Колдун

Возле самого Серого моря живет колдун.
Он одинок и смотрит в седые дали,
Меланхолично распутывая  колтун
Длинных волос цвета каленой стали.
На горизонте мерещатся корабли -
Словно оазис - жаждущему в пустыне.
Им никогда не достигнуть его земли,
Им суждено погибнуть в морской пучине.
Море бывает вязким как глицерин,
Грозным и злым, как воины Чингисхана.
Море бывает, как ветхий, сыпучий сплин,
Сквозь пальцы просачиваясь  в дырки его кармана.

Колдун по утрам уходит пешком на юг,
Ищет чего-то в ветках и паутине.
После приходит, повесив пальто на крюк,
Вновь предается колдуньей своей рутине.
Мышиные хвостики, плющ и змеиный яд,
Щепотка любви и горстка своей же доли.
В эти минуты он так безнадежно свят,
Что, кажется, он совсем не чувствует боли.
Бремя его – отправлять корабли назад,
В мир, где они обретают свои штурвалы.
Где за штурвалом будет стоять пират,
И кораблю не даст налететь на скалы.
Если Колдун перестанет ходить на юг,
Если внезапно переведутся змеи,
Все корабли в пучине погибнут вдруг.
Свершиться судьба. А море получит трофеи.

Одним ранним утром пришел к нему серый кот.
Он что-то мурлыкал и терся о голенище.
Колдун удивился: «Я вечность один. И вот…
Откуда ты взялся?» Кот потребовал пищи.
Колдун заметался: «Я, кажется, видел мышь…»
Кот наблюдал. Потом взобрался на полку.
«Ты будто дома, освоился быстро, ишь!»
Подсунул мышонка и потрепал по холке.
Колдун озадачен: что-то пошло не так.
Он научился слышать от мира знаки.
Кот замурлыкал. Мурлыкать он был мастак!
В дверь постучали. Кот приготовился к драке.
Но тут же притих. В хижину входит Бог.
Он светел и свят, как будто сошел с иконы.
Кот притаился. Колдун поправил сапог.
Перекрестился. Отвесил Ему поклоны.
Бог усмехнулся: «Не гни свою спину, друг.
Я здесь не за этим. И ты погоди сгибаться.
Пришел я узнать, как ты размыкаешь круг,
Который не должен, по-моему,  размыкаться».
Колдун говорит: «Что толку от этих слов?
Ты всемогущ, и видишь насквозь все души».
«Я вижу тебя, но ты оказался таков,
Что можешь душить Судьбу и веками душишь.
Я дал тебе выбор, свободу и целый мир.
Бессмертие, красоту и большую силу.
Но ты все отдал другим, обветшав до дыр,
И будто бы просишь отправить тебя в могилу».
Колдун помолчал, не спеша почесал колтун,
Погладил кота и прислушался к шуму моря.
«Ты знаешь, я прожил несколько тысяч лун,
Но в сердце моем все не стихнут раскаты горя.
Я отрастил сто кож, стал грубее скал,
Я пробовал сотни ядов, вдыхал все травы.
Искал я покоя, я только его искал,
Но боль изнутри разъела мои суставы.
Когда корабли разбиваются о причал,
Я будто и сам разлетаюсь в сырые щепки.
Я несколько тысяч лун в небеса кричал,
Но замок твой так высок и засовы крепки.
Я видел, как море свою разверзает пасть,
Хрустит, как костями, твоими же кораблями.
Я знал, что в морской пучине им всем пропасть,
Их смерти ложились на сердце мое камнями.
Но ты дал мне выбор, свободу и целый мир.
Бессмертие, красоту и большую силу.
Я выбрал, Отец. Я обветшал до дыр.
Но я своим сердцем опустошил могилу».
«Я вижу тебя. И я знаю, что ты один.
Я чувствовал твою боль, но не мог иначе.
Ты сам себе Бог, ты сам себе господин.
Но знай: мое сердце вместе с тобою плачет.
Ницше сказал, я умер, но я живой.
Ницше был прав, но умер не я, а вера.
Если бы ты меня не призвал мольбой,
Я бы не видел достойного тут примера.
Я несколько тысяч лун размышлял о том,
Что делать с тобой, что делать с морской пучиной.
За этим пришел. Ты будешь жить с котом.
Но обретешь покой. И этому есть причина.

Каждый корабль – ницшеанский Сверхчеловек.
В сердце его – штурвал, а в душе – свобода.
Каждый из них  проживет золотой свой век.
Серое море теперь обратится в воду.
Сверхчеловек  обретет все, что тебе я дал.
Кроме бессмертия. Земле не хватает силы.
Но ты не зря себя кораблям отдал:
Серое море не станет для них могилой.
Прожив свое, они обретут покой.
Они уплывут, свои рассекая волны.
Смогут так же, как ты управлять судьбой,
И не должны будут гнуть предо мной поклоны».
Близился вечер. Солнце спускалось в штиль.
Бог и Колдун рыбачили на причале.
Кот уплетал треску. А последний киль
Свернулся в утробе. Но после его встречали.