Седой ребёнок

Война снимает посмертную маску,
В ней вечер всех дней, где от крови сыро.
В бинтах лабиринтов обрубков полмира,
А  мгла снова штопает смерти повязку.

Там лысый гранит увлажнёно-красный,
Под ним часовщик подземелий стрекочет,
Колёса вращая, он снова пророчит,
Что маятник зла вызов бросит опасный.

А умерших души стучатся в дома
В своих окровавлено-белых рубашках
И снова мечтают гадать на ромашках,
Их правнуки плачут, расслышав слова.

Но снова воронками птицы кружат,
Стирая ветрами границы  былые,
Где хлеб мы делили, где люди простые
Опять в мясорубке военной кричат.

Качается хатка, изорвана взрывом,
Рушник у иконки, расшитый крестом,
И мальчик с тетрадкой сидит за столом,
И капают слёзы безмолвным надрывом,
Черникой катясь в пустотелый рукав,
От строчек, что он не по детски выводит:
- Не надо войны... Кто мне маму воротит?
Отец, жив ли ты - средь кровавых расправ?

Вздохнула свеча, задрожав фитильком
Под новые взрывы, рычащие смело
За дальней округой, и мальчик, став белым,
Привстал за влетевшим в окно светлячком.

Как купол церквушки, к тетрадке простой
Ребёнок, седой и распухший от слёз,
В солёной ладошке комочек понёс,
Весь дом озаряя, как древний святой.