Овцы

Миниатюра на заданные словосочетания:

Король говорит
Молчание ягнят
Жизнь прекрасна
Огни большого города



- Ша, овцы, всем молчать, когда король говорит!

«Король» – это пятнадцатилетний подросток-беспризорник Пашка, лопоухий худощавый паренёк, сбежавший три года назад из деревни в город от побоев вечно пьяного отчима. Пашкина мать померла от рака, когда тому стукнуло десять лет, а отца родного он вообще не знал с рождения.

Сперва было худо. Очень худо.  Червонец, который он вытащил перед побегом из кармана разящего перегаром спящего отчима, растратил за пару дней. И наступило голодное время.  Благо стояло лето, и можно было на рынке подработать грузчиком у жителей южных широт, приехавших расторговаться арбузами и дынями. А то и стащить какой-нибудь фрукт или овощ у зазевавшейся на товар тётки, прямиком из авоськи.  Жаркими ночами Пашка спал на парковых лавчонках под разбитыми фонарями, чтобы не попасться на глаза милицейскому патрулю или дээндэшникам - могли словить и отправить домой. Тут жизнь была не сахар, но там - стократ хуже.
 
Однажды он столкнулся на базаре с попрошайкой Борькой - своим сверстником, как выяснилось при близком знакомстве. Слово за слово, и тот его привёл в «лагерь» таких же беспризорников, обитающих в заброшенной двухэтажной «сталинке». Её должны были снести ещё в «застойные» времена, но с приходом перестройки об этом  вероятно запамятовали на радость бездомной шпаны. «Лагерь» насчитывал пятеро пацанов от девяти до семнадцати лет. Самым главным был старший по возрасту Лёха - высокий, крепкого телосложения, с пронзительными карими глазами и отросшими по шею русыми волосами.
- Слышь, овца, не дрейфь, жизнь прекрасна! – такими словами встретил настороженный Пашкин взгляд  главарь, - будешь тут как у Христа за пазухой. Бабки в общак. Общак под моим надзором. Как зарабатывать – научу. Крыша над головой есть, хавка будет. Узнаю, что заныкал хоть копейку или ментов приведёшь – пожалеешь, что на свет родился. Я здесь – король, вы - челядь!  Понял?

Наука добывания  денег сводилась к выделению «своего» места подле Благовещенского собора, где Пашке предстояло сидеть, корча из себя слабоумного, давить на жалость прохожих и клянчить мелочёвку. В принципе, работа не пыльная и за день можно было собрать денег на плотный завтрак, обед и ужин. Но весь доход приходилось отдавать Лёхе, а тот не был особо щедрым и выделял братве аккурат, чтоб желудок не прилипал к позвоночнику. Пашка попытался один раз отстоять своё кровное по справедливости: пятьдесят на пятьдесят, за что хорошенько получил в нос и умылся кровью, но уважение главного заслужил – мол, не овца молчаливая, а парень со стержнем.  Со временем Лёха узнал его лучше и стал больше доверять. Даже общак поручал, когда периодически пропадал на несколько дней по своим делам.

Спустя два года Лёха от них ушёл в какую-то банду. За главного оставил Пашку, объяснив ему наедине, что к чему. Стал их «крышевать» и время от времени выгребать общак.

- Ну шо, овцы, бабло на бочку и ужинать. Жратва вон в пакете, - Пашка мотнул головой в сторону обшарпанной стены, возле которой лежал на полу небольшой полиэтиленовый свёрток. 
«Хотя, какие вы овцы – ягнята ещё», - мысленно добавил он, смерив одиннадцатилетнего Вовку и Саньку-десятилетку, прибившегося к ним недавно, насмешливым взглядом. Те понуро стояли и не шелохнулись даже при слове «жратва».
- Чего стоите и молчите, как истуканы? – нахмурившись, спросил главный.
Молчание "ягнят" затянулось. Вовка шмыгнул носом и тихо сказал:
- Мы это… нет ничо.  Там рядом подвал с игровыми автоматами был. Прости, Паш.
Пашка подскочил к Вовке, схватил его одной рукой за грудки, а другой замахнулся для удара и угрожающе произнёс:
- Это первый и последний раз, понял? А то уши отрежу! Игрок хренов. Ты у меня из помойки жрать будешь, а не из гастронома, понял?
Санька расплакался, вцепился в Пашкину куртку худющими ручонками:
- Не надо, Паш, не надо! Мы больше не будем, Паш!

Пашка, уставился на мелкого и что-то вдруг ёкнуло в душе, что-то там словно оборвалось…  Он вдруг в себе увидел своего отчима, который вот также хватал его за грудки, а потом бил, бил до посинения по поводу и без. Просто вымещал на нём боль, ненависть и свою никчемность. И так ему стало противно. Так мерзко от себя самого.

«Король» отпустил Вовку, развернулся и вышел.
Он поднялся на чердак, а оттуда на крышу. Дом стоял на холме и отсюда по вечерам открывался красивый вид на огни большого города. Города, которому не было никакого дела до их грёбаной жизни. Пашка закурил «Приму», вздохнул. Нет, он не сердился на мелких. Да и за что, по сути? У каждого своя горькая история, приведшая их к теперешней жизни. Одна радость – пузо набить, а дальше что? Пока он для себя видел два пути: спиться, как отчим или к бандюкам податься, как Лёха. При этой мысли Пашка, сделав глубокую затяжку, кашлянул, скривился и сплюнул под ноги. Ни по одному из них он не хотел идти. Должен быть третий. В нормальную жизнь. Только что нужно сделать, чтобы его найти?

15.11.15