Жуть

Я стал хмурым, потому что ты меня невзначай охмурила.
Боль мне разум застила, потому что ты меня обольстила.
Я посчитал тебя обалденной и стал балдой обыкновенной.
И какой-то я мутный, потому что что-то ты не так замутила.

Ты покрикивала, мол зачем я, такой сякой, хожу к тебе,
А прочитав стихи мои, спросишь зачем я пишу все это?
Я понимаю, что стишки, конечно, мягко говоря, так себе.
Возможно, от них завыть захочешь как снегурочка летом.

Ты своими вопросиками меня сильно озадачиваешь,
И за дачей, и перед дачей меня с собою не сплачиваешь.
Передач мне не надо, за дачу лжи ведь почти не сажают.
О чем это я, с ума что ли сошел, даже и не соображаю.

Но помни. Статистика наука упрямая, она гласит:
На каждую в России сотню дамочек есть паразит.
Как в зарплате. Который, кстати, тебе тоже грозит -
Это налог, объявленный процентов в четырнадцать,
То есть настолько сейчас в стране меньше мужиков.
А кто скажи мне, милая, на милость, лишней быть готов?

Ты верно полагаешь, что ты неписанная красавица,
Что всегда и всем непременно сможешь нравиться?
Да, это достойная мысль, но только смысл весь вышел,
Когда крыша съехала или когда живешь на крыше.

Я же не Карлсон, точнее я не Карл и у меня плохой сон.
И я не люблю высоту. Потому не уверен, что это – закон.
«За кого? За девчонку вон ту? Нет. Мы немного подумаем».
А под ум все, что угодно подкладываем и придумываем.

Я не вагант, не менестрель, не Пушкин я и даже не Есенин.
Я нежный, не бунтарь в душе, я твой, хоть вовсе и не Ленин.
Да я - поэт и поэтажно ищу я ту твою единственную дверь,
Где навсегда в любви погрязну, любви моей проснется зверь.

Что страшно, милая? Не дрейфь, любимая, хотя не забывай:
Любовь же зла. И, помнится, полюбишь и… грузинский чай.
К зиме идут дела. Очнись. На улице давно уже не месяц май.
И я готов согреть тебя. А, впрочем, пальтишко тоже покупай.

Оно сгодится нам. И с год мы сможем им чуток  прикрыться,
Чтоб наши голые тела всем недругам бы не успели засветиться.
И будь французам всем хвала. Но не за битву под Аустерлицем.
Они пальто нам привнесли, которое с тобой нам пригодится.

Такие брат дела. О чем же я? Ты ж мне не брат и даже не сестра.
А как бы наша жизнь с тобой могла бы быть красива и пестра.
Ты женщинка в моей судьбе особо дорогая, но дуют сильные ветра,
И недоступна ты как те «Мистрали», чужие не покинувшие берега.

Любовь же зла. А что мне жезл? Кусок пластмассы иль железа.
Могло б хватить и без него с тобой нам в жизни счастья на двоих.
Он – символ власти, сексуальности, но я то просто песик нежный,
Кабель, готовый в сласти навечно пасть, оскалив пасть, у ног твоих.

Надеюсь, ты еще помнишь, моя любовь – не вздохи на скамейке.
Да, я люблю тебя.  Но истина дороже  –  я не бог, я не скаймейкер.
Не бог я, милая, и не его Адам. Запретный плод не яблоко, а ты сама.
Вот истина. Она в этих словах. Запелененных в глупых головах.

Читай теперь иль тихо слушай эту муть, а по-простому просто жуть.
И жди, когда мурашки поползут, дней пять теперь глаз не сомкнуть.
И пей ни пей – не сможем мы заснуть. А впрочем, счастья не вернуть,
Пока холстом закрыта дверь, в которой ключ надежды надо повернуть.