежная, на его руках реальность. Их застилает дым огнища – большого костра, в котором в виде огненных языков счастья возрождается богиня Любви, а у подножья корчатся химеры и горе.

Занавес закрывается


Действие третье
Сцена вторая
Выход второй
Огромный костёр на острове посреди круглого озера, пламя выносится метра на
3-4 ввысь. Пламя похоже на танцующую женщину с ликом Лимы. У подножия костра, по контуру острова корчатся множественные образы горя в русских и среднеевропейских сказках. Лимa вещает:

Она: Я как-то странно вознеслась
Со ступени на ступень,
На озеро из дома перенеслась
И вижу пламенную тень.
Я в пламени горенья чувств
Взвываюсь, взлетаю в высоту,
Показывая Aлехандрo взору красоту
Свою, сплетенную в едино
Из разума, телесной плоти.
Тело стало красиво и былинно,
Овито сексуальности эроти.
Я поднимаюсь над водой,
Танцую в пламени огня,
Я заливаюся тобой.
С тобой навеки я. Я твоя одна.
Хотя мой разум понимает,
Что я навеяна тебе
И мальчик, во тебе, мечтает
О пышногрудой, холмогоровской гряде.
Я знаю, мысль материальна…,
Но я сожгу ее в огне…
Мой милый! – ты ведь гениален
И нужен только мне.
Ты будешь мой! – я знаю точно.
Иное ляпнулось со зла.
Запомни! Остальное всё, вне меня, порочно -
- Беззвучно, как высохшая слеза.
   

Ощущая одновременно Лиму на своих руках и видя ее образ в огромных языках костра  Aлехандрo вместе с любимой раздваивается,  вещая:

Он:  Танцуя в пламени огня,
Ревнуя к пышногрудой,
Ты любишь искорка меня,
Таким как есть - занудой.
Втолкал я внутрь себя тебя
И мысль твою о холмогорье,
Но, лишь тебя одну любя,
С тобой я чувствую раздолье.
Метание пламени сознанья,
Мечты полёт и искромёт
С тобой любые начинанья,
То не паденье, а полёт.

Сверкай средь вод
Моё лазурье,
Сверкай меж звёзд,
Мое амурье………
Амура дочь! Амура дева! –
Ступай в неведомое смело.
Ты ведь основа будущего древа
Сади наш саженец умело,
Среди озёр, в чащёбе сада
Взрастет Он, Она – оно
Двоих отрада…
В мир – наш мир окно.

Занавес закрывается


Действие третье
Сцена вторая
Выход третий

В озере поднимается вода, затапливая остров. Выходит из берегов гасит огонь, тонет всё горе, которое было ранее. Лима и Aлехандрo бредут меж подтопленных деревьев. Лима говорит  ему на ушко:

Она: Вот по колено мы в воде,
А под ногами топь
Вода везде, вода везде
Тропи родимый тронь.
Среди кустов, средь древ стволов
Веди меня вперёд
Остатки от былых костров
И до тебя любовный хоровод.
Забуду. Всё затоплено водой забудем всё, что было
Ты, как и я, уж молодой
Причём накаченный «громило».
Я за тобой, как за стеной,
Хотя бреду в воде.
Меж им и мной
Ты стал стеной. Стена везде
В душе и разуме, в душе и теле.
Мы за стеной! Нигде
Нет щели – прекрасно дело….
Стена! – стена везде.
Китайской вся она подобна
Виляет среди вод,
Вся неприступна, к защите годна,
А ты  Aлехандрo, тот:
Строитель, создатель и преступник,
Что смог «воздвичь» сие величье.
Милый мой, общественный отступник
Целуй, целуй моё обличье…

Держа Лиму за руку, идя рядом с ней, по колени в воде Aлехандрo глядя влюблёнными глазами, ей в глаза говорит:

Он: Целую лико, дорогая
Целую руку, шею
Я вижу как ты вся нагая,
Набросила мне шлею.

Лима сбрасывает с себя ещё тлеющий белый халатик и далее идёт нагая, ведя на шлее  Aлехандрo. Он, следуя за ней, говорит.

Он: «Зачем творишь всё это, Лима?
Ведь я свободен от всего,
Зачем проходишь ныне мимо
Ты счастья своего?
Освободи моё сознанье.
От несвободы бытия
Твоё желанное признанье
То жизнь до сотни лет моя».

Сбрасывая шлею с шеи Aлехандрo, Лима набрасывает её себе на пояс, поёт.

Она: Возьми, веди меня по свету
Тобою я горжусь,
Я верю своему поэту
И добровольно отдаюсь.
Твоей неординарности и чести,
Беспутству, безрассудству, страсти.
Вот мы бредём с тобою вместе
Не разделимы мы на части.

В огне, в воде, проверены судьбою
Нам медны трубу ни почём,
В любви я вся с тобою
Всё остальное ни причём.
Смотри, вон впереди ступени
Взойдём по ним в небесну высь.
Остатки водной пены
За нами расползлись.
Там, впереди, незримые просторы,
Что позади – неважно нам.
Лишь пены белые узоры
Прилипли к четырём ногам.
Двуногими доселе были
Мы вместе, но раздельно
Теперь всё объединили
Возможности в раз беспредельно
Позволят нам взять и строить,
Творить и фантазировать вдвоём
И если время нам позволит
Любовь мы вместе воспоём.


КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ


Действие четвёртое
Сцена первая
Выход первый

Пустой, недостроенный дом, внутри несколько перегородок, вывернутые грабителями. Дом в два яруса. Первый ярус – бетонные подвалы; второй – 24*18 стены под двускатной металлической крышей, практически без перегородок – свободная разграбленная берлога. Одну стену внутри этой громадной берлоги Aлехандрo начал обивать берёзовым обаполом. Восточная стена превращается в берёзовый, непролазный бурелом – в основу – полотно – будущего творения искусства.  Aлехандрo делает дом своего будущего. Лима и Aлехандрo входят во внутреннее пространство своего дома. Он жаждет, чтобы дом их будущего был берёзовый в прямом и переносном смысле слова. Отдавал Русью, красой и волей.

Он: Любовь в берёзовом гаю
Я вспомнил Ниночку свою
Меж двух берёз она стояла
Стволы к себе их прижимала.
Берёзки! Нина между ними.
Все три берёзоньки любимы
Тогда мальчишкой Aлехандрo был,
Берёзки наживо любил.
Любовь та юностью цвела,
Любовь та первою была.
Весенним соком окраплённа
Листвой младою оживлённа.
Берёзки милые с тех пор
Ведут незримо разговор –
- Мол, береги своё пространство,
Сам не блуди, не падай в чванство.
Коль полюбил – Люби! Люби!
К другим девчатам не ходи.
Не обижай любовь свою
Тверди ей день и ночь: «Люблю!»
То назидание годами
Aлехандрo анализировал мозгами
Любить «дак» уж любить,
На сторону уж не ходить.
Но как познать – что есть любовь?
Построить надо гнездо-кров,
Детей родить, взрастить?
Иль боль совместно пережить?
Прожить лета, разочароваться,
За неизведомым погнаться,
Восстать против былого
Любимого познать любого:
Нагого, злого, доброго как бога,
Злодея, ухожёра и поэта….
И полюбить его за это,
Не ставив ставки на другого.
Любовь! – как тебя познать?
Любили Aлехандрo папа, мама -
- Все эти чувства не прогнать….
А как любила его дама!!!
И не одна любила…
Но была одна средь них мила,
А может две? Да! – точно три,
Сотни в небыль отошли.
А эти три теперь в мозгах
Несут прекрасное, не страх
Их образ Лима единит
Сознание от единения дрожит.
Но жизнь его, всяк к испытаниям толкает
Красавиц часто подкладывает, подставляет
Проверь, мол, чувства – оцени
На Лиму со стороны взгляни.

Aлехандрo смотрит на Лиму оценивающе. Она со звериной страстью в глазах бросается ему  в объятья и орёт:

Она: «О! Мой любимый, дорогой!
Была я пред тобой нагой.
Я отдалась, тебе, не глядя,
Моё ты горе и отрада…
Послушай, милый!
Я хочу вот здесь воздвигнуть рай
Своим умом и женской силой
И сохранить в строеньи май ,
С его неповторимой свежестью берёз,
С твоим желанием юности и счастья,
Чтоб излучал нектар кокос
Природы в доме многовластье.
Стена берёз
Останется у нас,
Огромно жерло от камина
Немного новеньких прикрас,
Под окнами ожина.
Огромны залы! Много света
И совершенная начинка
Прохлада в жарко лето
Зимой тепло, горит лучина.
Гнездом иль юртой назовём
Свой замок в центре сада,
Гнездо уж точно мы совьём,
А юрты нам, пока не надо!»

Aлехандрo смотрит в окно. За окном вьют гнездо аисты.

Он: «Оригинальна, ты родная,
В гнезде собралась жить
Жизнь любовная пара начиная
Должна гнездо то свить.
Смотри, вон пара аистов кружится,
Нашли у дома столб…
Сможем вчетвером ужиться
Мы: Ты и Я, они вдвоём?»

Лима, глядя в окно.

Она:  «Конечно! – мой необычайный,
Я ведь прекрасна, как «лелека»,
Конечно! «Бусел» мой печальный,
Причём на многи «века».
Ведь это только первый миг любви,
А дале вечность во слияньи
Зови, веди меня, бери,
Я сладострастна во признаньи».

Лима набрасывает на него, валит на бетонный пол, впивается зубками в его шею, затем в губы и безумно целуя его уже немолодое, истерзанное морщинами лицо, сбрасывая с себя одежду, прижимает Aлехандрo к бетонному полу.

Она: «Родимый, я вот на тебе,
Хочу в гнезде оплодотвориться,
Мы пробовали секс везде,
Но здесь нам не приходилось слиться.
В гнезде своём, где первый колосок,
Заложен в основанье счастья,
Я слышу страстное дыханье, твой басок,
Желанное твоё пристрастье
Ко мне, беспутной и распутной,
Ко мне желанной «сатане»,
Непонятно, кем досель любимой,
Отдавшейся ныне своей «стене».
О! Навались своим каменьем
На мой упругий нежный стан
И с негой, в любовном откровеньи
Отцом ты «аистёнка» стань».


Aлехандрo переворачивая Лиму и подстилая свою одежду под её голую попку и спину, говорит ей.

Он: «Родная, я всё понимаю,
Ведь было всё это у нас,
Ты ведь тогда уже стонала:
«Оставь во мне весь свой запас».
Оставил! Что желала, то случилось,
Но вера в суе не пришла.
Затем ты долго злилась
К врачам пошла…
И что же? Муки, думы! Вот!-
- Опять, желаешь воплощенья
Настал разумности черёд -
- Реализации познанья наслажденья».

Она: Бери меня дурак, ведь я стенаю,
Безумно я тебя хочу.
Сегодня точно знаю,
Что от тебя я залечу.
Смотри, в гнезде напротив –
- Там бусел аистиху «прёт»
И я, любимый мой, непротив,
Чтоб взял сейчас ты мой оплот.
Ты возбуждён! Готов ты слиться.
Бери меня. Вперёд, вперёд…
Я уж готова вся осемениться,
В оргазме всю меня зальёт.
А ты в порыве наслажденья
Жизнь новую создашь,
Я выношу твоё творенье,
А ты ему свой облик дашь.
Любить я буду вас обоих
Тебя поболе всех живых
И будет в том гнезде уж трое
И приютишь всех остальных.
Ведь они наше отражанье,
Хоть с примесью других существ.
Давай! Давай, я уж горю от тренья
От ауры твоей и запаха веществ,
Что источаешь, мой любимый,
Дыханием, биение сердец.
Войди в меня, о! – мой гонимый
Моих детей ты будущий отец.

Лима, хватая его за пенис, буквально вталкивает его в своё мокрое, пышущее
лоно. Взвинчивает, заводит Aлехандрo, извиваясь, извергая стон из гортани.

Она: «Давай! Давай! Ускорь движенье,
Сильней прижми меня к себе
Внутриутробно напряженье
Доставит удовольствие тебе.
Я чувствую тебя родимый
И клитором и маткою сполна,
Хоть пенис несверхтолстый и несверхдлиный -
- Нормальный! Но я схожу с ума».

Он: «Любимая! Желанная, спасибо,
Что первый шаг свершила ты,
Поставила в гнезде всё дыба
В момент признания в любви.
Ответы на вопросы воплощаешь,
Меня доводишь до горенья.
О, милая! Ты точно знаешь
Мы создадим своё творенье».

Она: «Да! Да! Я уже готова,
Воспалена и вся твоя.
Два раза уж покрова
Влагалище рвала.
Я не могу не биться в иступленьи,
Когда во мне ты, мой родной
Войди любимый мой в забвенье,
Кончай мой дорогой».
 
Aлехандрo, нежно доводит очередной раз любимую до оргазма, сам наслаждается прелестью желанной женщины. Желанной и желаемой, досягаемой в своей неиследовательности страстей, в своём бесстрастии разума, неутомимой в своей верности ему – её стене, как Лима рекла в одном из своих первых творений.

Он: «О, Лима! С тобой едино моё тело
Едина аура, душа…
Ты отдалась бездумно, смело –
- Божественно под мной дыша.
Желаешь боле чем иные,
Желаешь копию меня
Создам родная, я Энея
Иль Афродиту света дня.
Любимая, без меры наслаждайся
Процессом поглащения меня,
Кусайся, трепещи, впивайся,
Поддай любимому огня.
А я тихонько разжигаясь
Доставлю в рай всю плоть твою
Тобою страстно наслаждаясь,
Я знаю: «Я тебя люблю!»
Тихонько, ласково толкая
Свой детородный член в тебе,
Творить внутри утробы начиная
То, что угодно жаждущей среде.
Судьба моя – твоя едина…
О!!! Я уж не могу…
Позволь!? Моя любовь едина
Всё лоно я тебе сожгу.
Залью горячей спермой страсти,
От трения пусть всё шипит
И наше неземное сладострастье
Пусть свет весь божий оживит.
О! Дорогая! О, беспутна,
О, страсть моя и божество
Всё кончено одноминутно,
Всё, что было моё-твоё».

Оба застывают, впившись, втиснувшись, вцепившись, друг в друга. Бесформенный единый слиток валялся на бетонном полу не в силах разъединиться.
«Да, любовь ужасна по своей сути» -
- Нёсся наземь голос от небес,
Что вы творите, люди?
Что с вами делает любовный бес?
Вы, ведь, как звери и как птицы
Слились в бесстыдстве на полу,
Залиты спермой ягодицы,
Стон нарушает тишину.
Как не приятно, на это глядя,
Богине целомудрие нести
И Бог сидит как на снаряде,
От возбуждения его уж начало трясти.
Глазами Бога то виденье
Преступно и безбожно,
Но Лима, Алехандро в своём гореньи
Свершили, о чём мечтали денно-ношно.

Обнявшись, Лима и Алехандро целую вечность, наслаждаются теплотой своих нераздельных влюблённых тел, устами, кровоточащими от поцелуев, травой пахнущей кожей и блеском – звериным блеском глаз друг друга.


КОНЕЦ ЧЕТВЁРТОГО ДЕЙСТВИЯ



Действие пятое
Сцена первая
Выход первый


Сад! Грушёвые деревья 5-ти, 6-ти лет от роду, впервые на своих ветвях держащие первоцвет – небольшие пока ещё грушки, которые через пару-тройку месяцев будут величиной с кулак. Большая плантация клубники меж деревьев пасутся две дойные козочки с великолепными четырёхмесячными козлятами-козочками. Утомлённые, возбуждённые Лима и Алехандро, спускаясь по ступеням ведущими из дома (своего замка любви и грёз) видят эту картинку. На горизонте появляется чёрный горный козёл с окладистой бородой – видение из прошлого Алехандро – горный козёл идёт медленной поступью горца к козочкам. Малыши жмутся к мамкам-козочкам. Козочки взывают к Лиме и Алехандро о помощи. Алехандро, идя на встречу козлу, прикрывая собой Лиму, старается своих четвероногих любимцев спасти от страсти горца.
Алехандро вспоминает прошлое:

Он: «Когда-то, во времена былины,
С гор далёких и великих
Мой друг Сеня (руки, ноги длинны),
Как у богатырей безликих.
Огромен Сеня, как валун предгорный,
Умён, как Аристотель и Платон,
Упрям он и упорный –
Сдвинуть мог десятки тонн.
Умом своим российским и могучим
И телом (паровоз таскал)
Он взглядом своим жгучим
Не одну сотню женщин приласкал.
В Тбилиси его папа, мама жили,
Затем в Москву перебрались
Прекрасно жили, не тужили
Пока грузины «не взорвались».
Славянская кровь, манеры тонки,
Интелегент Семён, весь до костей.
Звук голоса все перепонки
Под звук гитары, в кругу гостей,
Рвал, наслаждал и нежил,
Творил с мозгами чудеса
Прекрасно жил (паломник Сеня)
Ушёл достойно на небеса.
Он Алехандро подарил козлёнка!
Границы козлик пересёк
Таможенник, как поросёнка
Его в посылке приволок.
С верховьев гор грузинских, через море
Козлёночек тот плыл,
На Украине на счастье, не на горе
Производителем прослыл.
Затем Семён и козочку направил,
В посылке козочка пришла.
Таким вот образом восславил
Семён чёрного, грузинского козла.
Жила та пара в этом месте
Между озёр и под мостом
Козёл отдавался козочке-невесте
Она рожала здесь при нём.
Сменялись годы, все мужали
Семейство чёрное росло.
Козёл не правил «тары-вары»,
Козлиное житьё цвело.
Семья до сотни разродилась,
Съедала всё вокруг, что есть.
В Холмы, на север переместилась,
Но сам козёл остался здесь.
С любимой козочкой Сашулей
Козёл же звался всеми Шурой
И здесь вдвоём (детишек улей)
Он притворялся дураком, она же дурой.
Но та любовь неповторима,
Ласкал и нежил он Сашулю.
Она красива и ранима
Любила Шуру…
Козёл-козлом! Он бородатый.
Творил в округе чудеса
Он грёб зерно, как бы лопатой,
А козочка взывала небеса:
«О, мой вонючий, но достойный,
Люби меня, о, мой козёл,
Мой неповторимый, горный
Для всех в округе ты стал грозой.
Прошу тебя, скачи ты сзади,
Меня потомством награди,
Готова я к любой усладе
Ты с козочкой – со мною поблуди».
Козёл, как всякий Шурик,
Как истинный он Александр,
Он не долюбливал хохлушек-мурок,
Но защищал от козьих банд.
Любовь Сашуленька крутила,
Вела козла до исступленья,
Интриги Сашенька всё шила
И доводила всех до опупенья.
Но всё же чувства были сильны
И мил козе был свой козёл.
Видя это, Алехандро любвиобильный
Козла дорогою пошёл и Лиму в том пути нашёл.

Лима, видя перед собой грушёвый сад, клубничную поляну, семейство козлиное и впитывая воспоминания Алехандро жалуется.

Она: Люблю я цвет клубники,
Люблю я молоко от коз,
Люблю я запах чуть спелой земляники,
Прохладу вспоминаю, рос.
Не горный ты, но всё ж козёл
Родным ты стал мне Алехандро.
Зачем ты той дорогой шёл,
Что привела тебя в моё сознанье? –
- Тебя! НЕВЕДОМО КАКОГО???,
Тебя родного, дорогого,
Тебя без рогов и без ума
За это вот тебе тюрьма.
И мне, похоже, тоже:
Мой дом, мой муж…, но ты дороже
Всех мужиков и всех козлов на свете.
Дороже, сверх тебя, лишь дети.
Я, как коза, готова хвост поднять
И день, и ночь тебе давать…,
В козлином запахе купаться
И сексом бесконечно наслаждаться.

Поглаживая козочек и их козлят, глядя, на сколько чёрн, рогат козёл. Родная Алехандро Лима наслаждалась природой. Алехандро был беспредельно рад.

Он: Глядя на идиллию козлину,
С тобою скоро Лима коротать я буду днину,
Здесь как они любовь вести,
А ты родная, будешь здесь цвести.
И так как аисты, козлы, медведи, рыбы
Поставим всё вокруг мы «дыба»
Своё мы королевство провозгласим
И много, много лет и зим
Мы будем сказку создавать,
Вершить мечты и созидать.

Занавес закрывается

Действие пятое
Сцена вторая
Выход первый


Лима садится в свою красную «Тойоту» - (мощный джип) и уезжает по ухабам в неведомое. Алехандро остаётся в саду, любуется козочками и козлятами и обнимается с козлом Шурой.
На заднем плане виднеется вольер. Некогда любимого медведя гризли Мишку с его берлогой 3*4 метра, и клеткой с двух частей размером в 20 метров, где раньше жил Мишка со своей любимой Машенькой, а периодически с сексуальными, но нежеланными Матрёной и Мотрей (закарпатскими медведицами), которых он чуть не загрыз. 

Козёл Шурик: «Бе-э-э-бе! Подумай Алехандро, о судьбе».

Он: Умчала Лима по делам,
Остался я теперь вот сам.
Козёл ты со семьёй, а я один
Изгой, преступник, нелюдим.
Умчалася Любовь!
Умчалося Желанье!
Бурлит, вскипая кровь,
Калечит ожиданье.
Козёл сказал, что есть любовь,
Она будоражит козлину голубую кровь.
Он ведь оттуда – с гор спустился,
Во Грузии – стране родился.
А я с далёкого Амура,
Где красная рыба, как та дура,
Сама на берег прёт
Икру там красную кладёт.
Мы оба были сыты и счастливы
Покладисты, неговорливы,
А здесь строптивы и гонимы,
При этом, как не странно,
Желанны и любимы.

Козёл Шурик: «Бе-э-э-бе. Вот мой ответ:
Ты прав, а может нет
Любовь! – но козы мои дуры
Я с ними вытворяю «шуры-муры»,
А у тебя коза умна,
Плохо, что чужая она жена».

Он:  Родимый мой козлище!
Воняешь ты, как чёрт,
Пошли, где воздух чище –
В гольф клуб или на корт.

Козёл Шурик: Дурак ты, Алехандро!
Какой там клуб иль гольф?
Снесла всё ране банда
Теперь лишь только пот,
Работа и терпенье
Поможет нам ожить.
Твоё мужское рвенье
Поможет сослужить.
Моё козлоупорство
И Мишки безразличье
Да бусела «клекорство» (клекотание)
И карпа вод величье.
Позволит всё отстроить
Любовь в ранг Бога возвести,
А дале НАВАЖДЕНЬЕ
Поможет нам сплести.
Любовные интриги
Познать, что есть Любовь
И наши все подруги
Услышат разговор:
Как Алехандро, я козёл, карп,
Как аист и медведь
Враз стали все на старт –
- Пустились в круговерть.
Любви своих желанных –
Познания любви,
В совместное проживание
От общества вдали…

Он: Козёл ты милый Шурик!
И не понять тебе,
Вне общества лишь дурик
Мечтает о гнезде…
Любовь ведь человека,
А не козла влечёт
Я прожил более полвека
И ставил на учёт.
Всех страстных и желанных,
Всех, кто любил меня…
Но ныне из всех гнаных
Любимая одна…
Она умчалась быстро, куда-то по делам
Любовь же Лимы – искра!!!
Бьёт по моим мозгам.
Смотри козёл, ведь вскоре
Мишутка, карп и бусел
Не будут с нами в ссоре
Мы вспомним песни гусел (гуслей?)
Под гусли, под гитару
Мы вместе песнь споём
О том, как любим свою пару,
Как с нами заживём.

Козёл Шурик: «Бе-э-э-бе. Согласен, я служить такой судьбе».

В небе летает счастливый бусел. В озере карп обхаживает карпиху. В вольере маленький медвежонок обнюхивает апартаменты своего папы Мишки.


КОНЕЦ ПЯТОГО ДЕЙСТВИЯ