Обелиск

Стоял-топтал фашист в развалинах иконку.
Ошмётки тел валялись россыпью кругом.
Стонала раненая дева из воронки.
Земля дымилась под немецким сапогом.

"Ну, что мне делать с этим ангелом печали?
В уродстве скверном исковерканная жизнь.
Лишь разрядить в неё обойму, но в начале
Устроить надо этой сучке коммунизм!"

Она бессильная тянула к немцу руку
И он прочёл в том жесте слабость и мольбу
И захотел продлить её страданий муку,
И подошёл, злорадно прекратив стрельбу.

Стонала девушка. Её обрывок тела
Пульсировал ещё, в конвульсиях парил.
Она была уже совсем загробно-белой,
Огонь в глазах лишь всё горел и страстно жил.

Её невнятное что-то шептали губы,
То ли молитву иль заклятие отцов.
Угрюмы взоры были, фанатично грубы,
Словно у ведьмы в казни пламени костров.

"Мой стон не жалобный, в нём рокот, вой проклятий
Всей нелогичной, дикой Азии моей.
Хотел найти ты здесь наложницы объятий,
А встретишь ужас, только ад последних дней".

В глазах созвездие в расщелинах агата.
Ползла к немецкому девчонка каблуку
И с криком мести: "Получи, фашист, гранату!"
В предсмертных судорогах вырвала чеку...

Нет обелиска в наши дни на месте этом.
Там жжёт нацгвардия любых роптаний писк.
Но сквозь безвременье зрит чуткий взор поэта,
Что каждый подвиг свой обрящит обелиск.