Посвящается Наталье Самышиной
(Философский роман в письмах)
* * *
— Я хочу быть твоей, — говорила она полушёпотом.
— Но у меня ведь есть жена.
— Я тоже есть, — надув губки сказала она.
— И ты готова стать второй женой?
— Конечно, — оживилась школьница, и личико её засветилось радостью.
— Но при условии, что единственная жена согласится стать первою, — сказал я с напускною строгостью в голосе.
— Отчего же не согласится? — удивилась девочка. — Я во всём помогать ей буду… Она у тебя хорошая.
— Быть единственной, или первой в числе других — не одно и то же. Эгоизм сильней любви, он всегда выбирает первое.
— Тогда зачем тебе такая жена, которая себя любит больше?
— Все мы любим себя. И желаем себе лучшей доли. Ты ведь тоже хочешь быть любимой своим любимым?
— Да.
— И чтобы только быть рядом с ним, ты готова его делить с другою.
— Я могу всё, ведь я люблю тебя, — она сделала ударение на последнем слове. И в глазах её блеснули слёзы. Я обнял девочку и продолжал:
— Любить кого-то и есть любовь к себе. Любимого ты желаешь себе, как малый ребёнок желает себе понравившуюся игрушку. Кто не любит себя, тот себе ничего не желает и не может любить других…
Она положила голову мне на грудь и уже не слушала слов моих, для неё не столь важно было, о чём говорю. Ей было хорошо вот так находиться рядом с любимым. Она была счастлива.
Любомудр проснулся. «Чудный сон мне приснился, — подумал он. — Сон навеян письмом, которое получил я вчера:
"Привет, Любомудр! Это я, София. Помнишь меня? Прости, что когда-то давно так резко пропала и не давала о себе знать…"
Двадцать лет не было от неё ни весточки, и вдруг… сообщение, коротенькое в несколько строк … И ожило давно уж забытое время. Мне тогда было двадцать семь, а ей… она была школьницей».
Весь вечер вчера Любомудр думал о прошлом: нахлынули воспоминания из молодой и цветущей жизни. А этой ночью приснился вот этот сон. Где-то там, внутри нас, продолжает жить время: оно не ушло, как мы думаем, в прошлое, оно в нас, оно неизменное, вечное.
Утренний кофе своим ароматом побудил к новым воспоминаниям. Любомудр сел за письменный стол, достал лист бумаги и стал писать письмо.
Здравствуй, София!
Помню, наша с тобой переписка прервалась в 1990 году. За двадцать лет много произошло событий — ведь это целая жизнь — за это время человек из грудного младенца становится взрослым. Что ж, попробую обрисовать тебе, чем и как я жил эти годы. Поэтому это письмо будет упоительно длинным, как и было обещано. Написал «упоительно» и подумал: — Как же не похвалить себя-то? Обязательно надо. И похвалить надо в самом начале письма, потому что к концу его мой читатель будет весьма утомлён, и не до похвал ему будет.
В этом упоительно длинном письме будут процитированы твои давние письма, будут отрывки моих дневниковых записей, — с той целью, чтобы время вернулось вспять, оживив «прекрасное далёко» ученических лет. Ещё будут цитаты философов — чтобы придать моим мыслям вес.
Начну письмо с небольшой ретроспективы событий канувших в Лету и закончу описанием того, чем живу теперь и кем стал со временем. Ведь и ты, и я сегодня уже не те, кем некогда были. Мы былые остались в прошлом. По этому поводу Учитель[1] заметил: «Величайшая ошибка, думать, что человек всегда один и тот же. Человек никогда не бывает долго одним и тем же. Он постоянно меняется; он редко остаётся прежним даже в течение получаса».[2] Вот и ту «девочку с летящей походкой», которая мне писала: «На душе пусто… нет никакой цели в жизни, ничего не хочется… не могу в себе разобраться, не знаю, чего хочу…», — сегодня волнуют совсем иные заботы; совсем другие мысли и чувства наполняют сердце её.
Заботы нынешнего дня изменят день грядущий,
Предначертав Судьбы иной страницу —
Так, каждый день, мы сами пишем заново Её.[3]
Итак, пролог окончен, переходим к главам самого письма.
Часть первая. РЕТРО
Глава I. СТРАННОЕ ЗНАКОМСТВО
«Эти глаза напротив — калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей.
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас».[4]
(Из песни «Эти глаза напротив»)
С чистой радостью на душе я вспоминаю далёкое лето 1984 года. В конце его, в тот жаркий день на Курском вокзале было особенно многолюдно. Очереди у касс, толпы обилеченных на перроне, с чемоданами и рюкзаки, с сумками и авоськами (пакеты в те времена в СССР были заморским чудом). Много народу ехало тогда в Крым на отдых. Вон из душной Москвы! Скорее к морю! И пела свободная молодая душа: «Велика страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек…». Не было ни границ, ни таможен, как нынче, и каждый мог ехать на все четыре стороны. Вот только одна небольшая препона на всём этом необъятном просторе, как ложка дёгтя в той бочке мёда, портила всем настроение — это то, что никогда не было в кассах билетов. Вообще это была своеобразная визитная карточка страны советов — очереди и дефицит.
В тот день и я ехал в Крым — домой, к родным. Не достав билета, я обратился к проводнику. Наконец, за энную сумму я приобрёл у хозяина вагона «заячье» место — на третьей полке, в закутке, где положено ехать сумкам, чемоданам и рюкзакам. И так как в купе у меня места не было, то я большую часть пути находился в коридоре вагона. Здесь было шумно: детвора ехала целой экскурсией в Керчь и сновала туда-сюда. И вот из купе, не помню теперь, соседнего или дальше, вышла девочка с красивыми большими глазами; её волосы были распущены, и сквозняк, что носится по коридорам вагона, ими нежно играл. Я ею залюбовался, и в этот миг поймал её взгляд…
Этой девочкой была ты. На минуту-другую ты скрылась в купе. А затем появилась вновь, с плойкой в руке. Ты заговорила со мной, спросив, не знаю ли, где здесь работающая розетка. Я ответил: «Наверное, у проводника в купе», — понимая, что твой вопрос это всего лишь повод, быть может, мне так показалось, повод к знакомству.
Так мы познакомились. Спустя час я фотографировал тебя сначала в коридоре вагона, затем увёл в тамбур; чем изрядно насторожил сопровождавших вас учителей. Освещение было, признаться, далеко не фотосалонное, да и вагон, последний в составе, весь трясся и прыгал на каждом стыке. Но снимал я не для того, чтобы получились портреты, — это тоже был повод продлить знакомство; ведь чтобы тебе увидеть свои фотографии, нам непременно пришлось бы ещё раз встретиться. А потом, через несколько дней, ты была у меня в гостях, с оравой своих подружек.
И вот, в руках моих первое письмо от Софии: «...Фотографии получила, большое тебе спасибо. Они так, ничего, только моя физиономия кирпича просит, а у одной девочки глаза вообще закрыты. Фотографии я рвать не стала, отдала девчонкам…».
Что ж, вполне справедливая оценка моего «творчества».
Пролетело то лето… Видимо, название этой поры произошло от глагола «летать»; уж больно коротким оно всегда бывает. Наступил бесснежный крымский ноябрь, и письмо твоё первой снежинкой известило о приближении праздника-сказки: «Жду, не дождусь, когда будет Новый год, — писала ты в первом своём письме. — Я собираюсь отмечать его со своими друзьями, и, конечно же, без родителей. <…> В пятницу выпал снег, всё было белое-белое, просто прелесть. Я ходила гулять».
* * *
Так, под метель и шампанское канул в прошлое 1984-й год — год нашего с тобою знакомства. И тот поезд, где ты и я, несётся теперь в необъятных пространствах времени, ставшего для нас прошлым. Там, в этом прошлом, мы с тобою попутчики до конечной станции.[5] Знакомство в пути — это добрый знак. Дорога… путь… движение… скорость, — символы крепкой и долгой жизни. Поезд жизни пересекает время: из пункта «А» в пункт «Б», от Рождения к Воскресению. На его пути много станций, где выходят одни и заходят другие. Кто на час, кто на день, кто на годы — становятся друг для друга попутчиками; расстоянье пути и время проверяют людей на прочность…
……………………………………………………………………………………………
По прошествии лет сохранили мы память о нашем «вместе», значит, все эти годы, хоть и каждый своим путём, мы двигались в одном направлении.
Глава II. СВОБОДА
«В школьное окно смотрят облака,
Бесконечным кажется урок,
Слышно как скрипит перышко слегка
И ложатся строчки на листок».[6]
(Из песни «Не повторяется такое никогда»)
В семейном архиве храню я письма — нашу с тобой переписку. Всего 73 послания: 38 твоих писем и 35 моих копий. Я постараюсь использовать их в этом письме, воссоздавая картины прошлого, строчка за строчкой, пробуждая нашу давнюю дружбу.
Первое, тобою написанное письмо начиналось так:
«Здравствуй Любомудр! У нас сейчас физика, делать совершенно нечего, вот и решила тебе написать. У меня всё нормально. В школе в основном четвёрки и пятёрки, только одна двойка по английскому, и англичанка вызвала мою мать в школу, поговорить о моём поведении. В классе я комсорг, так что я уже заколебалась с общественной работой. Чуть что, мне говорят, как тебе не стыдно так делать, ты должна показывать пример, ну и так далее. У нас сейчас очень дурацкая погода. …Вдруг потеплело, на улице была ужасная слякоть. Потом вообще целый день шёл дождь. Так что я даже не гуляла. А недавно ударили морозы, даже до 25;. Просто ужас, такая холодина, и снега нет. Теперь жду, когда выпадет снег. Может будет повеселей, а то сейчас очень скучно. А как у тебя дела? Ты сейчас снимаешься? Да, ты ещё обещал прислать мне фотографию из фильма, где ты снимался. Ты что, забыл?»
Заканчивалось письмо словами: «Ну вот, вроде и всё. Урок уже кончается».
Перечитывая сегодня эти строки, я думаю: — Если София через много лет решила мне вновь написать, значит у неё опять урок, и пока "делать будет совершенно нечего", я буду вновь получать её письма.
Хорошо, когда у человека есть свободное время; но ещё лучше, когда вся жизнь есть огромное неразрывное свободное время. К такому идеалу свободы стремился я всю свою жизнь; ибо, что может быть прекраснее настоящей свободы! Ведь настоящая жизнь — это вовсе не суета и множество неотложных дел. Жизнь — это, прежде всего свобода; свобода, не ограниченная ложью предубеждений, равнодушием, страхом и суетой. Свобода, за которую можешь и хочешь нести ответственность; потому что она — твоя.
Глава III. «ДЕВОЧКА С ЛЕТЯЩЕЙ ПОХОДКОЙ»
«…Счастье возможно только тогда,
когда человек становится
источником счастья для других».
(Суфийский принцип)
«…Бывает такое время, когда просто необходимо с кем-то поделиться своими мыслями, переживаниями,— читаю в твоём письме. — Писать кроме тебя мне некому, хотя у меня много разных адресов, но им писать я не хочу».
Хорошо, когда это время — делиться своими мыслями, переживаниями — не проходит со временем, когда всегда есть, чем и с кем делиться. Разве у нас с тобой было иначе? Откровенное, замечательное письмо — на четырёх тетрадных страничках живая трепетная душа. Я приведу тебе его полностью:
Здравствуй, Любомудр!
Решила тебе написать. Тебе покажется, наверно, это странным. Не знаю, может быть. Но бывает такое время, когда просто необходимо с кем-то поделиться своими мыслями, переживаниями. Писать кроме тебя мне некому, хотя у меня много разных адресов, но им писать я не хочу (ты не подумай, я не хвалюсь).
Дела у меня так себе. В III четверти столько двоек нахватала, хотя за четверть троек нет. Даже гулять надоело. Сейчас я думаю над проблемой «выбора жизненного пути». В девятый я точно решила, что не пойду. Надоело учиться в школе, да и ребята здесь надоели. Я написала 5 писем в московские педучилища. Хочу узнать, принимают ли туда без московской прописки. А вообще-то я хочу просто поскорее убраться из своего дома. Мы живём с подселением, теснота ужасная. А недавно у меня появился отчим, которого я ненавижу. Сначала он был ничего, но потом… Он говорит, что ненавидит меня, обзывает самыми последними словами, что мне и написать то стыдно. Представляешь, получит зарплату и устраивает скандал (как будто он денег много приносит), а мы и так еле перебиваемся с матерью. Он уйдёт от матери, деньги пропьёт и возвращается, а мать прощает его. Хотя сама говорила, что он «такой-сякой». Она даже с бабушкой из-за него поругалась и не ездит к ней больше. В последний скандал я хотела милицию вызвать, а он как ударит в грудь меня и за мной. Я думала, он прибьёт меня. Я прямо в ночнушке, босиком на улицу, и по снегу. Мать в милицию ходила, его там припугнули, и она опять простила его. Не понимаю, зачем ей этот еврей нужен?! А каково мне с ним жить под одной крышей?! Я только хорошо себя чувствую в деревне у бабушки. Там моя собака — овчарка немецкая, ей только год. Я с ней занимаюсь в клубе собаководства. Это такая прелесть! Иногда мне кажется, что я люблю её больше всех на свете. Я тебе тут понаписала, что ты, наверно, не поверишь, но это правда. Ах, да! О выборе «жизненного пути». После училища хочу попробовать в юридический. Понимаешь, мне нужно общение, я не могу сидеть на одном месте. Ты можешь себе представить, раньше я мечтала сниматься в кино?! Ну, ладно. Ты думаешь, зачем я тебе всё это пишу? Сама не знаю. Просто хочется, чтобы хоть кто-нибудь знал, как сейчас тяжело 15-летней девочке с летящей походкой. Извини, что отняла время.
Может быть, ты уделишь мне немного внимания и напишешь, как мне лучше сделать с «выбором жизненного пути»?
Вот и всё. Очень буду ждать ответа.
Напиши, как у тебя дела?
София.
Калуга, 2 апреля 1985 г.
Ты просила у меня совета в выборе жизненного пути и, неосознанно, совета о том — как жить, когда вокруг сплошные проблемы. Я не сразу тебе ответил. Вот запись в дневнике от 21 апреля 85 года:
«Ночь. 2 часа 40 минут. Когда все в квартире спят, я делаю записи в дневнике, иногда пишу письма, засиживаясь до трёх часов ночи, а то и дольше. …Уж неделя минула, как прочёл я письмо от Софии — "15-летней девочки с летящей походкой", — как она себя называет. Прочёл, но ответить ей не могу. Не могу так сразу, потому что письмо необычное, открытое, искреннее. В ответ нужно сказать что-то по существу, чтобы слова оказались опорой, придали сил, вселили надежду. И если не письмом ответить, то позвонить. Она ведь ждёт».[7]
Позже я написал тебе ответ. Помню, что когда писал его, то не совет мне хотелось дать тебе, а забрать к себе, где не будет у тебя никаких проблем. Фактически, это не составляло труда: жила бы у нас, училась бы в школе, где учителем была моя мать. Но… написать тебе об этом тогда не осмелился; боялся — не так поймёшь. Вот то письмо:
Милая Софьюшка, я часто перечитываю твоё последнее письмо и всякий раз думаю о том, что так и не смог тебе ничего посоветовать. Мне казалось, что, разговаривая с тобой по телефону, я узнаю тебя гораздо больше и тогда смогу дать нужный совет. Но оказалось иначе. Мне не хватало твоих глаз, заглянув в которые, я смог бы прочесть многое. Как это важно видеть глаза собеседника.
Ты говоришь, что тебе необходимо общение с людьми. Общение это огромная сила, воспитывающая человека как личность. И от того, с кем будет твоё общение, будет зависеть, каким будешь ты человеком. И юридическое поприще, и актёрская деятельность не бедны на контакты с людьми. Но разве всё равно, с какими людьми ты будешь вступать в общение?! Разве для тебе безразлично, каким будет это общение — сухим, деловым, опирающимся в основном на «букву закона» или свободным, творческим? Разве тебе всё равно, быть ли слепым исполнителем чужой воли, или же быть творцом, создателем нового, того, чего до тебя в мире никогда не существовало?
Любая власть, какое бы имя ей присуще ни было — это насилие. И «наука» — юриспруденция — наука насилия. Лучшая часть человечества стремилось и будет стремится к идеалам высоким. И отнюдь не насилие движет человечество по пути развития, а творчество, в какой бы человеческой деятельности оно не проявлялось: науке, искусстве или повседневном общении. Насилие, рабство низводят человечество к варварству; и лишь знание, творчество и свобода ведут к вершинам развития. Любой человек, создающий прекрасное новое — уже личность творческая. Артист, воплощающий новый образ того или иного героя — это художник, творец. Согласись, адвокат и артист люди очень разные. Вот потому-то, наверное, выбор занятия в этой жизни — выбор общества, в котором придётся проводить большую часть своей жизни — и есть выбор жизненного пути.
Ты мечтала сниматься в кино? Но это же просто. Если эта мечта вновь посетит тебя, я с удовольствием помогу тебе в этом. Для этого даже не понадобится специального образования. Куда сложнее стать профессиональной актрисой; но и это станет для тебя доступно, если твоя мечта укрепится огромным желанием и верой в себя, в свои силы.
Мечтал и я когда-то играть в театре, сниматься в кино, на телевидении. И понял, что если сильно желать, мечта станет реальностью. Твоё слово о выборе профессии остаётся решающим, я же… могу дать пока один совет: не теряй времени на то, что тебе в дальнейшем может не пригодиться.
София, я понимаю тебя и как тебе тяжело. Будь мы с тобой в одном городе, я во многом стал бы опорою для тебя. Это очень трудно, когда нет рядом друга, с которым можно делиться и печалью и радостью, доверяя самое дорогое, и который в минуту трудную протянет тебе руку помощи.
Спасибо тебе, София, за твоё письмо, за то, что поверила в меня как в друга.
И, несмотря на то расстояние, что разделяет нас, мы будем друг для друга опорой — ведь мы друзья. Выше нос! девчонка с летящей походкой. Мы с тобой ещё будем сниматься в кино!
А что касается плохого настроения — приезжай к нам в Керчь. Солнце и море своё дело сделают — будешь весёлая и загорелая. О, как бы я хотел видеть твои глаза.
Любомудр.
Керчь, 5 июня 1985 г.
Сегодня я понимаю, что все наши страдания, и даже те, что причинены окружающими людьми, суть нехватка в наших сердцах смелости и любви. Потому что сердцу, питающему любовь даже к врагам своим, невозможно нанести рану.
«…Человек, окруженный другими людьми, — говорил Георгий Гурджиев, — подобен планете, окруженной другими планетами. В известных пределах, когда встречаются две атмосферы, которые являются "симпатическими", между ними образуется связь, возникают законные следствия. Нечто проистекает. Прежним остается объем атмосферы, но меняется её качество».[8]
Каждая встреча с другим человеком, даже самая мимолётная, оставляет в нашей душе неизгладимый след, иногда даже нами не замечаемый, качественно меняя ход всей нашей жизни. Потому так важно, кто тебя окружает, какие люди приходят в семью твою, становясь частью её, каких людей ты встречаешь в течение жизни и какие эмоции, чувства и мысли оставляют по себе эти бессчётные встречи.
У любящего бескорыстного сердца много друзей и обилие судьбоносных встреч, — это россыпи самоцветов в калейдоскопе чувств,это тот фундамент, на котором возводятся со временем великолепные дворцы нашей памяти. У нас с тобой есть что вспомнить. И всё же, как мало вверялись наши души друг другу… Гораздо больше могло быть сегодня в них нашего прекрасного прошлого на двоих, не будь мы столь сдержаны в своих чувствах, не будь боязливы. Я говорю о той настоящей дружбе, существующей исключительно ради дружбы. Да, оно есть — это прекрасное прошлое — рождённое в союзе с другими. И тот, кто сумел по крупицам собрать мгновения прожитой жизни, может по прошествии лет наслаждаться красотою вышитых жизнью волшебных кружев. Верится, что когда-то люди умели созидать свою жизнь; быть может, их этому обучали с детства. В наше время уже не встретишь в безликой толпе старушку, на лице которой сияет неугасимым светом красота её младости; не встретишь и седовласых старцев, морщины которых — знак мудрости. Теперь на фоне мирской беготни иные «старцы» — с измождёнными хворью лицами, с испепелёнными страстью душами. «Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками!».[9]
Глава IV. ПИСЬМА, ПИСЬМА, ПИСЬМА…
Что ж, раз уж я открыл ветхую папку с нашими письмами, не продолжить ли чтение их? Пусть оживут диалоги прошлого. Это поможет воскресить в нашей памяти прекрасное время юности и, быть может, наполнит сердца наши волнением благостным и прекрасным.
Здравствуй, Любомудр!
Наконец-то нашла время написать, а то вообще свободного времени не было. В школе был смотр самодеятельности, мы всё репетировали, и из школы я приходила очень поздно. И ещё вдобавок уроки надо учить, да и то я толком в этом году уроки не делала. В школе у меня в основном всё нормально, оценки ничего, только одна двойка прибавилась, но за полугодие тройку, наверное, всё ж не поставят. Правда, недавно меня вызывали к завучу и на школьный совет профилактики из-за поведения на УПК. (Я работаю по средам на радиоламповом заводе). Дома тоже так себе. Мать с папашей решили машину покупать. Я, конечно, тоже не против. Но теперь у нас дома вообще практически не бывает денег. Я уже забыла, когда мне что покупали. Ты не можешь себе представить, мне уже совершенно нечего носить, всё мало. А мать ничего мне покупать и не собирается. Говорит, что я ещё сопливая, чтобы мне покупать дорогие вещи. А кому в моём возрасте не хочется иметь красивую одежду? Мать в конце зимы должна родить. Я всё езжу к бабушке, потому что очень скучаю по своей овчарке, а она вообще без меня плохо ест. Ну а так ничего нового. Я долго думала после того, как мы с тобой поговорили. Ты говорил, что можно съездить в Москву. Но я не хочу лишний раз расстраиваться, у меня всё равно ничего не получится. Неужели ты не слышал, что у меня плохая дикция, я, как и моя мать, говорю очень быстро.
Почему ты никогда не пишешь о себе, как у тебя дела, что ты делаешь? Мне ведь тоже интересно, а то я только и пишу о себе. Напиши, пожалуйста.
София.
14. XII. 85 г.
Милая София, здравствуй!
…Сей малый городишко, в коем я обитаю вот уж десятый месяц, в это время года сер и невзрачен. К Новому году все его жители ожидали снега, но вот уже встречен Новый год, наступил февраль, теперь и весна не за горами, а снега всё нет. Дни однообразны, хотя… не совсем: если сегодня утром дождь, то на завтра с утра — солнце, а к вечеру вновь дождь и почти всегда ветер. Пора зимы здесь, на мой взгляд, самое мерзкое время в году.
Летом местные молодые аборигены пропадают на пляжах, но зимой…
Некогда, в стародавние времена, когда город был настолько мал, что добраться пешком из одной окраины его к другой не понадобилось бы и более десяти минут, а высотными домами считались несколько трёхэтажных в центре, — в те далёкие зимние вечера, кроме прочих забав, распахивали свои двери театры… Предполагали ли те стародавние обитатели городка — дамы и господа — что наступит в недалёком будущем «великое» время пролетариата, когда в городе забудут слово «спектакль» и, чтобы побывать в театре некие станут ездить в столицу и, что сама жизнь их потомков будет протекать у ящика с голубым экраном?..
Сегодня, в пронизанных ветром сумерках город безлюден. Мрачно громоздятся вдоль его улиц исполины бетонных жилищ; тысячью мертвенно-сизых глаз взирают во тьму безликие квадратики окон.
Москва приучила меня к театру, София, к обществу иных людей. И рисуется мне теперь архимрачным провинциальный город и весь его быт; но только мне, да горстке подобных мне. Так бывает всегда, стоит лишь прикоснуться к прекрасному, и уже не можешь не думать о нём, не искать с ним встречи и, не находя его среди однообразия, начинаешь тосковать по нём.
Для массы других людей существуют ценности в жизни иные: дискотеки и танцы, бары и рестораны… Мой удел здесь, София, «творить» репортажи, кропать статьи для городской газетёнки. Бывает и так: фотографируешь для редакции какого-нибудь передовика, победителя соцсоревнования, составляешь о нём заметку, как о важнейшем звене в производстве, а под вечер видишь его не менее важным звеном в нескончаемой цепи жаждущих у виноводочного отдела. Ухитряются и зимой аборигены теплом солнечным, закупоренном в склянке, обогревать и тело и душу.
У вас же, наверное, зима настоящая, Русская?!
Ты пишешь, что по средам трудишься в УПК; значит, одна специальность к окончанию школы у тебя уже будет. Какая?
Свободное время от обязательных казённо-насильственных дел иногда играет немалую роль в выборе «жизненного пути», во всяком случае, оно его предопределяет.
До свидания.
Любомудр.
Крым. Керчь. 1 февраля 1986 г.
Здравствуй, мой Любомудр!
Получила бандероль, огромное тебе спасибо за хлопоты, которые я тебе причинила. Надеюсь, что теперь я избавлюсь от веснушек. Спасибо за поздравление. В феврале у меня родилась сестра. Дома теперь у нас ад. Эти пелёнки, то подай, то принеси. Мать не работает, папаша зарабатывает мало. Как я его ненавижу. Дома скандал за скандалом. Если бы ты знал, как он на меня орёт. На меня никто так ещё никогда не орал. Говорит, «иди отсюда; ничего больше не получишь». Как будто он меня одевает с ног до головы. Я теперь дома только мешаюсь. Как сестра родилась, он меня вообще возненавидел. Хочу достать где-нибудь димедрола и напиться, чтобы не видеть никого. У всех спрашиваю, но ни у кого таблеток нет. В прошлом году я напилась таблеток старых, но ничего не было, поэтому нужен димедрол. Ну ладно.
Зима у нас, конечно же, настоящая. Ещё недавно было тепло, солнышко как весной, а сейчас опять холодно. Ты спрашиваешь про УПК? Я работаю на радио-ламповом заводе, так что специальность незавидная. Чем я занимаюсь в свободное время? У меня его практически нет. Уроков задают полно, школа надоела незнамо как. Иногда хожу с девчонками на дискотеки, в кафе — развеяться, отдохнуть. Но в последнее время очень редко, уже надоело, тем более что ребят хороших нет. Как дела обстоят с художественной литературой? Прочитала «Преступление и наказание», собираюсь читать «Война и мир». На большее просто времени не хватает. Хотя раньше я читала много, могла целыми днями читать. Кстати, ты мне обещал какую-то книжку прислать?
У меня к тебе есть очень огромная просьба, даже не знаю, как начать. Мне ужасно неудобно. Я тебе, наверное, уже надоела. Понимаешь, я недавно ездила в Москву за осенними короткими сапогами, и, конечно же, ничего не купила, а на рынке у нас сапоги стоят не меньше 150 р., это мне не по карману. Поэтому я обращаюсь к тебе: в Крыму, наверное, можно купить полусапожки. Знаешь, такие короткие они бывают на разных шнурочках, застёжках, низкий каблучок, обычно сплошной. Если у тебя есть хоть какая-нибудь возможность, купи мне, пожалуйста, я тебя очень прошу. Можно выслать наложенным платежом, я бы тебе сразу деньги выслала. Я бы сейчас заняла у бабушки, а летом отдала бы ей, так как я буду целое лето работать, на мать я теперь рассчитывать не могу. Мне нужен 37 – 38 размер. Я на тебя очень надеюсь. Напиши мне сразу (или лучше позвони), сможешь или нет, чтобы я не волновалась.
Мои «габариты»: рост уже 170! (я случайно не выше тебя? пру как на дрожжах), размер 46.
Жду ответа, очень.
София.
Калуга, 28 февраля 1986 г.
Здравствуй, дорогой Любомудр!
Наконец-то пишу тебе. Сижу дома, мать с Илонкой пошла в бассейн, теперь её будем закалять. Делать нечего, то есть, делать есть что, но лень. Учиться стала плохо, боюсь, как бы троечницей не стать, меня мать тогда замучает. Всё так надоело, всё плохо. Дни скучны, однообразны. Я даже не знаю, как объяснить, поймёшь ли ты. На душе пусто. Понимаешь, так всё стало безразлично, нет никакой цели в жизни, ничего не хочется.
Я всё думала, о чём ты мне писал. Актёров развелось полно. Я не хочу попасть в ряд бездарностей. Мне кажется, что у меня ничего не выйдет. Если же вдруг я по какой-нибудь случайности смогу поступить (хотя маловероятно), мне всё равно страшно, вдруг у меня ничего не получится. Ведь я потеряю столько времени. А тут ещё мать всё жужжит, чтобы я поступала в финансово-экономический. Хочет, чтобы я училась заочно, так как «не сможет меня одеть». Хочет, чтобы я и училась, и работала. Если я буду поступать туда, куда ты мне советуешь, то я не смогу работать. А откуда я буду брать деньги, ведь одеваться тоже надо? Ты, наверное, думаешь, что у меня семь пятниц на неделе, то одно хочу, то другое? Не знаю. Но я сама не могу в себе разобраться, не знаю, чего хочу.
Тебе не кажется, что мы пишем только обо мне? Почему ты ничего не напишешь о себе? Я о тебе ничего не знаю. Чем ты сейчас занимаешься? Ты не женился? Если нет, то почему? Неужели ты не встретил женщину, которая могла бы стать твоей женой? Извини за бестактный вопрос, но мне действительно очень интересно. Хотя ты вправе мне не отвечать.
Ты спрашивал, почему ребята плохие? Очень просто. Уже совершенно (или почти) не осталось мужчин. Они запросто могут ударить девушку, а я считаю это самым унизительным для мужчины. У всех одно на уме: снять девочку на ночь.
Ну, в общем, пока всё, больше писать не о чем. Да, как там дела насчёт сапог?
До свидания. Пиши.
София.
19. 04. 86.
Здравствуй, Любомудр!
Уже прошло столько времени, как я написала тебе последнее письмо, но ты до сих пор так и не ответил. Сначала я думала, что у тебя много работы и тебе некогда, но и всё же можно было написать хотя бы несколько слов. Или может быть тебе не понравилось моё последнее письмо? Но, по-моему, я не написала ничего обидного для тебя. Если же ты просто решил больше не писать мне, то и тогда можно написать мне об этом, а то ведь это просто не по-мужски получается. Мне даже самой неудобно, уже второй раз сама пишу тебе, не получив ответа.
Больше я писать ничего не буду. Что бы ты не решил, ты всё равно напиши мне, чтобы я знала.
Жду.
София.
24. 06. 86.
Софийка, милая, здравствуй!
Извини за долгое молчание.
Поездка по Северному Кавказу действительно отняла у меня массу времени, но это ни есть причина, которая могла бы послужить оправданием моему безмолвию. Впредь этого не повторится — обещаю. А ты дай мне слово, что больше не будешь думать о том, что мне твои письма могут не нравиться и, что я могу не писать тебе.
Здесь сейчас вовсю лето. «Солнце нещадно палит» и от этого все вокруг ленивые. С восхода и до захода люд дремлет, а после захода и нового восхода мучается в кошмарных снах, навеваемых духотой летней ночи. Спасенье одно — морская прохлада. Потому с самого утра каждый бездельник торопится занять место на пляже, иначе — уже к часам десяти не то, что лечь — плюнуть негде. Море шумит, солнце ласкает лучами разнеженные тела, и чего только на пляже не увидишь и не услышишь; в общем — весело.
А ты мне пишешь, что дни настали в жизни твоей однообразные, скучные… Может, это всё потому, что нет рядом достойного друга? Может от того, что не знаешь своих сил и способностей? Когда веришь в себя нетвёрдо — трудно поставить цель. Бывает, и у меня наступают однообразные дни. Тогда я бросаю все дела суетливые и еду туда путешествовать, где угодно моей душе. Новые впечатления заряжают оптимизмом надолго. И тебе стоит иногда изменять привычный ход жизни.
Если есть у тебя выбор между очным обучением и заочным, то первое тебе даст больше знаний, опыта и впечатлений. Ты сетуешь — негде будет брать деньги. Вспомни старую поговорку: «Время — деньги», или наоборот. Арифметика такова: в сутки на учёбу — 8 часов, на отдых — 8, тогда оставшиеся 8 — в твоём распоряжении, а это целая рабочая смена; из них, сколько не жалко, меняй на деньги, согласно твоим запросам.
Откуда у тебя в твои шестнадцать лет разочарованность прожившей век женщины, познавшей десяток-другой некачественных особ мужского пола и не нашедшей в них своего счастья? Откуда такая категоричность?! — «уж совершенно не осталось мужчин…». Позволь с тобою не согласиться. Иначе и мне пришлось бы вскричать, дескать, не осталось и женщин порядочных: подумать только — пьют, курят, матом не брезгуют и тому подобное, не говоря уже о том, что обеда приготовить не могут.
Нет, я совсем не собираюсь защищать то, что зовётся «сточной канавой общества», она во все времена была и будет. Но рыться в ней в поисках чистого светлого счастья и при этом разочарованно восклицать, что его там нет — не покажется ли это странным? Вопрос в том, где искать то, что хочешь найти? Разве не знаешь, что «каждый стремится к себе подобным». Каждый в жизни находит своё отражение, потому-то и существуют для неженщин свои немужчины. По законам генетики всякий ищет в своём болоте. Потому-то «муж и жена — одна сатана».
Возможно ли жизнь связать с человеком, который не сможет разделять твоих взглядов?! Когда разные представленья о жизни, разные ценности в ней: кому-то важна материальная её сторона, кто-то ценит духовную. Когда «ударить», «снять», как ты пишешь, есть показатель нравственности того, от кого они исходят. Здесь ответ ещё на один твой вопрос. Не встретил я ту, взгляды с которой у нас совпадали бы.
Чтобы мудро жизнь прожить, знать надобно не мало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
(Омар Хайям)
Для меня содержание важнейшее формы. Главное душа человека, его духовный мир. А внешность порой обманчива. Красота одежды часто скрывает уродство тела. Так симпатичная внешность порою скрывает изъяны души. Я люблю наготу, ибо она правдива.
Но, вернёмся к вопросу прежнему: как войти в общество людей иных жизненных идеалов, увлечённых, духовно богатых, людей высокой культуры? Нужно, прежде всего, подняться на их ступень, стать человеком этой культуры. При этом важно не останавливаться на ступени достигнутой, потому как вновь окажешься позади других. Ведь всё созидательное и творческое стремится вверх — к совершенству; хотим мы того или нет — это закон живой природы. Если ты не ощущаешь или не ощутишь этого бега сейчас, то позже… в заскорузлом постаревшем мозгу не родится и мысли об этом. Трясина обыденности затянет, полностью в ней увязнешь и пойдёшь ко дну.
У каждого духовно растущего своя дорога к самопознанию, утверждению, совершенству. Пути единого нет, но тот, кто стремится, его находит.
Пиши, как теперь твои дела. Читаешь ли что по искусству? И что смотрела в театре? Если есть желание утопить скуку в морской пучине — приезжай в Керчь. Я всё лето буду в Керчи.
Пиши, жду. До свидания.
Твой Любомудр.
Крым. Керчь. 7 июля 1986 г.
Здравствуй, Любомудр!
Я уже столько не писала тебе, что даже не знаю, с чего теперь начать. Школу я кончила гораздо хуже, чем раньше. Одна тройка по алгебре, первый раз в жизни. У нас молодая учительница, и мы с ней в плохих отношениях. Но, конечно, я сама виновата. Я тебе писала, что мне было очень плохо тогда (хотя и сейчас не лучше) и я вообще не делала уроков, запустила всё. Вытянула только из-за того, что у меня голова ещё более-менее соображает. Июнь я работала на заводе от УПК, заработала 36 рублей. Теперь я действительно убедилась, что работа на заводе не для меня. Июль была у своей бабушки, занималась с овчаркой. А в августе поехала в деревню к подруге, в Прибалтику.
Я никогда не спрашивала, есть ли у тебя друг? Только не просто знакомые, их у меня тоже много, а самый настоящий, с которым ты можешь поделиться всем, от которого ничего не скрываешь? У меня есть подруга, Хельга. Мы с ней учимся в одном классе, это с ней я ездила в Прибалтику. Это единственный человек, с которым я могу поделиться своими мыслями, она всё знает обо мне, как и я про неё. Я не знаю, что бы я делала, если бы со мной не было такого близкого человека. Мы во многом с ней похожи, и в то же время очень разные. Я счастлива, что у меня есть подруга, которая меня понимает и может всегда меня поддержать в трудную минуту. Сейчас мы с ней пошли в школу, ужасно не хочется учиться.
Каждый день с 17 до 21 часа я сижу с Илонкой, потому что мать в это время работает. Мать с отчимом должны купить машину, потому денег очень мало. На что ни попросишь денег, мать никогда не даст, а мне сейчас столько всего надо, не знаю, в чём ходить. Сестра меня совсем замучила, я устаю очень сильно, потому что она капризная и избалована. Дома всё так же плохо, я очень отвыкла за лето от своего дома. Я задыхаюсь в этой комнате. Очень тесно и как-то душно, что ли, я даже не могу это передать. После Илонки у меня уже на уроки сил не остаётся. Теперь я буду плохо учиться, хотя надо наоборот как можно лучше. Но я устала, у меня уже нет сил, нет желания. По-моему, у меня совершенно отсутствует сила воли. И в то же время, мне кажется, если бы только я чего захотела, я обязательно добилась бы этого, только я не знаю, чего хочу. Ты правильно пишешь, я действительно не верю в себя. Тебе гораздо легче, ты можешь взять и уехать. А я? Как я могу изменить ход своей жизни, когда я наперёд знаю, что у меня будет на следующий день? И от этого мне скучно и не хочется жить. Раньше я хоть с собакой занималась, с ней я могла отвести душу. Она понимает меня гораздо лучше, чем кое-какие люди. А теперь? Мне даже уроки делать некогда.
Вот ты спрашиваешь, откуда такая разочарованность в мужчинах? Я тебе отвечу. Я знакома с разными ребятами. У нас в городе много различных молодёжных группировок, тусовок… И вот я стала ходить в одну из таких. Это было ещё год назад. Там были ребята моего возраста, или на год, на два старше. Я была с ними очень недолго, но это время я запомню на всю жизнь. Я такого насмотрелась, что даже страшно вспоминать, я не преувеличиваю. Это действительно «сточная канава». Чем они занимались, это не просто мальчишество, это садизм. Я ужасалась, откуда берутся такие подонки, откуда в них столько жестокости? Если они уже в таком возрасте могут так издеваться над людьми, например, мучить их электрическим током! Потом я познакомилась с ребятами постарше. На вид они неплохие, но, узнав их больше, я поняла, что и они не многим лучше тех. Колются наркотиками, девок у них — хоть отбавляй. И наконец, у меня появились новые знакомые. Да, ты только не подумай ничего плохого про меня. И ещё. Я пишу: с одними познакомилась, с другими… Просто я как-то легко знакомлюсь, ребята обращают на меня внимание. Ну так что же мои новые знакомые? Им от 23 до 25 лет. Да, думала я, это действительно «общество людей иных жизненных идеалов, людей увлечённых, людей духовно богатых, высокой культуры», как ты пишешь. Они работают в театре, конечно, не в профессиональном. У нас есть такой в Доме учителя. В первое время я была просто поражена ими. От них не услышишь плохого слова, разговаривать с ними интересно. Они учатся, много знают, занимаются самообразованием, всерьёз увлекаются театром. Так же постоянно занимаются спортом, ходят в походы на байдарках, много путешествуют. Я просто терялась, не знала, как в обществе их себя вести. Но что же было потом? Когда я познакомилась поближе с одним из них, с Игорем, узнала, чем они кроме всего, что я перечислила, занимаются. Водят себе девок в Дом учителя… Этот Игорь предлагал мне заниматься тем же. Хотя сначала говорил, что я ему «нужна только для души, так как я чиста». И понимаешь, они опираются на такие теории, что с ними трудно спорить, и они во многом правы, им трудно что-либо противопоставить. Теперь я их уж давно не видела, да и не хочу. Ещё многие из них не собираются жениться, говорят, что сейчас и так все добрые. И это так. Я согласна с тобой, что и девушек очень много опустившихся, на которых смотреть противно. Ну ладно, что-то я очень расписалась на эту тему.
За это лето я была в театре ничтожно мало, всего лишь два раза. То работала, часто во вторую смену, то уезжала. Хотя это, конечно же, не причина. Смотрела американскую пьесу Олби «Не боюсь Вирджинии Вульф» и пьесу Володина «Две стрелы». И это всё. По искусству я ничего не читала, ты бы написал, что прочитать, только, чтобы интересно было. Ты не забыл узнать про подготовительные курсы в Москве? Ещё раз прошу тебя побыстрей с сапогами, а то у нас скоро совсем будет холодно, а мне ходить не в чем. Любомудр, сапоги можно просто без всего, не обязательно с застёжками. Только не забудь, что если импортные сапоги, то они часто бывают на размер меньше, ты спроси в магазине.
Я, кстати, очень на тебя обиделась. Почему ты никогда не пишешь о себе, мне ведь интересно? А то только я всё про себя расписываю, а ты о себе ни слова.
Пиши. Жду.
София.
11. 09. 86 г.
Здравствуй, Любомудр!
Так и не получила ответа на своё письмо. За книгу большое спасибо, она вызвала большой интерес. После этой книги я поняла, что действительно не смогу посвятить свою жизнь искусству, так как слишком бездарна для этого.
Ну, это было как бы вступление, а, в общем-то, я хочу написать о другом. Я долго думала и вот что надумала… Я тебе писала уже о своём отношении к мужскому полу. Я привела доводы, на которых обосновано моё мнение (ты так и не написал, что ты об этом думаешь). Я не люблю людей, которые не сдерживают свои обещания… По твоей милости я осталась не с чем, лучше бы ты не обещал мне. Мать меня теперь всё время подкалывает… Теперь она мне денег не даст, у меня безвыходное положение. Если бы ты выполнил мою просьбу, то у неё не осталось бы другого выхода, как дать мне денег. Конечно, ты не обязан что-либо делать для меня, кто я для тебя? Да и с моей стороны крайне неприлично было обращаться к тебе.
Но дело не в этом. Мы с тобой уже два года переписываемся. Я ничего не знаю о тебе, а сама же в каждом письме как на исповеди. Меня всё время мучает один вопрос: почему ты мне пишешь? Имеет ли смысл наша переписка? Ты видел меня маленькой наивной девочкой. Но ведь я теперь не такая, я изменилась, у меня много проблем, трудностей, в которых мне некому помочь. Мучают многие вопросы, ответ на которые я не могу найти. Ты писал, что мы с тобой друзья. Может это только видимость, обман? Но что же мы сделали, чем помогли друг другу как друзья? Да, ты в письмах поддерживаешь меня, но эта поддержка слишком мала, мало ощутима.
Ладно, я опять очень увлеклась. Не знаю, может мысли мои не верны. Напиши.
До свидания.
София.
13. XII. 86 г.
Любомудр, здравствуй!
Очень долго ждала от тебя ответа, но ты не хочешь мне написать. Мне сейчас очень трудно объяснить тебе, какие чувства во мне борются. Я только сейчас поняла, что и вдали друг от друга можно быть друзьями, близкими людьми. Да, я обидела тебя, знаю, я была неправа. Но поверь, не хотела этого.
Возвращаюсь из школы, постоянно заглядываю в почтовый ящик, нет ли письма. И с каждым днём всё больше отчаиваюсь получить ответ. Твои письма важны для меня. Может быть, ты единственный человек, который поддерживал, понимал меня. Но я просто не хотела признать этого, потому что отвергаю мужчин, не верю им (и не без оснований). Пусть эти слова не покажутся тебе банальными, что ли, ведь это действительно так.
Мне очень трудно, и ты не должен, просто не имеешь права бросить меня.
Не могу больше ничего писать. Ты только поверь, мне нужны твои письма, я их очень жду.
До свидания.
София.
P. S.
Нам надо обязательно с тобой встретиться, у меня в конце марта будут каникулы.
Да, поздравляю с праздником. Счастья тебе.
Калуга, 6 февраля 1987 года.
София, милая, Здравствуй!
Большое спасибо за письмо. Не обижайся, что не ответил сразу.
В моём понимании людей существует и некое деление по одному существенному, им присущему, признаку. Это их ценности в этом мире. Ведь по тому, что для человека более ценно, а что менее, определено самой его сущностью.
Сама эта сущность, то есть, фундамент всей личности человека, закладывается происхождением. И вот человек, взрослея, начинает всё больше и больше стремиться к тому, что в его врождённом понимании наиболее ценно, накапливая своё богатство; так на фундаменте происхождения с помощью воспитания возводится здание личности.
Для кого-то важен смысл, кто-то ищет простую выгоду, одни гонятся лишь за формой, другие стремятся постичь глубину, содержание.
Говорят, все дети прекрасны, но почему-то из одинаково милых детишек вырастают — люди и нелюди. Такого не может быть. Значит, от рождения не все одинаковы.
Все люди в жизни — актёры. И вот одни в жизни играют роли палачей и преступников, шулеров и проходимцев, другие исполняют роли тружеников, защитников, учёных, изобретателей и поэтов... Могут ли эти «актёры жизни» поменяться своими ролями? При одном лишь условии — если они родятся от других матерей и отцов, то есть, роли каждого в жизни написаны его родом! Благородство и неблагородство — атрибуты рода. Как же тогда духовный рост, достижение цели? «Зенон первый заявил в трактате "О человеческой природе", что конечная цель — это жить согласно с природой».[10] Философы Хрисип, Диоген, Клеанф, Посидоний и Гекатон так же говорили, «что конечная цель — это благоразумный выбор того, что соответствует природе самого человека». Важно сделать верный, то есть, соответствующий твоей природе выбор. Именно в рамках своего происхождения, в рамках своей породы и возможно расти человеку. Как возвышенное, так и низкое в человеке определено его происхождением.
Как оно важно — начало.
Твоё последнее письмо, Софийка, меня очень обрадовало и вселило надежду, что душа у тебя от рождения чистая.
Софьюшка, милая, мы не виделись целую вечность. Нам действительно нужно встретиться. Пиши, с какого числа у тебя каникулы и сможешь ли ты приехать в Москву.
И ещё, ты пишешь, что не веришь мужчинам, но при чём же другие, не дающие для этого повода? Разве все они на один манер? Может быть мерка, которой ты меряешь, неточна? Во всяком случае, отвергаешь ты всех потому, что нет у тебя ясности в этом вопросе. По единицам судить обо всех нельзя. Сгрести всех в огромную кучу и заклеймить… А вот если бы на твоём пути изначально были бы только одни хорошие, начиная с родного любящего отца и кончая верным другом, то и тогда бы ты судила обо всех, подходя с той же меркой с точностью до наоборот: мол, «все мужчины хорошие», — собрав в одну когорту славных с бесславными.
Омар Хайям, свалив всех в одну кучу, так сказал:
Мы источник веселья — и скорби рудник,
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же велик!
София, я жду твоих писем. Пиши, как твои дела сейчас. Что думаешь о поступлении в вуз? Пиши обо всём, очень жду.
До свидания.
Любомудр.
Москва, ДАС, 2 марта 1987 г.
Глава V. ПРИЕЗД В МОСКВУ
24 марта 1987 года получил я твою телеграмму в Москве. А на следующий день сделал запись в своём дневнике:
Неожиданною порой бывает
Долгожданная весть,
Когда после томительных долгих дней
Вдруг приходит листок бумаги…
Две строки… — Телеграмма!
(Да и много ли нужно слов?)
«Приеду двадцать шестого
На второй электричке».
И подпись: «София».
26 марта я вновь писал о тебе в дневнике, вспоминая прошлое:
«Случайное знакомство со школьницей — хрупкой, изящной… кокетливой. Мне запомнились её волосы — длинные, густые, каштановые… А потом вдруг её визит в мой дом: с подружками целой компанией. И лидером в этой компании была, несомненно, она. Ей очень тогда хотелось ещё раз со мною увидеться, но одной неловко и… боязно; и увлекла с собою она ватагу друзей и подружек. На какие только подвиги не способен женский род для претворения в жизнь мечтаний!
Затем — переписка. Письма… Хорошо ли они раскрывают характер человека и душу? Её письма говорили о многом, во всяком случае, так мне казалось.
Прошли три года, и она предстала передо мной юной, женственной, нежной…»
27 марта на второй день в комнате нашего общежития фотографировал я тебя; и позже записал в дневнике:
«Делал фотосъёмку портретов Софии. Интересное личико с необычайно большими красивыми зелёными глазами; как будет выглядеть оно на снимках?
Съёмка велась в контражуре: мощный искусственный контрсвет и рисующий слабый естественный, из окна. Лицо в полутени, и в глазах — этих огромных зеркалах её души — отражались и угол убогой комнатки студенческого общежития, и деревья, понуро стоящие за окном, и сидящие на голых ветвях чёрные вороны, и полоска снежной равнины, ещё не застроенного пустыря, и, казалось, отражалась вся Москва, залитая предвесенним солнечным днём. Весь мир вмещали в себя эти два глубоких изумрудных озёрца. Не было в них лишь меня.
Вечер провели с Софией во МХАТе. Смотрели Сцены из деревенской жизни в 2-х актах — спектакль «По соседству мы живём»[11] О спектакле ли думать! Софийка со мною в театре! Это разве могло быть в мыслях тогда, три года назад? А поезд тогда был поистине вещий, как сон. Но… Время — владыка судеб…
Чтобы сделать его счастливым,
Подари ему взгляд изумрудного омута…
Пусть ласкает рукой озорною
Ниспадавшую локона прядь,
И теряет рассудок, как мальчик,
Прикасаясь губами к твоим губам.[12]
Что-то сместилось в духовном мире. Что-то не так. Когда это произошло, я не знаю… Я стал замечать двойственность происходящего; замечать душою, сердцем. Будто наступило время душевного неравновесия…»[13]
«Песенка дождя катится ручьем,
Шелестят зеленые ветра,
Ревность без причин споры ни о чем —
Это было будто бы вчера».[14]
(Из песни)
Третий день, 28 марта, был особенный. За полночь в нашей комнате в общежитии ты, я и мой сокурсник — щуплый еврейчик в редкой бородёнке и с постоянно потными ладонями. Помнишь ли ты ту странную ночь? Музыка, полумрак и в свете настольной лампы ты и он ведёте беседу шёпотом у твоей кровати.
Любомудр задумался. Он отчётливо помнил ту ночь — третий час по полуночи. Комната студенческого общежития, разделённая ширмой из старых оконных штор; звучит лёгкая музыка, горит настольная лампа. Трое не спят: он, его сокурсник и она. Сокурсник то пишет в своей тетради, то, преследуя явно определённую цель, задаёт ей вопросы тихим доверительным тоном. Любомудр тоже пишет и думает только о ней. Она переводит английский текст, который ей дал сокурсник; вот он подсаживается к изголовью её постели, на которой она полулежит, и старательно помогает ей переводить. Её большие блестящие в свете лампы глаза томно блуждают — она смотрит то в книгу, то на бородача и при этом мило ему улыбается.
Любомудр сидит за столом и всё пишет, пишет…, переживая ужасное состояние. В рое его мятущихся мыслей нет ни ненависти, ни злобы, ни грусти — есть самокритика: «Боже, как же всё глупо… И это чудище я. И не понятно, кому понадобилось создавать сие чудовище, и для чего оно нужно людям…», — с ужасом, будто совершив открытие, приходит он к этой страшной мысли. Он закрывает тетрадь, в которой делал только что записи, и какое-то время неподвижно сидит, вонзившись невидящим взглядом в стол. Неизъяснимое чувство вдруг охватывает его: осознание собственной никчёмности в этой текущей независимо от его присутствия действительности — независимой, не замечающей его и потому, быть может, даже смеющейся над фактом его существования в ней. Он резко встаёт, набрасывает на себя старенькое серого цвета демисезонное пальто с протёртой до дыр подкладкой и, запахнувшись его полою, выходит из комнаты.
Четвёртый час ночи. В коридорах этого огромного человеческого улья, пустынно. На одном из этажей этого человечника кучка старшекурсников: ребята сидят на полу по обе стороны узкого коридора. Один из них читает свои творения, остальные слушают, затягиваясь сигаретным дымом. Он подсаживается к этим одержимым творчеством полуночникам, кто-то делится с ним недокуренной сигаретой. С каким вниманием он впитывает каждую фразу чтеца — мозг ловит мельчайшую искорку интонации; с какой жадностью он глотает непривычный для него сигаретный дым, — о, как близки ему сейчас эти, случайно встретившиеся ребята, и будто в мире и нет ничего, кроме этой маленькой компании задушевных друзей, слитых воедино мыслью и чувством… Сигарета кончается, гаснет, и во рту появляется привкус жжёной бумаги сигаретного фильтра. Голова с непривычки кружится, пальцы пронизывает едва заметная дрожь.
……………………………………………………………………………………………
Он уходит. Ребята сочувственно смотрят вслед, и кто-то тихо говорит: «Всё пройдёт. Не стоит всё так к сердцу принимать».
Холодный ветер хлещет в лицо, обдаёт леденящими струями непокрытую голову. Ему жарко. Уши, щёки, — всё лицо будто объято пламенем.
«…Зачем?.. Зачем всё это?.. Кому это было нужно?.. — неустанно твердит его мозг.
Латанная фонарным светом ночь стремительно расступается перед ним. Покрытая корками обледенелого замусоленного снега земля то и дело ускользает из-под его ног. А он идёт, идёт, идёт…, уходя с каждым шагом всё дальше от злополучного дома. И высокое звёздное небо, располосованное на ромбы, квадраты, полосы троллеями и проводами, едва заметно покачивается, словно под ним огромная колыбель со спящим младенцем-городом.
Часа через два он вновь в объятии скучных стен, залитых мертвенным светом монотонно жужжащих светильников.
Комната. Здесь тепло. По-прежнему горит настольная лампа за ширмой. И тихий, едва уловимый шёпот женских губ — свидетельство нежной юности…
«О, как гудит голова! Что со мной? Что это?..» — медленная, тягучая мысль в мозгу Любомудра.
И вдруг непонятно откуда явившаяся жгучая боль в груди и неизъяснимое чувство ревности захлестнули эту последнюю мысль. Словно подкошенный, как был в пальто, он грузно валится на кровать… Теперь он уже не анализирует, не бичует себя и не пытается себе что-либо объяснить. Единственное — устранить очаг боли! Устранить любой ценой. Эта мысль делает его на какое-то мгновение спокойным. Он встаёт. Снимает с себя пальто. Тихо постучавшись о шкаф, отодвигает ширму и входит в свет лампы.
Она по-прежнему полулежит на кровати, и бородатый всё так же сидит у её изголовья.
И тут с Любомудром происходит нечто невообразимое. Он в ярости обрушивает поток упрёков и обвинений, руководимый чувством оскорблённой и только ему одному ведомой справедливости. Её красивые большие зелёные глаза удивлённо взметнулись на него! и в растерянности вопросительно уставились на бородача. Огоньки отражённого света лампы заискрились в них и, будто две серебристые звёздочки, едва мелькнувшие в ночном небе, скатились одна за другой, оставив блестящий след на её совсем ещё детских щеках.
Еврей неспешно встаёт и осторожной кошачьей походкой молча выходит. Она отворачивается к стене и будто бы засыпает. Любомудр — разрушитель преступной идиллии — подходит к окну, отодвигает обвисшую старую штору, и предрассветная серость нового дня заполняет комнату. В молчении он смотрит туда, где вдоль всего горизонта протянулась широкая светлая полоса утреннего неба. Первый луч скользит по верхушкам высотных домов, затем опускается ниже и, наконец, касается мёрзлой, заиндевелой земли.
Да, София, это была самая настоящая ревность. Я ушёл тогда ночью из своей комнаты, оставив вас наедине. А что было делать мне? Девушка, которую я ждал целую вечность, приехав ко мне, вдруг предпочла общение не со мной, а с кем-то. Я не хотел делить с другими своё счастье встречи с тобой. Этот третий, заняв нагло не своё место подле тебя, грубо вторгся в душу мою. Ты приехала на три дня, а мне так много хотелось тебе сказать и, самое главное, слышать тебя не в письмах — живую.
И опять был поезд — поезд, увозивший мою мечту. После твоего отъезда я поселился в своей комнате, в той старой пятиэтажке у Коптевского рынка в Москве; ты, наверное, помнишь ту комнатку. Восьмого апреля 1987 года появилась ещё одна запись о тебе в моём дневнике:
«Поздний вечер. Коптево. Живя один в этой комнате, я имею возможность размышлять в тишине сокровенного одиночества.
Часто возвращаюсь в мыслях к тем дням, когда в Москве была София. Не такой представлял я нашу встречу. Хотелось показать ей театры: МХАТ, им. Станиславского, Кремлёвский Дворец, Большой…, но не суждено было этому сбыться. Есть в мире страстей кое-что посильнее, чем неоправданный, не завоёванный авторитет непонятного и оттого удалённого от повседневности Любомудра, с его театрами, галереями и прочим набором скучных культмероприятий. Зато она очень живо интересовалась непосредственно окружающей её жизнью, — это было рядом, это было ближе, понятнее и давалось безо всяких усилий, не требуя ни затрат времени, ни напряжения мысли.
Но как бы ни омрачалось прошлое подобными размышлениями, я часто вспоминаю с приятной грустью о днях, проведённых вместе. Мне не жаль утраченного, ибо не успел я приобрести то, что мог бы утратить и о чём мог бы теперь сожалеть. Не случилось чуда открыть себя в ней; и она во мне не разглядела того, что было бы для неё ценным. Я понял главное: в этой прекрасной, доброй и честной девушке я мог бы обрести друга-любимую, если бы два или три года назад стал для неё надёжной порой; именно тогда, в моменты её острых душевных переживаний, я был ей по-настоящему нужен. Поддержи я тогда её в переписке, раздели с ней её волнения, и сегодня мы были бы любящими друг друга людьми, потому что ничто так не сближает людей, как совместные переживания. На правах старшего друга я должен был стать для неё покровителем, проявляя заботу, похожую на отеческую. Но я, и я это помню отчётливо, не принял в ней должного, ожидаемого ею участия, не имея за плечами опыта в подобного рода делах. В то время формировался круг её интересов, и можно было ко многому из того, что является для меня в жизни ценным — театр, искусство, литература — развить в ней подлинный интерес. Общаясь со мной, она находилась бы в ауре социальных, культурных и нравственных идеалов, меня окружающих. Но, такое возможно лишь в непосредственном и тесном общении. Непосредственное общение плюс сопереживания и могли бы создать наш прочный многолетний союз. Но её окружали другие люди, другие интересы ставились во главу угла, закреплялись иные ценности.
Не покажется ли мне по прошествии времени это странным, но я действительно о ней часто думаю.
Всё так внезапно и безмолвно оборвалось…
Будто вчера провожал я её на перроне Киевского вокзала и томился мыслью виноватого перед нею; будто было вчера… этот странный холод её щеки в дозволенном мне скромном дружеском поцелуе. Будто ещё вчера томительно длились оставшиеся семь минут до отправления поезда, и она за окном вагона с самым ценным в тот миг для неё — любимым мороженым "Лакомкой", равнодушная ко всему вокруг, вся в себе, как ребёнок, поглощённая вкусом сладости. И тот неповторимый прекрасный миг — в квадратном проёме ускользающего окна, будто бы птица в клетке, её встрепенувшийся взгляд.
Минуло время, а, кажется, будто всё это было вчера».
И почти в это же время, буквально за день до этих строк ты писала мне:
Здравствуй, Любомудр!
Вот я опять дома, хожу в школу, в данный момент сижу на астрономии. Всё это время я думала о тех днях, которые провела в Москве. Когда я туда ехала, у меня не было цели, не представляла встречи с тобой.
Интересно после долгой переписки увидеть человека, с которым так долго была связана письмами. Знаешь, а я тебя именно таким и представляла, с такими же взглядами, убеждениями. Я не жалею, что встретилась с тобой, (но возможно, что жалеешь ты). У меня появились какие-то новые силы, но не знаю, надолго ли хватит их, изменились в какой-то степени взгляды на жизнь, стала как-то по-другому воспринимать мир.
Но понимаешь, в чём дело: там мне казалось всё очень просто — буду поступать в МГУ, жить в Москве и так далее. А приехав домой, поняла, что это трудно осуществить, на самом деле всё не так просто. Во-первых, я не могу написать ни одной статьи, не знаю, о чём и как; во-вторых, допустим, что я буду поступать и не поступлю, всё равно мне надо будет жить в Москве и работать, а где? Ты говорил, что сможешь устроить меня на работу и поможешь с жильём. Но может быть ты просто переоцениваешь свои… (извини, меня к доске вызывают) возможности и ничего не получится?
Ещё я хочу написать о твоём однокурснике. Если после моего приезда ты стал думать о нём хуже, мне очень жаль. Он, действительно, хороший человек и собеседник. Я думала о том, что произошло перед моим отъездом, и потом, когда ты не захотел сказать мне его адреса. Что это? Задетое самолюбие? Но ты говоришь, что у тебя его нет. Может быть, ты просто хочешь убедить в этом себя и других? Ведь не может такого быть, чтобы у человека не было самолюбия, это вполне естественно, я не вижу в этом ничего плохого. Возможно, что у тебя тогда было другое чувство.
Про себя хочу сказать, что если я полюблю когда-нибудь, то я смогу всё. Я это знаю. Но в том-то всё и дело: я часто задаю себе вопрос: «Смогу ли я полюбить на самом деле, смогу ли когда-нибудь поверить мужчине?».
Из нашей встречи я поняла, что ни капли не достойна тебя. Просто ничтожна рядом с тобой. Ты ведь ещё не всё обо мне знаешь. Недавно меня могли просто выгнать из школы и лишить аттестата. Сейчас, вроде бы, всё обошлось. Но последствия всё равно будут. У меня будет такая характеристика, с которой я вряд ли куда поступлю, а уж в ваш университет тем более. Так что сейчас я не могу ничего загадывать на будущее, буду ждать характеристику, а там будет видно.
Передавай привет однокурснику. Где ты сейчас живёшь?
Пиши. До свидания.
София.
7. 04. 87 г.
Я получил это письмо 14 апреля, через неделю. Его строки: «Возможно, что у тебя тогда было другое чувство. Про себя хочу сказать, что если я полюблю когда-нибудь, то я смогу всё», — говорили, что твоя интуиция не обманула тебя. У меня «тогда было другое чувство». Но, в отличие от тебя, я не смог тогда сделать всё, иначе бы не было у тебя сомнений: сможешь ли полюбить и поверить мужчине? Вместо откровений и чувств, я давал тебе лишь советы, как будто бы я учитель, умудрённый опытом, а ты — всего-навсего моя ученица; в этом была моя ошибка. Потому и вызвал в твоей душе смятение; иначе бы не было этих строк: «Из нашей встречи я поняла, что ни капли не достойна тебя. Просто ничтожна рядом с тобой». Достоинство женщины вовсе не в том, чтобы быть равной мужчине. Женское достоинство превыше мужского; мужчине нужно ещё заслужить его, тогда как женщина с ним рождается.
И это полное отсутствие веры в твоих словах: «Ты говорил, что сможешь устроить меня на работу и поможешь с жильём. Но может быть ты просто переоцениваешь свои возможности и ничего не получится?». Можно ли помочь тому, кто усомнился в себе?
И если уж бог, без веры в него, не может помочь, то, что говорить о простом человеке. Даже сегодня, прожив более полувека, я не смогу помочь тому, кто не верит в свои возможности. Надо было верить, и не только в того, кто тебе поможет, но, прежде всего, в себя. Вера в успех двух людей сильнее любого сомнения! Однажды я испробовал на себе силу веры и понял её колоссальную мощь. Ни знакомства, ни деньги, которых у меня тогда не было, ни наглость, которой я не обладаю, открыли мне университетские двери, куда я поступал с аттестатом «украинской деревенской школы». И когда у нашей общей знакомой Л. появилось желание работать в ведущем театре страны, я без особого труда устроил её туда; ведь она верила в свои силы. Но поверить в ложь — смертельно опасно. По этому поводу приведу один случай из жизни. Как-то мы с Л. познакомились в холле московского телеграфа с бездомной женщиной. Она рассказала нам, как участвовала в пикете у приёмной правительства с транспарантом против преступлений первого президента СССР Горбачёва. Рассказала, как её избивали, а потом её и других пикетчиков милицейский отряд посадил в автобусы, вывез за пятьдесят километров от Москвы, оставив ночью в мороз в безлюдном заснеженном поле — официально операция называлась «Вошь». Таким способом власть боролась с бездомными в столице пролетарского государства. Многие люди там замёрзли. Она, бросив в поле свои пожитки, сумела выбраться из холодной степи. В тот момент мы и встретили её в помещении центрального телеграфа, где в ту пору днём отогревались бездомные. Мы привели её в наше студенческое общежитие и оформили проживание в гостинице для родителей на три дня. На другой день я записал в телестудии интервью с этой женщиной, чтобы затем показать его по телевидению. Тогда вовсю шла пресловутая перестройка и была объявлена гласность. Но снятый мною сюжет на телеэкранах не появился: мне пообещали, что Зое Петровне — так звали ту женщину — помогут, если интервью не будет показано. И, казалось, правда восторжествовала, и Зоя Петровна прислала нам из своей деревни благодарственное письмо, приглашая на лето погостить у неё. Мы — радостные студенты — написали письмо ответное. Но наше письмо вернулось со штемпелем на конверте: «Адресат умер». Как выяснилось потом, Зою Петровну убили в родном селе. С той поры я не верю лживой официальной власти.
Но в 1988 году нам удалось спасти жизнь поэту от «высшей меры наказания», подключив министерство юстиции. Мы с Л. потом за ним в зону под Винницу ездили, опасаясь, что его за воротами зоны, как Зою Петровну, могут убить. Добирались зимой в эту трущобу чуть ли не на подводах — 23 декабря, как раз в этот день ты мне поздравление с Новым годом в Калуге подписывала — и энергия твоих пожеланий, София, в тот момент прибавляла нам сил; ведь всё в мире связано. А кто я был тогда в глазах советских чиновников? Простой студент. Но… с верой в успех! Вера — это духовная связь; без неё все любые связи рушатся. Примечательно, что именно в тот период ты во мне сомневалась.
Сегодня, анализируя прошлое, я понимаю, что твою неуверенность во мне я сам же и зародил ещё в самом начале нашей дружбы; но этой темы я коснусь чуть позже.
Ты писала: «Я не могу написать ни одной статьи, не знаю, о чём и как». Но вот перед тобой данное письмо, на четверть состоящее из тобою написанных текстов. Разве кто усомнится, что ты уже в школьные годы владела эпистолярным жанром? А темы… их рождает неравнодушие, когда человек сострадает, сопереживает и не может молчать.
Ты вернулась тогда из Москвы полная надежд и уверенности в себе — «У меня появились какие-то новые силы, …изменились в какой-то степени взгляды на жизнь, стала как-то по-другому воспринимать мир», — читаю в твоём письме. И тут же: «А приехав домой, поняла, что это трудно осуществить, на самом деле всё не так просто». Почва не плодородная. Среда, которая долгие годы по отношению к тебе была агрессивной, и неверие твоего окружения в твои возможности, будто незримый вампир, истощали твой дух. И было ощущение, что, оказавшись в привычном тебе болоте повседневного существования, ты медленно опускаешься на его дно, чтобы залечь там в долгую зимнюю спячку.
Тогда я написал ответ тебе, желая встряхнуть, объясняя, что никаких кардинальных сдвигов во взглядах твоих не произошло, да и не могло произойти за несколько дней суматошного общения со студентами. Ведь это были едва-едва пробившиеся ростки, требовавшие бережного обращения и, самое главное, покрова тайного; дабы не пожрало их сомнение и чужая зависть. На тайне зиждется сила духовной связи — веры! И очень важно как ставится вопрос в осуществлении дела: неуверенный говорит: «что делать?», а верящий задаётся вопросом: «как сделать?».
Тайна. Никто, даже мать не знала, что я собрался поступать в университет; я сообщил ей, когда уже был зачислен. И все годы, пока учился, ни одна чужая душа в моём провинциальном городе не ведала, что я студент МГУ. Ведь одной неуверенной чьей-то мысли «куда ему, деревенскому?», достаточно было, чтобы на пути моём возникли незримые препятствия.
Итак, я ответил тебе тогда следующим письмом:
Дорогая Софьюшка, когда я прочёл твоё письмо, то подумал, что если время не уйдёт впустую, всё будет великолепно.
У тебя изменились взгляды на жизнь… Я почему-то раньше думал, что для того, чтобы посмотреть на те или иные вещи по-другому, достаточного интересного общения, но теперь понимаю, что к иному взгляду на вещи приходишь через глубокие личные переживания. Из прочувствованного и пережитого на основе знаний, будто мозаика из кусочков, складывается мировоззрение. И, наверное, в той или иной степени катастрофа, когда у человека меняются взгляды на жизнь. Вообразить только: всё, что составляло до селе мир, с его обычаями, правилами, законами — рушится. Потому-то, всё дальше уходя по жизни, мы сильнее, крепче держимся за какое бы там ни было, но своё миропонимание, ибо другого нет. Отсюда и то понятие, что стар не тот, кто годами взрослее, но тот, кто не способен отмести старое, догматичное и принять новую, грядущую жизнь.
Существует цепочка: …мировосприятие посредством ранее определённых ценностей восходит к миропониманию и от миропонимания — к мировоззрению. Правда, последним обладает далеко не каждый. И если для тебя с какого-то времени потеряли свою значимость вещи, явления, до того считавшиеся в твоём понимании важными, неотъемлемыми в жизни, составлявшие, быть может, её опору, и над ними возвысились те, что считались тобой второстепенными или же вообще были не замечаемы — тогда можно предположить, что в какой-то степени взгляды на жизнь изменились.
Так ли это? В тебе родился, со всеми, присущими этому процессу муками, человек новый, отринувший старое и живущий теперь обновлённой жизнью?
Что ж, природа, как видишь, бережёт нас от катастроф подобного рода, и вся эта ломка превращается в некий процесс: иногда он движется быстро, иногда тянется долго, едва ль не всю жизнь.
София, ты во многом сомневаешься, но, сомневаясь, не ищешь решения, а напротив — отрицаешь любую борьбу за лучшее существование. Твои сомнения идут оттого, что не сделан тобой конкретный выбор пути в твоей жизни — нет цели, ради которой стоит бороться. И то, что будут тебе советовать и предлагать другие, исходя из своего выбора в жизни, — будет для тебя ложным. Человек всегда находит себя в жизни сам; потому как нет и двух одинаковых людей в мире. Тебе можно только помочь в осуществлении твоего самостоятельного личного выбора. Способов же помогать — много. В театре настоящий режиссёр приводит актёра к пониманию роли путём совместного поиска, раскрывая тем самым заложенные в артисте способности; плохой же — навязывает свою идею, заставляя артиста делать то, что нужно ему — режиссёру, чтобы вышел спектакль, но при этом калечит в артисте творца-художника.
Найти себя действительно нелегко. Но ведь под лежачий камень вода не течёт. Не стоит, София, бояться трудностей, тем более, когда есть рядом опора-друг.
А эти горы волнений: «…не могу написать ни одной статьи», «…буду поступать и не поступлю». Сплошной пессимизм! Отсюда твоя неопределённость. Это самовнушение.
Что значит, «…ни одной статьи»? Хорошая статья — это хорошо изложенная на письме мысль. Если человек способен мыслить, ему остаётся лишь научиться ремеслу излагать свои мысли. Не думаю, София, что овладение каким бы то ни было ремеслом для тебя составило бы задачу невыполнимую. Ты усложняешь жизнь — эту прекрасную сказку. Зачем?! Тогда ответь на такой вопрос: что сложнее, появиться на свет или найти себя в этом мире?
Природа создала нас совершенными, чтобы мы не только выжили, но, живя в гармонии с ней, продолжились в поколениях на высшей ступени развития. Ведь ты, я и весь наш арийский народ — это как звенья одной нескончаемой, вечной цепочки жизни. Представь, что какое-то звено, оказавшись слабым, ломается, и цепь — разорвана, её как единого целого нет. Но это тема эстафеты духовной — к ней мы ещё вернёмся.
Итак, наши возможности безграничны; а те границы, те трудности и препоны на пути их осуществления — они искусственны, они воздвигнуты самим человеком: его страхом, малодушием и невежеством.
Прекрасный вопрос и вечный: «…Смогу ли я полюбить?». Если «да» — «смогла бы всё». Твою фразу: «если я полюблю когда-нибудь, то я смогу всё», можно построить так: «Я могу всё, потому что могу любить!»
Я верю, что это так. Но скажу ещё, что любовь не приходит извне. Она живёт в самом человеке, как добро, как зло или ненависть. Любовь — не основа ли жизни? Любовь и жизнь суть одно.
В твоём письме есть строки, что я не всё о тебе знаю. Не столь важно знать что-либо о человеке близком, важно знать самого человека. Рассказывая о своём прошлом, мы всегда, хотим этого или нет, выражаем своё отношение к этому прошлому. Именно это наше отношение к своему прошлому и есть наше настоящее. А что может точнее характеризовать человека, как ни его настоящее. Но и по одному только настоящему нельзя оценить человека, как нельзя судить о нём по его прошлому; человек растущий подобен воде в реке — течет, меняется. Правда, существует ещё вода стоячая, затхлая; много людей, не развивающихся ни духовно, ни нравственно, ни культурно — они составляют болото, трясину весьма опасную.
И твоя школьная характеристика, построенная сугубо на прошлом — это далеко не совершенная форма оценки человеческой сути. Но именно такую характеристику ждёшь ты от учителей по окончании школы; она будет необъективна. Эта практика, характеризовать людей согласно их прошлым поступкам, выполняет в государственном механизме роль сита для отсеивания стандартных винтиков от нестандартных.
Да, Софьюшка, мне необходима твоя открытость: я хочу правильно понимать тебя и быть полезным.
Пиши. Жду.
Любомудр.
P. S.
Как было грустно, когда ты уезжала.
Москва, Коптево, 28 – 29 апреля 1987 г.
* * *
Не утомило ль тебя чтение старых писем? Это письмо, и правда, выходит весьма большим. Я, конечно же, пропускаю тексты многочисленных телеграмм, записок и милых открыток с прекрасными пожеланиями и поцелуями.
Думаю, нужно сделать небольшой перерыв: выпить «кохфею» с чаем и французскими булками. Ты, пока я пишу, небось, устраивала себе не одну переменку, признайся. Да и я, пока ты будешь пить чай, оторвусь на минуту от письменного стола. За окном уж рассвет забрезжил. Интересно было перечитывать наши письма, не заметил, как ночь прошла. Но, несмотря на бессонную ночь, настроение бодрое, будто двадцать лет! Пойду на балкон, взглянуть много ли снегу намело за ночь? Январь в Крыму в этом году выдался снежный, гололёдистый: детвора с горок на санках катается, веселится — снег-то тут редкость, — старики лишь ворчат, им только на четвереньках и передвигаться по гололёду, как детям малым. Ну, так я пошел…
………………………………………………………………………………………………
Ну вот: подышал свежим воздухом, заодно и крупы птицам насыпал ячневой. Скворцов щебетанье послушал. Дня два назад прилетели. Представляешь, мороз на улице, а они поют вовсю. Не боятся птичьего гриппа! У меня там для них пятикомнатный скворечник устроен и ещё один за балконом. А под потолком — ласточки четыре гнезда свили. Летом в десяти гнёздах по паре птиц — двадцать будет, да ещё по пять птенцов вылупляется — пятьдесят, итого — семьдесят душ живых, не считая голубей, что прилетают кормиться. Настоящий птичник. А песен-то, песен сколько! У соседки внизу балкон остеклён, бельё да половики старые сушатся, да пыль на стёклах. А у меня — птицы небесные! Кому что мило.
Я письмо пишу, а на балконе гвалт стоит: скворцы, воробьи, голуби — налетела братия пернатая — меж собою корм делят, завтракают; то-то соседка бельё своё не узнает.
Вот так и забавляюсь. Ещё забавляюсь тем, что совершаю походы в Природу: степь да холмы, поросшие редким кустарником, грозные волны моря да суровые скалы на их пути, — всё это места безлюдные, не осквернённые цивилизацией, и они притягивают меня. Притягивают потому, что вижу не только внешние образы, но чувствую душу каждого камня, каждой травинки. Ты, быть может, подумаешь: «Нашёл же, чем заниматься на склоне лет — по степям бродить да птичками любоваться». Но вот читаю мудрые строки мыслителя:
«Лишь тот, кто, уединившись на высокой скале, открывал душу грохоту морских волн, разбивающихся о камни; тот, кто, побывав наедине с собой в лесу, впитал в себя шелест листьев на ветру и пение птиц, может понять, как важно для человеческой души общение с Природой, солнцем, звездами... Кому же, если не ему, знать, как важно любить, и какое счастье мы обретаем в тех, кто любит нас».
И далее мыслитель говорит о любви:
«Важнее любить, чем быть любимым. Лучше быть источником, дарующим жизнь, чем сосудом, сберегающим ее для себя. Прекраснее всего уметь отдавать, уметь любить, не ожидая вознаграждения, не превращаясь в калькулятор, подсчитывающий, сколько прибыли принесет это чувство и что можно получить взамен. Только тогда в нас проснется «загадочное нечто», позволяющее понять сокровенную суть всего, что нас окружает. Мы проникнем в смысл щебетания птиц, шума ветра, языка гор. Начнем понимать братьев своих — людей, осознавать различные моменты истории, через которые прошло человечество. В тишине и безмолвии мы сумеем постичь мудрость этого мира, великую мудрость поколений, дарованную богом, а также божественную универсальную гармонию, объединяющую все сущее в единое целое.
Всё в Природе связано крепкими и нерушимыми узами единства: Солнце и растения, Солнце и животные, животные и люди, люди и звезды. Именно осознание великого Единства Природы может вернуть нам внутреннее спокойствие».[15] (Хорхе Анхель Ливрага Рицци).
Но вот, перерыв наш на чай окончен, и мы можем с тобой продолжить ретроспективное чтение наших писем. Итак, возвращаемся в год 1988-й!
Здравствуй, Любомудр!
Сколько же я тебе не писала! Кажется, что прошло уже миллион лет. Твоё поздравление получила, большое спасибо. Ты писал, что ждёшь моего вдохновения написать тебе. Если честно, то этого вдохновения у меня до сих пор совершенно нет. Не потому, конечно, что не хочу тебе писать, а просто не знаю — о чём. О своей личной жизни в письме рассказывать мне не хочется, да и слов не подобрать. Собиралась замуж, если помнишь, то есть, мои родственники этого хотели. Из этого ничего не получилось, а обратно домой я прописалась только в феврале. С 1-го марта я работаю в облсобесе. Работа, можно сказать, не интересная. Единственный урок, который извлекла из этой работы — я убедилась, что могу заниматься однообразным и скучным делом и что у меня, оказывается, есть усидчивость. А раньше мне казалось, что я ни за что на свете не смогу долго усидеть на одном месте, что мне нужна работа только интересная и подвижная, и обязательно с интересными людьми. Это, наверное, у меня уже остыл весь пыл и, если сказать банальной фразой, развеялись в прах детские мечты. Знаешь, я всё думаю, — какое-то плохое у меня начало самостоятельной жизни. Наверное, и вся жизнь у меня будет такая же скучная и неудачная. Хотя, конечно, всё зависит от человека. Но всё последнее время у меня пессимистическое, и оно вряд ли изменится. Вот, в общем-то, коротко о себе.
Конечно, хотелось бы тебя увидеть, поговорить. Может, ты всё-таки выберешься в Калугу? А так — пиши, расскажи как у тебя дела, как учёба и вообще обо всём. Ты мне тоже давно не писал. Но вообще-то я буду надеяться, что увижу тебя в Калуге. Если получится, сразу дай телеграмму.
До свидания.
София.
Калуга, 9 апреля 1988 года.
София, здравствуй.
Большое спасибо за приглашение в Калугу. Будет время, обязательно приеду.
Твоё письмо пронизано печальными нотками…
«Возненавидеть жизнь можно только вследствие апатии и лени» (Сенека).[16]
Плохое ли, хорошее начало жизни — как знать, что хорошо, что плохо… По моему мнению, плохим или хорошим бывает лишь конец жизни. Рас такое начало твоей самостоятельной жизни заставило тебя думать, значит не такое уж оно и плохое, как представляется это тебе. Полагаю, что было бы уместнее думать не о начале, плохом или хорошем, а о том, что ждёт тебя впереди. Ведь наша сегодняшняя, настоящая жизнь — это итог вчерашней и фундамент завтрашней.
Ты пишешь, что «всё зависит от человека». Да: каков сам человек — такова и жизнь его. В таком случае просто необходимо быть человеком. Человеком той жизни, которая тебе видится лучшей. У Бехера есть такие строки:
"Красиво жить" — не просто звук пустой.
Лишь тот, кто в мире красоту умножил
Трудом, борьбой, — тот жизнь красиво прожил,
Воистину увенчан красотой![17]
Чтобы определить свой дальнейший путь в жизни наиболее точно, необходимо вначале сориентироваться. Если не знать, где находишься, как узнать, куда идти? Посмотри, София, вокруг себя, попытайся понять окружающее тебя, всмотрись повнимательнее в бурлящую вокруг жизнь. Задавай себе вопросы. Ищи на них ответы. Из массы ответов находи один единственный верный. Мыслительный процесс не должен прекращаться ни на минуту. Необходимо каждую секунду знать своё местонахождение в этой жизни, ведь жизнь не стоит на одном месте. Представь человека, который постоянно путает, где он находится: дома или в гостях, на улице или в собственной спальне…
Итак, знать своё местонахождение, видеть окружающее — это поможет выделить те или иные факторы, предопределяющие ход жизни.
Мысли, которые у тебя роятся, записывай и отмечай время появления их на свет; то есть, веди творческий дневник, который и даст возможность увидеть себя и близкое окружение. Необходимо работать, София, кропотливо и, прежде всего, над собой. «…Пора перестать ждать неожиданных подарков от жизни, а самому делать жизнь», — сказал Лев Николаевич Толстой.[18]
До свидания. Пиши. Жду твоих писем.
Любомудр.
Москва, 25 мая 1988 г.
Здравствуй, дорогой Любомудр!
Уже прошло много времени, как получила твою последнюю открытку. Мне очень стыдно, неловко перед тобой. Извини, пожалуйста, что так давно не писала. Я, наверное, потеряла «чувство времени». Оно летит так быстро и незаметно, кажется, что всё происходящее со мной было совсем недавно. Да, столько всего было много за это время, а может быть и мало, не знаю. Только вот писать нечего. О, так сказать, личной жизни писать ничего не буду. Мне, наверное, даже разговаривать с тобой об этом было бы тяжело. Ну а так всё тихо и спокойно. Работаю как и прежде (по-моему, я писала о своей работе?).
Поступила на заочное в Воронежский юридический техникум. Уже послезавтра уезжаю на неделю на установочную сессию. В свободное время ничем не занимаюсь. Вообще перестала читать. Не могу связать двух слов, ужасная речь. Ну да, человек должен сам себя воспитывать, чего-то добиваться и прочее, прочее… Не хочу об этом говорить.
А я тебя ждала, ждала в гости… Дорогой мой Любомудр, а я по тебе соскучилась. Мы уже не виделись невозможно долгое время. Может быть, я как-нибудь приеду к тебе в выходной? Конечно, если это будет удобно, я ведь не знаю, где ты сейчас живёшь. У тебя, наверное, много дел, ты очень занят?
Напиши мне скорее. Я приеду из Воронежа, а тут твоё письмо… И я сразу очень обрадуюсь.
Целую. София.
Калуга, 16 сентября 1988 года.
Софьюшка, здравствуй!
Огромное спасибо тебе за поздравление, за слова любви.
Занятия у меня уже начались, а я всё ещё в Крыму — затянулся мой отпуск. Новый год встречал в Керчи; ни снега здесь, ни морозов. Выйдешь на улицу — солнце вовсю. Почки на деревьях набухать начали. Как раз и распустятся к новым морозам…
Софья, когда у тебя отпуск? Хорошо, если летом; ведь ты давно не была на море?!
Недавно печатал снимки в своей фотолаборатории. Сюжетов, что мы с тобой сняли, много; из них один посылаю тебе. Думаю, если нам с тобой поработать в этом направлении, удастся сделать и нечто большее. Главное — твоё желание.
Скоро еду в Москву; когда приеду, отправлю тебе открытку.
Пиши. А ещё лучше, приезжай сама. Меня всегда можно найти либо в ДАСе, либо на факультете, но я буду рад сам встретить тебя.
Целую. Твой Любомудр.
Керчь, 10 февраля 1989 г.
Здравствуй, мой Любомудр!
Получила уже вторую твою открытку. Я очень рада, что ты меня не забываешь, хотя я не заслуживаю такого внимания с твоей стороны. Пишу тебе это коротенькое письмо с работы, покопавшись в себе и найдя немного совести. Не писала тебе только из-за того, что писать-то в общем-то не о чем. Извини за ошибки, голова совсем не варит — на улице очень жарко. Я уже не помню, видела тебя после сессии? На всякий случай напишу, что сессию я сдала нормально, с одной тройкой. В личной жизни сплошная неразбериха, я бы очень хотела увидеть тебя и о многом с тобой посоветоваться. Может быть, я приеду как-нибудь к вам с Л., можно? Любомудр, когда же вы приедете ко мне в гости? У нас такая красота сейчас! Если вы ко мне не приедете, я тебе этого не прощу!!! Ну, короче я вас всегда жду и буду ужасно вам рада.
Я не знаю, как у тебя со временем, сейчас, наверное, сессия? Но всё равно, ты должен обязательно с Л. ко мне приехать. Ты обязательно мне напиши, а ещё лучше бы тебе мне позвонить. Ты постарайся мне позвонить, если конечно, тебе не трудно. Можно ведь не обязательно заказывать, можно позвонить из автомата набором.
Представляешь, ты мне позвонишь, например, в среду и скажешь, что приезжаешь ко мне, ну допустим в пятницу или субботу. Кстати, в пятницу я не работаю, у меня учебный день. Я очень жду твоего письма, а ещё лучше звонка. Передавай привет Л.
Целую. Очень жду. София.
30. 05. 89 г.
В этом письме ты приглашала меня приехать с Л. — моей женой, с которой ты в один из своих приездов познакомилась, и вы подружились. Но между строк читалось иное желание: не мы с ней должны были приехать, а я — «ты мне позвонишь и скажешь, что приезжаешь ко мне», не «вы приезжаете», а «ты приезжаешь». И позвонить должен был я, а не «мы», чтобы с тобою наедине обговорить мой приезд. Да, в гостях у тебя мы были б одни, и никто не нарушил бы нашу идиллию. О, мой юный прекрасный друг, философы в гости не ходят. Всегда ты приезжала ко мне: и когда тебе было тринадцать, и став старшеклассницей, и, будучи зрелой девушкой… Ты приезжала ко мне в разные города, где я жил. Но за всё время нашей с тобою дружбы я ни разу не приехал к тебе. В любой из своих приездов ты могла просто остаться со мной, сделав выбор. Но это случается, когда вера в дружбу, в любовь сильна. Когда в сердце нет места сомнению, страху, тогда любящий не возвращается в место, где нет любимого друга. Л. не была помехой тому. Напротив, она принимала в нашей дружбе искреннее участие. Она была девушкою студента, но не могла быть женой философа. И когда через несколько лет философ уже не будет студентом, Л. уйдёт к тому, кто ей предназначен судьбою.
И вот наступило лето 89-го. Ты приехала ко мне в Крым. Мы купались в проливе — ты, моя жена Л. и я — и ездили на автобусе по просёлочной пыльной дороге на Азовское море в старообрядческое село Мама Русская. Там жили в палатках на краю мыса и ходили к пустынному, забытому со времён войны, Чокракскому солёному озеру, над которым кружили чайки…
Теперь деревня стала иной: вдоль берега построены новые пансионаты, и днём и вечером много отдыхающей молодёжи, и до утра не смолкает музыка в ночных ресторанчиках. Каждое лето к озеру съезжаются толпы желающих поправить своё здоровье чёрной целебной грязью, теперь вновь всем известного, Чокракского озера. По этому случаю к деревне из города асфальтовую дорогу стали прокладывать.
Многое изменилось, но прежней осталась Природа. Всё так же сверкает под солнцем лазурью море и древние, поросшие лишайником скалы, всё так же сурово упорствуют буйству волн. Всё так же по весне зацветает степь и гуляет привольный ветер по волнам серебристой ковыли. И всё так же дневной щебет птиц ночью сменяет гомон лягушек в лимане да звон цикад. Тех самых цикад и лягушек, голоса чьих пра-пра-прабабушек с пра-пра-прадедушками мне приходилось слышать в детстве. Как всё же дивно устроен мир! И как встарь, собираются в конце лета птицы в стаи — от столба к столбу живыми чёрными бусинками украшаются провода — и воркуют на всю округу меж собою ласточки о дальней дороге в чужие края. Осенью налетают ветры с моря, и огромные волны перекатываются через пустынный пологий берег, порой затопляя водой деревенскую улицу. На смену ветрам приходят морозы — в феврале покрывается море льдом; и трудно себе представить, что совсем недавно на этом берегу яблоку негде было упасть от загорающих под солнечной негой тел. Благо зима здесь не долга, и вот уж грядёт весна… Так пролетают годы. И то наше прекрасное лето 89-го отделено от нынешнего 2010 года сонмом поколений благоухавших цветов, певших птиц, цикад и лягушек — прославлявших Жизнь; да и многие люди покинули этот мир навечно, многие народились, — мир за это время не раз обновился!
В том году мы разъехались, и ты писала тогда нам в Москву:
Дорогие Любомудр и Л.! Здравствуйте!
С наилучшими к Вам пожеланиями в новом 1991 году, — я, ваш искренний друг (хотелось бы им считаться). Как Ваши дела? Не общались уже миллион лет. Черкните хоть пару строк!
Еще раз с Новым годом!
София.
Калуга, 25 декабря 1990 года.
Это была последняя от тебя открытка. И хотя я продолжал посылать тебе небольшие письма и поздравительные открытки, но ответа не получал. В 99-м году я написал тебе коротенькое письмо, надеясь, что ты получишь его, и наше общение возобновится.
София, здравствуй!
Последняя весточка от тебя была ещё в самом начале 1991 года.
Потом, когда мы с Л. открыли своё издание, в 93-м, 94-м годах, я посылал тебе отдельные номера, но так и не знаю, получала ли ты их.
На дворе уж весна 99-го. Восемь лет, «имея право переписки», мы совсем не общались друг с другом. За эти годы многое изменилось, столько произошло маленьких и больших событий. За это время ушли в Навь родные и близкие. Л. стала женой священника; трудно любить философа — того кто расщепляет азбучную любовь на атомы, выводя квинтэссенцию чистой любви и бога не считает персоною.
Если это моё сообщение найдёт тебя, и ты о себе дашь знать, я напишу тебе письмо большое, с размышлениями и новостями. А пока, посылаю тебе старые фото далёкого лета 1989 года и ещё «визитку» села Мамы Русской. Вот на том, уходящем в море мысе, на самом его краю, ты на фото стоишь под крымским солнцем в обществе обитательницы тех мест — добродушной местной коровы, что паслась тогда на мысу.
Надеюсь, это письмо найдёт тебя. Пиши.
До свидания.
Любомудр.
Керчь, 30 марта 1999 г.
Это письмо вернулось обратно 16 апреля того же года с пометкой на конверте: «Адресат не проживает уже 3 года».
Но вот прошло без малого 19 лет, и вдруг…
Здравствуй, Любомудр!
Прости, что когда-то давно так резко пропала и не давала о себе знать. Именно с тех пор, как мы потеряли друг друга из вида, я замужем. Наверное, можно сказать, что моя жизнь сложилась неплохо, но совсем обыкновенно. Я просто домохозяйка. Главное мое достижение — это дети. Сыну скоро 16, а дочке — 4 года. Поэтому вся моя жизнь вертится вокруг детей и мужа. Я очень рада, что ты откликнулся. Пиши мне. Как сложилась твоя жизнь?
София.
11 марта 2009 г.
Я ответил тебе небольшим сообщением и получил ещё одно от тебя письмо:
Здравствуй, Любомудр! Очень долго не писала, прости. Было самое тяжёлое время в моей жизни. Умерла моя бабушка, а она мне дороже матери. А сейчас у меня воспаление лёгких. Ну вот, пожаловалась, полегчало. Как мы познакомились, помню смутно. Это было в поезде. Посмотрела фотографии — скорее всего это осень, наверное, каникулы. Значит, октябрь или ноябрь. Мне 13.
Пока. Пиши.
София.
Калуга, 17 февраля 2010 г.
София, здравствуй!
Прими мои соболезнования. Прекрасный она человек была, если смогла стать тебе матерью. Моя бабушка тоже была моей душой, и считал я её также своей старшей мамой. Больно, когда уходят из нашей жизни такие люди. Но, будем надеяться, что жизнь вечная, и что когда-нибудь мы встретимся вновь с дорогими, любимыми нами людьми. А ты, выздоравливай!!! Письмо, которое я намерен тебе отправить, уже насчитывает пятьдесят страниц. Если не отправлю в ближайшее время, то и до сотни вырастет.
Любомудр.
Керчь, 18 февраля 2010 г.
Здравствуй, Любомудр!
Спасибо за тёплые слова. В храм я хожу уже давно. Недавно была на соборовании. Я уже выздоровела, ещё бы душу исцелить. Жду письма. Пока.
Калуга, 10 марта 2010 г.
Я очень рад, София, что здоровье пошло на поправку!
А душу нужно лечить музыкой — классической музыкой. Посылаю тебе Баркаролу. Лечи душу во славу Природы, даровавшей человеку такой неповторимый дар, как музыка. Вся Природа исцеляется именно музыкой: пением птиц, звоном бегущих вод, шумом ветров… — Музыкой Сфер! Удачи тебе, мой друг!
Любомудр.
Керчь, 10 марта 2010 г.
Привет, Любомудр!
Вот и я после 2-х месячного перерыва. Как всегда буду краткой. Уезжали в Египет, потом начался огород. После бабушки остался дом в деревне, копаюсь потихоньку в земле. Мне это нравиться, там моё родное место, где я подпитываюсь энергией, земля меня успокаивает. Муж мой военный, но это у него, скорее, хобби, а так он занимается бизнесом. Что же касается свободного времени, то его практически нет. Это обычное заблуждение о домохозяйках. Телевизор я смотрю редко и то недолго. Читаю, когда жду дочь с занятий, литература чаще педагогическая и психологическая.
В церковь я хожу не только по большим праздникам, театра у нас хорошего нет. Музыку симфоническую слушаю с дочкой на дисках. Надеюсь всё-таки получить долгожданное письмо и наконец-то узнать хоть что-нибудь о тебе. На сегодня всё. Пока. За "Времена года" спасибо.
София.
Калуга, 7 июня 2010 г.
* * *
На этом ретроспектива заканчивается. Такова наша с тобой история в письмах. Ну а теперь мы можем продолжить её как люди, твёрдо шагающие по жизненному пути какой уж десяток лет, и темою наших писем будет уже не выбор жизненного пути, но скрупулезный анализ пути нами пройденного, оценка духовного состояния в настоящем, которое всегда есть и будет главным, ибо оно — настоящее — определяет будущее, а значит, и всю нашу жизнь. Момент настоящего — вот тема наших с тобой диалогов, если, конечно, они состоятся, если рутина и мелкий быт не поглотят нас всецело.
А настоящее — это всё, что сейчас, в данный миг; это мысли и чувства живого дня; семейные радости и печали, с которыми, если есть в том потребность, можно смело делиться со старым другом; это лучики света в обыденной жизни — тот же снег за окном или радость весеннего солнышка…
Это хорошо, что сложилась твоя личная жизнь. Для женщины семья — главное. И если полученное до замужества образование, высшее или даже среднее, помогает в семейной жизни и облегчает воспитание детей, значит, выбор в этой области сделан правильно. Но когда карьера женщины лишает её элементарных семейных радостей, тогда зачем такая карьера, к чему образование и прочие заслуги казённые? Это мужчине нужна карьера и хорошо оплачиваемая работа, ведь от этого зависит и благосостояние семьи, и будущее детей. Потому ты, как женщина, отдала предпочтение жизни семейной. А я на первое место выдвинул для себя образование. У тебя — семья и дети; у меня же — творчество; оно для меня — и семья, и дети. «Мои творения — вот мои дети!», — как сказал философ. Благом почитали стоики, когда у человека «хорошие дети или хорошая старость», но «знание — это чистое благо» (Диоген Лаэртский).[19]
Всё сложилось и у тебя, и у меня правильно. Судьба человека не больше его самого. Главное — полнота жизни. А это — гармония, равновесие, внутреннее спокойствие, чего, увы, не достаёт многим, для которых жизнь — сонм страданий, волнений и беспокойств.
«Внутреннее спокойствие, — пишет Хорхе Анхель Ливрага[20], — это способность встретиться с самим собой, способность понять, что благодаря Великой Божественной Мудрости каждому дано предназначение. Каждый из нас родился для того, чтобы выполнить свою жизненную задачу: у каждого свой Путь, своя Судьба, своя духовная пища, свой попутный ветер, свой, только ему присущий образ существования и самовыражения».[21]
Шопенгауэр пишет о предначертании женской доли: «Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного. Она отбывает обязанность жизни не действительным, а страдательным образом: муками родов, заботами о детях, подчинённостью мужу, для которого она должна быть терпеливой и ободряющей подругою. Она не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь её должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь в сущности от этого счастливее или несчастнее».[22]
Женщина «не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного», — но вот я пишу тебе это письмо, прочтение которого потребует от тебя именно этого: духовного напряжения и, в какой-то мере, труда телесного. Может быть, я тем самым совершаю ошибку? Может, не стоило бы тебя утомлять столь объёмным текстом? Но ведь знаю: ты не любишь тех, кто не исполняет обещанного. А я обещал тебе письмо большое.
Часть вторая. ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ
«Нет ничего за пределами текущего мгновения»[23]
(Цунэтомо Ямамото)
Когда начинал писать это письмо, за окном дул ветрами снежный январь. А сегодня, 6 марта, на дворе весна! Не отправил письмо я сразу, и вот выросло оно до семидесяти семи страниц. Я вспомнил и описал в нём прошлое, изложил тебе свои мысли… но ни слова о дне сегодняшнем, — как бы и нет меня в настоящем. Не смотря на большой объём письма, всё же без событий дня настоящего не завершённым оно получается. Что ж, придётся исправить погрешность эту, продолжив эпистолярный труд.
Глава VI. ЧЕРЕВИЧКИ
«Да!» продолжала гордо красавица:
«будьте все вы свидетельницы,
если кузнец Вакула принесёт те самые черевики,[24]
которые носит царица, то, вот моё слово,
что выйду тот же час за него замуж».[25]
(Гоголь. «Ночь перед Рождеством»)
В отличие от Гоголевского Вакулы, который, слетав в Петербург на чёрте, достал для возлюбленной черевики с ноги самой царицы, я, конечно, поступил отвратительно.
«У меня к тебе есть очень огромная просьба, — писала ты, — …в Крыму, наверное, можно купить полусапожки. …Если у тебя есть хот какая-нибудь возможность, купи мне, пожалуйста, я тебя очень прошу».
Восьмого марта я получил это письмо. И в разговоре по телефону пообещал выполнить твою просьбу, но, честно признаться, сидел я тогда в денежном отношении «на мели». Я, брат, бабушка, мама, — все мы тогда жили на одну мамину зарплату. Обещая тебе, я рассчитывал занять у кого-нибудь денег. Но, у мамы просить не мог, так как знал — семья в долгах и едва перебивается от зарплаты к зарплате. Мама, конечно, дала бы мне нужную сумму, заняв её у кого-нибудь из учителей.
И всё же, какие причины я не выдвигал бы теперь в своё оправдание, они, конечно же, не исправят моей ошибки, совершённой в прошлом. Мог ли в дальнейшем я вызывать у тебя доверие ко мне в большем — например, помощи при поступлении вуз — когда ненадёжным оказался в малом? Конечно, нет.
«Я не люблю людей, которые не сдерживают свои обещания, — справедливо писала ты мне. — По твоей милости я осталась не с чем, лучше бы ты не обещал мне. Мать меня теперь всё время подкалывает… Теперь она мне денег не даст, у меня безвыходное положение. Если бы ты выполнил мою просьбу, то у неё не осталось бы другого выхода, как дать мне денег».
Я ведь не знал, что на меня, как на лошадь в скачках, была поставлена энная сумма. Если бы мне эта тонкость была известна, я бы, наверное, попросил моих столичных друзей подыскать тебе обувь в Москве, ведь в провинциальной Керчи, хорошей обуви отродясь никогда не было.
Но главная причина была не столько в отсутствии у меня тогда денег, сколь в том, что материальное я никогда не превозносил выше духовного. И потому я не придал тогда твоей просьбе большого значения. Ведь какая разница, в чём одет ребёнок: чаще именно в старенькой с чужого плеча одежонке и обитает пытливая живая душа. Я считал, что важнее было мечтать о знаниях, о путешествиях, об открытиях, а не о шмотках. Ищите прежде радости духовной, а материальные блага приложатся.[26] «…Наша моральная и интеллектуальная ценность сообщается нам не извне, а исходит из глубин нашего собственного существа...».[27] А может, это результат влияния на меня эзоповских басен, которые мне в детстве читала бабушка: например, «Лисица и барс».
«Лисица и барс спорили, кто красивей. Барс на все лады хвастался своей испещренной шкурой; но лиса ему на это сказала: "Насколько же я тебя красивее, раз у меня не тело испещренное, а душа изощренная!"
Басня показывает, что тонкость ума лучше, чем внешняя красота».[28]
Будучи школьником, я и сам донашивал рубашки дяди. И, учась в первом своём училище, за неимением пиджака и обуви, носил списанные мичманские ботинки отчима да матросский китель с золотыми якорьками на пуговицах. Хотя одет был в обноски, но при этом учился так, что получил свой первый диплом с отличием. Кто знает, может это для мальчишек внешний вид не главное, тогда как девочкам самою Природой предписано быть красивыми внешне, в чём одежда играет не последнюю роль.
Не получив от меня ожидаемого, ты спрашивала с укором:
«Ты писал, что мы с тобой друзья. Может это только видимость, обман? Но что же мы сделали, чем помогли друг другу как друзья? Да, ты в письмах поддерживаешь меня, но эта поддержка слишком мала, мало ощутима».
Я бы мог, конечно, ответить тебе, что настоящий друг это не тот, кто даёт тебе денег, дарит подарки или же наливает стакан до краёв. Что истинная дружба строится вовсе не на корысти. Что формула: «ты — мне, я — тебе», — это не формула дружбы. Друг не костыль, чтобы на него опираться, а когда в том «костыле» нужда отпадает, поставит его в тёмный угол, на всякий случай, или зашвырнуть подальше. Нет, дружба это гораздо большее, нежели опора или заначка на чёрный день. Вот что об этом говорит Монтень:
«…Всякая дружба, которую порождают и питают наслаждение или выгода, нужды частные или общественные, тем менее прекрасна и благородна и тем менее является истинной дружбой, чем больше посторонних самой дружбе причин, соображений и целей примешивают к ней».[29] «Дружба …становится тем желаннее, чем полнее мы наслаждаемся ею; она растет, питается и усиливается лишь благодаря тому наслаждению, которое доставляет нам, и так как наслаждение это — духовное, то душа, предаваясь ему, возвышается».[30] «…В дружбе нет никаких расчетов и соображений, кроме нее самой».
И добавляет:
«…По правде говоря, обычный уровень женщин отнюдь не таков, чтобы они были способны поддерживать ту духовную близость и единение, которыми питается этот возвышенный союз; да и душа их, по-видимому, не обладает достаточной стойкостью, чтобы не тяготиться стеснительностью столь прочной и длительной связи. И, конечно, если бы это не составляло препятствий и если бы мог возникнуть такой добровольный и свободный союз, в котором не только души вкушали бы это совершенное наслаждение, но и тела тоже его разделяли, союз, которому человек отдавался бы безраздельно, то несомненно, что и дружба в нем была бы еще полнее и безусловнее. Но ни разу еще слабый пол не показал нам примера этого, и, по единодушному мнению всех философских школ древности, женщин здесь приходится исключить».[31]
Обычный уровень женщин действительно не способствует дружбе; но существуют, в порядке великого исключения, женщины высокого уровня (и это не только жёны декабристов). «Древний поэт Менандр говорил: счастлив тот, кому довелось встретить хотя бы тень настоящего друга».[32]
Конечно, будь я ценителем материального, я мог бы в то время стать для тебя своего рода покровителем, и заботиться о тебе, заваливая тебя вещами, в тот момент для тебя нужными. А иначе, для чего же создан весь этот мир всевозможных вещей — мир неправедного богатства, — как ни для упрочения в нас духовного через умение жертвовать материальным, проявляя друг о друге заботу.
Вот у Монтеня: «Если любовной страстью воспламенялась низменная душа, то средствами, к которым она прибегала для достижения свой цели, были богатство, подарки <…> и прочие низменные приманки, которые порицались философами. Если же она западала в более благородную душу, то и приемы завлечения были более благородными, а именно: наставления в философии, увещания чтить религию, повиноваться законам, отдать жизнь, если понадобится, за благо родины, беседы, в которых приводились образцы доблести, благоразумия, справедливости; при этом любящий прилагал всяческие усилия, дабы увеличить свою привлекательность добрым расположением и красотой своей души,<…> надеясь с помощью этого умственного общения установить более длительную и прочную связь с любимым».
Но, вместо объяснений и разговоров о подлинной дружбе, я просто оставил тебя в тишине. И тишина эта оказалась красноречивее всех философских слов. Ты сама своим сердцем вдруг ощутила, что истинное место друга в глубине души.
И вот получаю от тебя коротенькое, но такое искреннее письмо — письмо настоящего друга.
«Возвращаюсь из школы, постоянно заглядываю в почтовый ящик, нет ли письма. И с каждым днём всё больше отчаиваюсь получить ответ. Твои письма важны для меня. Может быть, ты единственный человек, который поддерживал, понимал меня. Но я просто не хотела признать этого…
Мне очень трудно, и ты не должен, просто не имеешь права бросить меня.
Не могу больше ничего писать. Ты только поверь, мне нужны твои письма, я их очень жду».
Я понимал, что означают эти проникновенные строки твоего письма.
Но разве мог я воспользоваться той сложной сложившийся ситуацией в твоей ещё не окрепшей девичьей жизни, чтобы влюбить тебя в себя окончательно? Разве мог я своим откровением обеспокоить и без того тревожную душу ребёнка? Разве мог я, уповая на разделение между друзьями радостей и невзгод, взвалить на не знавшую жизни школьницу хотя бы часть того тяжкого груза моей судьбы? Конечно, нет. Вокруг тебя и так было много горя; пусть хотя бы я казался тебе человеком благополучным во всех отношениях.
* * *
Предлагая тебе тогда помощь в столице, я располагал достаточным опытом общения с людьми; имея к тому же в своём арсенале и опыт выживания в ситуациях экстремальных. Мои знакомства, как для студента, были тогда весьма значительны. Это и добрые отношения с преподавателями университета, это и знакомые на киностудиях, в театрах и на телевидении; связи в партийной структуре, политиздате, министерстве культуры, министерстве юстиции; я был в хороших отношениях с офицерами ГРУ, преподававшими мне в своё время на военной кафедре военные дисциплины. У меня было много приятелей среди иностранных студентов — не корысти ради; ведь интерес общения людей, разделённых железным занавесом, был обоюдным. Да и ты могла бы со многими подружиться, учась в Московском университете. А это, несомненно, определило бы и судьбу.
Но ведь можно и не имея бурной жизни, быть человеком счастливым. Для души достаточно одного, но настоящего друга. А дружная любящая семья? — разве это не стоит сонма разных знакомств на время?! Можно прожить счастливо там, где родился, не учась в академиях. Ведь настоящие университеты отнюдь не в заморских столицах — они суть в душах наших. Наши университеты — это наши мечты, наша вера в успех, наша цель, наш упорный труд.
«…Раньше я мечтала сниматься в кино» — да, это была твоя мечта в какой-то период времени; но не было в тот период веры в её осуществление, не было цели, потому не появилось желание потрудиться, чтобы мечта воплотилась в жизнь. Но зато появилась другая мечта, третья… и многие из них осуществились. Из этого состоит жизнь.
Вера суть духовное перерождение. Воплотиться в образ — стать тем, кого изображаешь — это так же духовное перерождение, когда ты начинаешь мыслить и чувствовать, как должен мыслить и чувствовать твой герой. Играть — значит, верить! И если твой, преображённый ролью внутренний мир, соответствует миру изображаемого тобой лица, если ты в это веришь, тогда и внешне ты будешь полностью ему соответствовать. Актёрское мастерство — это сила глубинного сопереживания. Ни равнодушному, ни корыстному сопереживание недоступно. Тот, для кого центром всех его переживаний является личное эго, расчёт, ожидание барыша — тот всегда бывает бездарен, как актёр, художник, писатель…
Глядя в твои глаза, я видел в них душу чуткую и ранимую; вот почему я считал, что дорога тебе не заказана ни к сцене, ни в журналистику. Настоящее творчество вырастает не из умения хорошо притворяться или писать школьные сочинения. Той почвой, куда пускает оно свои корни и откуда питает себя — есть человеческая душа. Всё в душах наших: и судьбы наши произрастают там.
Как сказано в статье одной театральной школы: «Хороший артист, на сцене или в жизни, всегда притягивает наше внимание, всегда отличается умением чувствовать и менять атмосферу». Не обладай ты притягательностью, разве обратил бы на тебя я внимание, разве выделил бы тебя из толпы школьников тогда в поезде? Да и ты мне писала: «ребята обращают на меня внимание». Вне всяких сомнений, у тебя были все шансы осуществить свою мечту киноактрисы. И нужно было всецело поддаться «гипнотизирующему влиянию деятельности».[33] Делать, творить! — и уже результат подвергать критике и переработке, а не критиковать то, чего попросту ещё не существовало. Страх — этот враг мечты и творчества — он всегда базируется на том, чего в реальности не существует.
Стремление к знаниям это как жажда в зной, как воздух, без которого жизнь немыслима. Но! Знание ни есть цель. Оно лишь средство на пути постижения истины, которая сообщает душе свободу. И только душа свободная, не привязанная к чему-либо или к кому бы то ни было, способна быть истинной, имея в себе всё истинное: и любовь, и красоту.
* * *
Читаю в последнем твоём сообщении: «В храм я хожу уже давно… Недавно была на соборовании. Я уже выздоровела, ещё бы душу исцелить».
Церковь, которую ты «уже давно» посещаешь, это игралище, только в отличие от театра, игрище шулерское. Мне ведь тоже предлагали в ней место шулера в рясе, но душой ощутил я, что шатия мужичков в подрясниках, с клобуками да камилавками, с крестами да панагиями, — что вся эта компания не для меня.
Душа исцеляется, друг мой, только любовью! А не индульгенциею за плату в виде телодвижений — часовых стояний в толпе прихожан, поклонов, лобызаний поповских рук да облизывания общественной ложки с винным месивом, куда плюнул поп, символизируя плевок Христа — «Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому» (Иоан. 9; 6)[34] — дабы у верующих, которые причастятся сим поповским брением, прозрели духовные очи. Хорошо, что не калом своим помазал Христос глаза, тогда вместо «сделал брение из плюновения» написали б евангелисты «сделал брение из каловения».
Если уж ты христианка, то должна знать слова апостола Иоанна: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем»,[35] — говорит Иоанн в своём послании. Любовь и есть бог! А вот поповские утверждения: «Бог накажет!», «Страх божий!». Подобное утверждают те, кто к богу отношения не имеют и от имени бога говорить не могут. Потому что любовь не наказывает. Она сообщает жизнь и наполняет её своей благодатью. Отсутствие же любви — и есть наказание, которое человек сам для себя устраивает. Страх и любовь несовместимы. Когда душой овладевает страх, то нет в ней места любви; когда есть любовь, то страх исчезает. Любящее сердце непобедимо, ведь в нём сам бог — любовь. Страх побеждается только любовью.
Церковь, в которую ты «часто ходишь» — сонм мёртвых духовно людей — представляет нам бога персоной: мужиком на картонке, на деревяшке в окладе. Мало того, этот картонный бог именуется церковью — господом, этаким с прописной буквы рабовладельцем «божьих рабов». А на самом-то деле нет никакой персоны грозно-карающей, нет рабовладельца с нимбом в золочёном окладе, но есть — любовь. Церковь и дьявола персонифицировала, как и картонного бога, снабдив копытами и рогами.
Вся эта мёртвая церковь превратила храмы свои в дома торговли, в шулерские игралища, в места сбора податей и наживы. «…Мерзость запустения, реченная через пророка Даниила, стоящая на святом месте …», — это слова самого Христа о его же церкви (Матф. 24; 15).
Торг свой ведут бесы в рясах без зазрения совести, выставив приносящие прибыль лжесвятыни:
«3 мумифицированных пророка Илии; 18 черепов и 12 рук апостола Филиппа; 9 черепов апостола Луки; 2 головы, 17 рук и ног и 5 туловищ Андрея Первозванного; 20 фрагментов тела и 26 голов святого Юлиана; 5 туловищ, 6 голов, 17 рук и ног святого Андрея; 13 рук святого Себастьяна; 15 рук и 2 головы Иоанна Златоуста, первая голова находится в Богоявленском соборе Москвы, а вторая — в монастыре на Афоне; 8 голов, 6 ног и рук и 2 туловища святой анны; 30 туловищ святого Григория; 30 туловищ святого Панкратия; 11 указательных пальцев, 7 челюстей, 9 рук и 7 голов Крестителя, причём в честь обретения каждой головы Крестителя в православной и католической церкви были установлены особые праздники».
И всё это трупы каких-то безвестных людей, гниль, зловоние.
Исцеляй свою душу, София, не почитанием трупов, не поповской закваской, как бы она не именовалась — «соборованием» или «причастием», не поклонению лжи, даже если её называют богом, но любовью к истине и Природе.
Я пишу тебе о церкви для того, чтобы отделить церковно-ложное от природно-истинного: отделить сорняк от полезных злаков. Это для того, чтобы пища духовная была чистой, чтобы, питая душу, она растила её, поднимая к вершинам истины. Ведь, кто не хочет иметь душу здоровую? Если тело питать отбросами, то оно начинает болеть; тем паче душа должна питаться чистою пищей.
Настоящее Православие — это древнейшие ведические знания славян, которые поклонялись богине Прави, то есть Истине и Природе; ведали Правду, следовали Стезей Прави, славили Правь. Отсюда и название древних языческих знаний — Православие. Но братоубийца каган Владимир, крестивший русский народ мечом и огнём, ввёл насильно иудейское савлианство (павлианство) то, что ты называешь теперь православной верой.
Говоря о вещах негативных — о той же церкви, о её служителях — я вовсе не осуждаю их; ибо они, совершая неправду, тем не менее, не могут её окончательно утвердить, потому что ложь в Природе не приживается. Только малый ребёнок может поверить, что у пророка Илии было 18 голов, у Иоанна крестителя 7 челюстей, а у апостола Луки 17 рук. В начале письма я говорил тебе, что добро и зло суть едины, что зло это тень добра. Зачем тебе быть в тени добра? Выйди на свет его!
Я не знаю, зачем ты в христианскую преисподнюю «давно ходишь». Может быть, по привычке или от страха? Но как можно любить смрадное христианство? Да и не бывает истинной любви по привычке. Страх — отсутствие вообще любви, то есть, бога.
В одном из последних моих сообщений я сказал тебе, что душу нужно лечить классической музыкой — этим поистине великим божественным даром. Природа исцеляется именно музыкой: пением птиц, звоном бегущих вод, шумом ветров… — Музыкой Сфер!
Танец — для тела. Музыка — для души. Когда человек был в единстве с Природой, он умел сочетать движения тела и ритмы звуков — отсюда и ритуальные танцы, и пенье волхвов, заменявшие древним наши театры, университеты, клиники…
Природа пребывает в гармонии танца и музыки: Природа поёт и танцует!
Глава VII. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Ты спросила меня, почему я длю время с отправкой этого моего письма? Это письмо не могло придти раньше, ибо писалось как раз в тот момент, когда твоя душа очищалась в страдании и болезни. Испытания, которым подвергло тебя Провидение, подняли душу твою на ту ступень, с которой ты будешь теперь смотреть на знакомые вещи в жизни совсем по-другому. Поэтому, приди моё письмо раньше, многое из того, что сказано мной, не нашло бы в душе твоей отклика. Но теперь — мои мысли будут ближе тебе, понятнее.
Итак, испытания в прошлом. Страдать о прошлом, о том, что кануло в Лету, не имеет смысла, как не стоит печалиться и о том, чего нет ещё. Прошлое не должно огорчать нас, как не огорчает экзамен успешно сданный. Что грустить о былом или радоваться о будущем? Даже слова любви любимого, в тот же миг улетают в прошлое: тщетно ликовать об обещанном счастье в будущем, когда само обещание уже в прошлом. Главное вовсе не то, что минуло и, даже, не то, что грядёт, но… настоящее. Всё, что сейчас — и есть жизнь как таковая. Настоящее — очень краткий, едва уловимый момент — «миг между прошлым и будущим» — ему, и только ему нужно отдавать все свои силы, духовные и физические, потому что «именно он называется жизнь». Попробуй всецело предаться ему, как если бы не существовало прошлого с будущим. Именно так живут дети. Неиспорченное дитя не тоскует по прошлому, потому что у него нет ещё прошлого, и не ошибается относительно будущего, потому что даже не подозревает о нём. Оттого пора детства — пора счастливая. Миг настоящего времени, будто бескрайнее небо над головой, разверзнут в вечности. Момент настоящего времени, распростёртый до бесконечности, я называю Моментом Истины. Поистине прав был Гете: «Настоящее — могущественное из божеств» (Tasso 4, с.4).[36]
«Воистину нет ничего, кроме подлинной цели настоящего мгновения, — говорит Цунэтомо Ямамото. — Вся жизнь человека есть последовательный ряд мгновений. Если человек до конца понимает мгновение настоящего, ему ничего больше не нужно делать и стремиться не к чему. Живи, оставаясь верным подлинной цели мгновения настоящего.
Людям свойственно упускать настоящее, а затем искать его, словно оно находится от них далеко. Однако если человек глубоко осознал эту истину, он должен, не задерживаясь, переходить от переживания к переживанию. Тот, кто однажды постиг это, может об этом забыть; ибо он уже изменился и стал не таким, как все.
Если человек сполна понимает, что значит жить в настоящем мгновении, у него почти не бывает забот».[37]
* * *
«И нет в жизни зла для того, кто постиг,
что потерять жизнь — не зло».[38]
(Мишель Монтень)
Что значит, разделить горе друга? Если сказанное в этом письме найдёт в твоей душе отклик, то прежние страдания твои растают, как кошмарные сновидения тают в свете нового дня, а новым не будет места. Разделить печаль, горе, несчастье — значит, измельчить его на множество малых ничтожных частиц, превратив горе (гору) в пыль, и развеять по ветру времени. Не существует горя, не существует смерти: они суть иллюзии. Это всего лишь тени в людском сознании; они пугают лишь тех, кто не в состоянии отличить тень от реальности. Коренятся же страхи, горе, страдания в нашей чрезмерной любви к себе. Помнишь знаменитый миф о Нарциссе, который, по одной версии, умер от любви к себе, по другой — от любви к похожей на него сестре?
«У Нарцисса была любимая сестра-близнец. Когда девушка неожиданно умерла, тоскующий без неё Нарцисс увидел в источнике своё отражение и, приняв его за образ сестры, стал глядеть постоянно в воду и умер от горя».[39] (Этимологически имя Нарцисса близко греческому глаголу «цепенеть», «столбенеть»)
Бедный Нарцисс, он так был привязан к внешнему, к внешности, к форме; его страдания от потери любимой настолько были сильны, что превратили его в растение. Именно наша эгоистичная привязанность к внешнему миру порождает страдания. И чем меньше мы привязаны к внешнему, тем меньше и наши страдания. Больше всех страдают эгоистичные люди. Быть может, заключение это покажется циничным тебе, но я убедился в его правоте на собственном опыте. Наше горе от того, что потеряли мы дорогую вещь, что лишились ценимого нами богатства, наконец, что смерть отняла у нас любимого человека, — сравни горю ребёнка, у которого отняли любимую им игрушку. Мы жалеем самих себя, безутешно упиваясь страданием.
Не будем же привязываться к преходящему, невечному, внешнему. Наши ушедшие в вечность близкие — они проявление Рода, которое нам посчастливилось лицезреть и любить. Так будем же впредь не форму любить, не внешнее, но содержание: не человека во внешнем мире, но душу его, которая не умирает в Природе, и с которой любящая душа никогда не теряет живую связь. Не будем страдать! Принесём мы страдания в жертву — на алтарь той Любви, которая связывает любящие сердца навечно.
Глава VIII. СОВЕРШЕННАЯ ДРУЖБА
У Эзопа есть басня. Называется она «Дикие козы и пастух»:
«Пастух выгнал своих коз на пастбище. Увидав, что они пасутся там вместе с дикими, он загнал вечером всех в свою пещеру. На другой день разыгралось ненастье, он не мог вывести их, как обычно, на луг, и ухаживал за ними в пещере; и при этом своим козам он давал корму самую малость, не умерли б только с голоду, зато диким наваливал целые кучи, чтобы их к себе приручить. Но когда улеглась непогода, и он погнал коз на пастбище, дикие козы бросились в горы. Пастух начал корить их за неблагодарность: ухаживал-де за вами как нельзя лучше, а вы меня покидаете. Обернулись дикие козы и пастуху сказали: "Потому-то мы тебя остерегаемся: мы пришли к тебе только вчера, а ты за нами ухаживал лучше, чем за своими старыми козами; стало быть, если к тебе придут еще и другие, то новым ты отдашь предпочтение перед нами"».
Басня о тех, кто новых друзей, предпочитает старым.
Я рад, София, что ты не забыла своего старого друга. Как думаешь, нашу дружбу, вопреки утвержденью Монтеня, можно назвать совершенной? Ведь она не зависит от внешних факторов и не опирается на корысть. Аристотель говорит о совершенной дружбе так:
«Совершенная же дружба бывает между людьми добродетельными и по добродетели друг другу подобными, ибо они одинаково желают друг для друга собственно блага постольку, поскольку добродетельны, а добродетельны они сами по себе. А те, кто желают друзьям блага ради них, друзья по преимуществу. Действительно, они относятся так друг к другу благодаря самим себе и не в силу посторонних обстоятельств, потому и дружба их остаётся постоянной, покуда они добродетельны, добродетель же — это нечто постоянное».[40]
Я желаю тебе настоящих благ! Того самого блага, когда у человека хорошие дети, здоровье крепкое, и чистое знание. Полноценное счастье — когда миг настоящего — Момент Истины — вдруг раскинется во всю ширь необозримых горизонтов времени, позлатив светом воспоминаний прошлое и осветив светом надежды будущее!
……………………………………………………………………………………………
Ну вот, это длинное письмо — осьмиглав — подошло к концу. Быть может, мои умозрения утомили тебя, мой друг? Но если в душе твоей затеплилась искорка милых сердцу воспоминаний, то и ты поделишься со мной откровением. Ведь твоя реальная жизнь полнее, красочнее моей — книжной жизни.
Пиши. Я буду ждать твоё письмо.
По-прежнему твой друг, и брат…
Любомудр.
Крым, Керчь, 28 марта 2010 г.
* * *
Любомудр отложил в сторону ручку. Письмо было закончено. Он перечитал его ещё раз сначала и до конца. Запечатал листы в большой конверт — получилась тяжелая бандероль. И в нерешительности задумался: стоит ли отправлять сие послание? Он думал о том, что когда-то был молод, и счастье было так близко, в его руках, но он, философствуя, не увидел его и упустил. Минули годы, и та, которую он учил философии жизни, обрела своё счастье с другим, стала кому-то женой и другом и не ему, Любомудру, родила детей. Но он не жалел об этом. Куда важней был ответ на другой вопрос. Внёс ли он свою лепту в жизнь её? Привёл ли, как тот режиссёр актёра, к пониманию жизненной роли путём совместного поиска, раскрыл ли тем самым её природные дарования? Неизвестно. Быть может, благодаря их дружбе жизнь её сложилась так, а не иначе. Ведь встреча с теми, к кому мы питаем чувства, оставляет в душе нашей след. И всё же, её жизнь менялась по воле самой Природы, естественно подчиняясь течению времени, а не в силу тех мудрых, но искусственных знаний, которые он предлагал ей тогда, как ключ к настоящему счастью. И вот она — счастлива! Она «всё смогла». Природа обошлась без его философии, продолжая жизнь, умножая счастье… И это открытие подняло Любомудра ещё на одну ступень мудрости.
Что Мудрость без любви?
Так юная София, не любя — ребёнок.
Но полюбив, богиней стала —
Родительницей жизни новой и любви.
Вот он — непреходящей Истины момент!
Он бросил пакет в ящик письменного стола и задвинул его.
На дворе расцветала весна. И смотрели в окно, как в юности, молодые весенние облака.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть первая. РЕТРО.
Глава I. СТРАННОЕ ЗНАКОМСТВО.
Глава II. СВОБОДА.
Глава III. «ДЕВОЧКА С ЛЕТЯЩЕЙ ПОХОДКОЙ».
Глава IV. ПИСЬМА, ПИСЬМА, ПИСЬМА…
Глава V. ПРИЕЗД В МОСКВУ.
Часть вторая. ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ
Глава VI. ЧЕРЕВИЧКИ
Глава VII. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Глава VIII. СОВЕРШЕННАЯ ДРУЖБА.
Источники
1.Аристотель. Никомахова этика.
2.Асов А. И. Славянские Боги и рождение Руси. — М.: Вече, 1999.
3.Беннетт Джон Г. (J. G. Bennett). «Для чего мы живем».
4.Бехер Иоганнес Роберт. Избранное. М., 1956.
5.Библия. Книги Ветхого и Нового Заветов.
6.Ванденберг Ф. Тайна Скарабея. — Харьков: Книжный Клуб, 2007.
7.Вернадский В. И. Дневники 1917-1921. Январь 1920 - март 1921. - К.: Наукова думка, 1997.
8.Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Вечера на хуторе близ Диканьки.
9.Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Песнь первая. / М.: Интерпракс, 1992.
10.Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М.: Мысль, 1970.
11.Ибн Габирол. (1021 г.). Жемчужная россыпь.
12.Конечный Роберт, Боухал Милан. Психология в медицине. Прага: Авиценум, 1983.
13.Лобозеров С. «По соседству мы живём». (Пьеса).
14.Мифологический словарь. / Гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.: Сов. энциклопедия, 1991.
15.Монтень М. Опыты. Избранные главы. — М.: Правда, 1991.
16.Моэм Сомерсет Уильям. Театр.
17.НикулинЪ С. А. Дневник. Том №14, — Керчь, 1985 г., Том №17. — Москва, 1987 г.
18.НикулинЪ С. А. Переписка. Личный архив, 1984 – 2010 гг.
19.Окуджава Борис Шалвович. «Какое небо голубое…». Песня-танец великого кота Базилио и прекрасной лисы Алисы о жадинах, хвастунах и дураках.
20.Пайлот Баба. Вот, что я постиг. Сборник статей и высказываний. 2007 г.
21.Пляцковский М. «Не повторяется такое никогда». (Текст песни).
22.Пушкин А. С. Собрание сочинений в шести томах. — М.: Правда, 1969.
23.Сашко Т. «Эти глаза напротив». (Текст песни).
24.Сенека Луций Анней. Избранные письма к Луцилию. СПб, 1983.
25.Символика богов. // «Новый Акрополь», http://www.newacropol.ru/
26.Суждения и афоризмы. / Ф. Ларошфуко, Б. Паскаль, Ж. Лабрюйер. — М.: Политиздат, 1990.
27.Тендзин Вангьял Ринпоче. Тибетская йога сна и сновидений. — СПб, 1999.
28.Тендзина Вангьяла Ринпоче. Чудеса естественного ума. Wonders of the natural mind. The Essence of Dzogchen in the Native Bon Tradition of Tibet. — Station Hill, New York, 1993.
29.Толковый словарь русского языка.
30.Толстой Л. Н. ПСС./ Юбилейное издание. М., 1928 – 1952. Т. XIVIII.
31.Толстой Л. Н. Религия и нравственность.
32.Успенский П. Д. В поисках чудесного. Приложения: Взгляды из реального мира. Записи бесед и лекций Гурджиева (отрывки). Нью-Йорк, 1924 г.
33.Успенский П. Д. Новая модель Вселенной. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999.
34.Учитель Иванов. Мы. — Москва, 1992.
35.Хорхе Анхель Ливрага Рицци. Возможно ли спокойствие внутреннее и спокойствие внешнее. // Новый Акрополь. http://www.newacropolis.ru/
36.Хун Цзычэн. Вкус корней. // Афоризмы старого Китая. Перевод с китайского В. В. Малявина. М.: «Наука», 1991.
37.Цунэтомо Ямамото. Хагакурэ.
38.Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир — эпоха Просвещения. / Гуревич П. С. — М.: Политиздат, 1991.
39.Шаблонова Т. А. Жизнь в единении с Природой. Система естественного оздоровления Учителя Иванова П. К. — Кострома, 1990.
40.Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости. / Пер. с нем. Н. М. Губского. — СПб, 1914.
41.Шопенгауэр А. Афоризмы и Максимы. / Пер. с нем. Ф. В. Черниговца. — СПб, 1892.
42.Эзоп. Басни.
43.Ян Чжу Лецзы, Чжуанцзы (VI-IV вв. до н. э.). Пер. Л. Д. Позднеевой. — М.:, Наука, 1967.
44.Meister Eckhart. Die deutschen Werke. Bd. 5. Lieferung 1. Stuttgard, 1954. S. 15. / Daz bouch der g;tlichen troestunde. (1308). «Книга божественного утешения». (1308 г.)
[1] Георгий Иванович Гурджиев — легендарный гуру многочисленных европейских и американских интеллектуалов, чьё имя по силе влияния на современников стоит в одном ряду с Кришнамурти и Раджнишем. (Из аннотации к книге Гурджиева). [2] Успенский П. Д. В поисках чудесного. Глава 3. [3] Из моего Дневника. [4] «Эти глаза напротив». Автор текста: Т. Сашко; композитор: Д. Тухманов; исполнитель: Валерий Ободзинский. [5] «До конечной станции» — знакомство на всю жизнь. [6] Слова из песни «Не повторяется такое никогда». Стихи М. Пляцковского. [7] Дневник. Т.№14. — Керчь, 21 апреля 1985 г. [8] Успенский П. Д. В поисках чудесного. Приложения: Взгляды из реального мира. Записи бесед и лекций Гурджиева (отрывки). [9] Франсуа де Ларошфуко. Максимы и моральные размышления. Пер. Э. Линецкой. / Суждения и афоризмы. / Ф. Ларошфуко, Б. Паскаль, Ж. Лабрюйер. — М.: Политиздат, 1990. С. 100. [10] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Книга седьмая. Зенон. [11] Спектакль по пьесе С. Лобозерова, постановка режиссёра Г. М. Ялович. В спектакле играли: бабка Феня — заслуженная артистка РСФСР К. И. Ростовцева; дед Василий — заслуженный артист РСФСР Н. А. Шавыкин; Фёдор, их сын — заслуженный артист РСФСР В. Г. Петров; Лизавета — заслуженная артистка РСФСР К. А. Минина; Матвей, её муж — Г. С. Епифанцев; Любка, их дочь — М. С. Брусникина; Владимир, корреспондент — В. В. Войтюк. [12] Дневник. Т.№17. — Москва, 25 марта 1987 г. [13] Дневник. Том №17. — Москва, 27 марта 1987 г. [14] Слова из песни «Не повторяется такое никогда». Стихи М. Пляцковского. [15] Хорхе Анхель Ливрага Рицци. Возможно ли спокойствие внутреннее и спокойствие внешнее. // Новый Акрополь. http://www.newacropolis.ru/ [16] Сенека Луций Анней. Избранные письма к Луцилию. СПб, 1983. С. 148. [17] Бехер Иоганнес Роберт. Избранное. М., 1956. С. 137. [18] Толстой Лев Николаевич. ПСС./ Юбилейное издание. М., 1928 – 1952. Т. XIVIII. С. 29. [19] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. [20] Хорхе Анхель Ливрага Рицци (1930–1991), итальянец по национальности, доктор философии Ацтекской академии искусства, науки и литературы, академик Международной Буркхардтовской академии в Швейцарии, академический член Фило-Византийского университета, кавалер Парижского креста Французской академии в области искусства, науки и литературы, кавалер Большого креста византийского императора Константина Великого, придворный кавалер Королевского братства Рыцарей Сан Идефонсо и Сан Атилано; автор множества работ в области философии и истории искусства. (Из аннотации к его книге). [21] Хорхе Анхель Ливрага Рицци. Возможно ли спокойствие внутреннее и спокойствие внешнее. // Новый Акрополь. http://www.newacropolis.ru/ [22] Шопенгауэр Артур. Афоризмы и Максимы. Гл. XXVII. О женщинах. / Пер. с нем. Ф. В. Черниговца. — СПб., 1892. [23] Хагакурэ. Цунэтомо Ямамото. Стр. 22. [24] Черевики (черевички) — на Украине и в некоторых областях России: женские узконосые сапожки на высоких каблуках, а так же вообще обувь. (Толковый словарь). [25] Гоголь Н. В. Собрание сочинений. «Ночь перед Рождеством». С. 48. [26] Аллюзия на евангельские строки: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». (Евангелие от Матфея. Гл. 6, ст. 33). [27] Артур Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости. [28] Эзоп. Басни. [29] Мишель Эйкем де Монтень. Опыты. Глава 28. «О дружбе». — М.: Правда, 1991. С. 156. [30] Мишель Эйкем де Монтень. Опыты. Глава 28. «О дружбе». — М.: Правда, 1991. С. 158. [31] Мишель Эйкем де Монтень. Опыты. Глава 28. «О дружбе». — М.: Правда, 1991. С. 159. [32] Мишель Эйкем де Монтень. Опыты. Глава 28. «О дружбе». — М.: Правда, 1991. С. 167. [33] Успенский. П. Д. [34] Евангелие от Иоанна. Гл. 9, ст. 6. [35] Первое послание Иоанна. Гл. 4, ст. 16. [36] Цитата по книге Артура Шопенгауэра «Афоризмы житейской мудрости». Глава Б.: Поведение по отношению к самим себе. 33. [37] Хагакурэ. Цунэтомо Ямамото. Стр. 61. [38] Мишель Монтень. «О том, что философствовать — это значит учиться умирать». Опыты. — М, 1991. [39] Мифологический словарь. / Гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.: Сов. энциклопедия, 1991. С 398. [40] Аристотель. Никомахова этика. Книга восьмая, VII.
В школьное окно смотрят облака
© Copyright: Никулинъ Сергей Анатольевич, 2015
Свидетельство о публикации №115111007807
Свидетельство о публикации №115111007807
Рецензии
Мудрые размышления!
Приглашаю вас на Прозу.
С уважением,
Элла Лякишева 09.04.2024 20:42 • Заявить о нарушении
Приглашаю вас на Прозу.
С уважением,
Элла Лякишева 09.04.2024 20:42 • Заявить о нарушении