На берегу

Косынка вечерней зари заалела,
Пронзённая чёрным копьём камыша,
И старой тревогой опять заболела
Моя неудобная в жизни душа.

Опять в неуёмной тоске закричала,
Забилась бессильно, как рыба об лёд.
И лодки, толкаясь, сорвались с причала,
Когда их огнями позвал теплоход.

И нас в этой жизни качало немало,
И яркие тоже манили огни,
И светлая ночь нас теплом обнимала,
Но больше запомнились чёрные дни.

Они, словно раны, болят в непогоду
И камнем тяжёлым лежат на душе.
Войдёшь с таким грузом нечаянно в воду
И больше обратно не выйдешь уже.

Обратно к себе самому не вернёшься,
И время уходит, и раны болят,
И то, что ты реже и реже смеёшься,
И всё безразличней опущенный взгляд.

И редкая память о годах минувших
Весельем уже не порадует нас.
И рябь мельтешит у луны затонувшей,
Как будто морщинки печали у глаз.

И сколько бы прошлое мы не месили,
До стона болит и страдает душа.
Дождусь я рассвета. Я  ночь пересилю.
И вспыхнет роса на копье камыша.

(Опубликовано в сборнике "Горькая сирень", декабрь 1975)