без названия

Целые города горели в печах годами,
Дети кричали - я к маме хочу, к маме -
Бабушки падали, не доходя до камер
(Счастливые, в беспамятстве умирали).
Каждая капля, выжатая из тела,
Каждое сердце, вырезанное умело,
Каждая мысль, недодуманная на слово,
Каждый крик - во мне. Я слышу снова и снова.
Если представить, что все эти люди целы,
Шьют себе обувь и вообще - делают дело,
Немножко проценты, немножко поют на свадьбах,
Рыба-фиш, форшмак, маца, никаких тебе майбах -
Все скромно. Век двадцать первый.
Освенцима не было. Беседую с тихим реббе,
Улыбчивым и ядовитым, как скорпиончик,
Готовым слушать меня и кушать бульончик,
Гилдернен юхн. Реббе, скажи, возможно,
Чтобы нас убивали и, что ещё безбожней,
Других заставляли нас предавать и калечить,
Думаешь, способна родиться такая нечисть?
Реббе хлебает молча из плошки юшку,
Берет себе халу, отламывает краюшку,
Смотрит слегка виновато и мудро в общем:
"Иди, моя девочка, не думай про это к ночи"