Юдифь

Дом мой – полная чаша, я знатна и богата,
Мой народ почитает меня,
Но порою ночами, вся тоскою объята,
Я не сплю с того самого дня.

Город мы не сдавали, три недели в осаде,
Но иссякли запасы воды,
У иссохших сосцов малыши угасали,
Испекались на ветках плоды.

«Покорись же, Озия!» – горожане просили.
Отвечал: «Продержитесь немного,
Чад любимых своих не оставит Всесильный,
Верю, будет нам помощь от Бога».

Благовонною миррой умастила я тело,
Нарядилась в роскошный убор,
Свои лучшие серьги и кольца надела
И в долину направилась с гор.

Я доверилась страже с притворным смиреньем,
И меня к Олоферну ввели:
«я – раба твоя!». Пала пред ним на колени,
Поклонилась до самой земли.

В яркий пурпур одет, в  драгоценных камнях,
Олоферн приподнялся на ложе,
Замер он, восхищённо взглянув на меня,
В изумленьи застыли вельможи.

А один приближённый сказал с удивленьем,
Когда шёпот восторженный стих:
«Нам нельзя пренебречь иудеями,
Если жёны такие у них».

Мы в шатре полководца пировали три дня,
И, прогнав приближённых прочь,
Словно юноша, робко просил он меня
С ним побыть до рассвета всю ночь.

Подливала вино и смеялась притворно,
И лукавой была моя речь…
Наконец, задремал он, хмельной и покорный,
И тогда я взяла его меч.

Подошла к его страшному смертному ложу,
Наклонилась над ним, чуть дыша.
Как доверчиво спал, на ребёнка похожий,
Как красив! И заныла душа.

И заплакала я перед вечной разлукой
И Всевышнего стала молить:
«Усмири моё сердце, укрепи мою руку,
Тайный замысел дай мне свершить».

Как до города шла – я не помню сама,
Мою душу сжигал чёрный пламень,
Тяжела с головой Олоферна сума,
Тяжелее на сердце был камень.

«Горожане, мир вам, и вода, и покой,
Враг не будет глумиться над нами!».
И бесценную голову я над толпой
Подняла, как победное знамя.

Сколько дней и ночей промелькнуло с тех пор…
Спору нет – поступила я верно,
Но закрою глаза – и на пыльный ковёр
Каплет алая кровь Олоферна.