Почему. Эссе о вопросах безответных

Океан под названием Жизнь,  то бурный, то ласково тихий из века в век «катит» свои волны подчиняясь одному ему ведомому ритму и закону. И все  мудрецы-пловцы, человеки разнообразные также как рыбки: мальки, ершы, плотва, караси, сомы, карпы, сельди и форели, щуки и  прочая, и прочая как-то приноравливаются к его ритму и закону. А, иногда, какой нибудь краб- философ, знать клешней на песке дна с названием Время оставляет знаки, символы и каракули с громким названием «Картина мира». И припиской огромной или маленькой, как повезет — автор такой-то. А также, в зависимости от амбиций — абсолютная истина или относительная, или легенды и сказания края, или мифы древней Греции, Индии, Лямурии, Атлантиды, Беловодья и Шамбалы.

Но океан, как показывает опыт плавания, по-видимому многомерен или совершенно безмерен, и каждая капля его отражает  какую-то часть. По возможности, допускаем и существование капли, которая отражает его мерность (безмерность), как в романах Р. Желязны, играя со вселенными в небезъобидные затеи.

Возьму и Вам поведаю о парадоксах некоторых капле видения и вопросов: Почему? и т.п. на которые нет ответа. Они, порой, и составляют канву особенностей плавания и исчезновения  в различных его водах - в срок, до срока иль без срока, никто, пожалуй, из обитателей его, и не ведает о том, как и я.

Вот эпизод навскидку из архива, что памятью зовут. Почему в малолетстве, засыпая под влиянием дневных ли событий, то ли подчинясяь лунным или солнечным ритмам, аль вселенским. Вмиг один, перед погружением в сон, с мизинца на руке или ноге, уже неважно, нарастает теплота вплоть до жара. Она медленно распространяется по телу и оно начинает расти, расширяться до гигантских размеров. Потом, бац, исчезает и «ты» меж звезд и планет, и сам вселенная необъятная — накатывает волна восторга и вслед ужаса. Ай, ой и падение в  пропасть с бездной в обнимку и тихий, как бы шепот луны — не бойся дурашка, давай поиграем с тобой в путешествие. И веришь, и играешь улыбаясь непонятно чем, и непонятно кому. Пынь — и уже утро, умывание и завтрак в неохотку, и улица или  походы в выходной к тети, бабушке.

Вот у бабушки уж малолетку оставили и почему он, отпросившись у нее погулять, рвет неумело (два ему годика или три) весенние корзиночки акации с лепестками желтыми, вкусно пахнующими и, по наитию, отправляя их в рот, вкушает нектар сладкий. Еще пробует он их парочку- и вместе с ними в него вливается родная, вибрирующая субстанция, живая и чудесная. Он понимает, стоп-хватит, а то акация обидется на глупца. Благодарит ее  и с чувством радости, и взаимности, и вприпрыжку -  дальше.

Другое -почему- ждет его  за калиткой. Там за парой домов собственных с огородами и картошкой растущей, яблонями, смородины кустами и малины, пасленом меж картошки сладким и забором, иногда, большим по периметру, стоит котлован заброшенный. Под фундамент строители выкопали и планы поменяли, как всегда. Он полон воды под  самую завязку и его с криками окружила ребятня соседская. Два мальчугана постарше лет 8-10 под наблюдением трех принцесс схожего возраста катаются по котловану на двух сбитых досках по очереди. И малолетки понятно, почему-то сразу, — вся затея ради их: и эта бравада, и крики. Чтоб кому-то из них, герою немерянному, взять одну из них за руку и проводить до дому.

Но он в стороне от их забав, сидит у лужи и таращит во всю глаза под гипнозом мерного квакания лягушки в ней: ква, ква, ква. Минута, другая, третья уж и ребятни нет у котлована, и минует целая вечность, вечереет. Время для него исчезло и он сам эта лягушка: ква, ква, ква; уютно и тепло в луже. Мир распался на осколки звуков, прикосновений воды, ила, образов и красок. Чу! Очнулся. На его плече рука бабушки — "зову, зову, не откликаешься. Хорошо соседская девчонка подсказала где ты. Пошли чай пить"- зовет она. И он бредет, счастливый и усталый, денек то чудесный выдался. Штынь, штынь их шаги погружаются в вечернюю мглу, а луна с улыбкой внимает им очарованная, как и они,странствием в звездной россыпи и земли оборотами неприметными.

На следующий день, улучив момент и не спрашиваясь, он бежит под непреодолимым зовом к этому котловану, взбирается на те две доски. Вокруг, ни души и, отталкиваясь какой-то палкой, он доплывает до середины его. И понимает  - дна не нащупать и глубина неизвестна. И как то умудряется, бросив палку, руками догребсти до берега и не упасть, и не утонуть под квакание другой или той же, вчерашней лягушки.

Мокрый от страха, смелости, глупости и гребли - все вперемежку, несется, сломя голову, к бабушке. Уловив на расстоянии ее хорошее настроение и уже за столом, и  лопает пару печенек со сгущенкой по верху, и чаем, вприкуску  с индийским  (слоненки на пачке подняли хоботы, то ли трубят, то ли гордятся). Ощущение счастья еще колотится у него в груди — бум, бум, глухо сердце вторит наперегонки с приключением уже остывающим во времени. Если б взрослые узнали, наверняка, наказали, еще и сладости. Ура!

Еще один эпизод с этим почему, пристрастным и привиредливым, но уже из подросковой жизни. И все равно ответов нет, хоть есть варианы разные сценариев- как и почему.

Подростком двенадцатилетним стоишь на третьем этаже стандартной панельной четырехъэтажки и уткнувшись лбом в стекло лицезреишь улицы метаморфозы в восьмом часу вечера. То ли от скуки, то ли отсутствии ключа от твоей квартиры и ожидания прихода одного из родителей с работы. Лоб холодит стекло, мысли рыбками веселыми,  грустными плавают в невесомости. Иногда, это фразы из прочитанных многочисленных книг, или идеи устроить отношения с соседкой по подьезду - пригласить ее в кино-малютку (автобус по выходным с киноаппаратом).

Все это сопровождает аккомпаниент музыки и танцев из квартиры на втором этаже. Вдруг, неожиданно дверь ее распахивается и двое, интуиция подсказывает, хозяйка квартиры миловидна и мужчина спускаются, уже на веселе, чуть ниже. Они закуривают и по подъезду начинает распространяться терпкий аромат женских сигарет с ментолом и мужских (Варна, кажется болгарская, чуток же пробовал), вперемежку с запахом хорошего, дорогого вина. Разговор приглушенный, негромкий их прерывается звуком редких поцелуев и просачивает по подъезду вверх вместе с ароматом духом французких (может шанель №5, а может  рижские, также изысканые и нежные).

Затем, они подниаются к двери, и он, невольный свидетель слышит: «Валь,Валь, бросай, курить и пить. У тебя две дочки, подымать надо, выходи за меня.» И в ответ загадочное - «Извини, не брошу, как не брошу ****овать. Пускай знает. Расскажи ему, если хочешь.» И они  исчезают за дверью, где музыка, танцы, звон рюмок и три, или четыре пары гостей.

Ты  стоишь в растерянности. Что это, и почему ее уговаривает мужчина, кто он и кому должен рассказать о Вале, и что такое ****овать — что то запретное, глупое или радостное. Но слышатся шаги в подъезде и   мигом подымаешься к себе на четвертый. Наконец, кто-то из родителей возвращается поздно с работы. Уже дома ужинаешь, пьешь чай, а в голове мотыльками кружат вопросы, всплывшие в подъездной сцене.

Пыташься тут же прояснить немного сюжет загадочный и суешься с вопросом неуместным к старшим-  а, что такое ****овать? И удивленно, испуганное их - ты где набрался такого словечка. И, чтоб не вдаваться в подробности, увиливаешь- слышал от пацанов на улице. И не получив ответа толкового, уходишь спать недоуменный и расстерянный.

Дабы не утомлять Вас такими накатывающими, порой из ниоткуда, почему и, почти всегда безответными, или туманными намеками на ответ, или метафорами не слабыми, или событиями ударами в лоб. Еще об одном таком жизненном недоумении.

Почему, однажды во время моей  учебы в универе уже на четвертом курсе одного факультета, ко мне подходит Бауржан, аспирант, без пяти минут выпусник физико-математического факультета. С Новым заветом в руке и спрашивает меня как я понимаю вот это место, такая то строка. Кажется, это было Евангиле от Матфея. Почти не помню, как и что ему ответил, но чувство удиления вошло в меня и клином застыло, где-то в глубине души. Немного был знаком с его семьей. Его жена Ирина, чудесная миниатюрная кореянка, улыбчивая и веселая,  восстанавилась к нам на курс из академ отпуска. У них рос сын Темка, задорный и неунывающий пятилетний мальчуган, непоседа и смышленыш не погодам.

И вот, неделю или две спустя на восьмом этаже общаги праздничный день, к тому же выходной от занятий. И мы дружно отмечаем день рождения Иры. Тоже поздравил ее, купил три, вроде, гвоздики и открытку подписали вдвоем с   одногрупницей со стихами пожеланиями. Отлучились затем из комнаты на пяток  другой минут в холл этажа. Появляется в холле одногрупница с дрожащими руками, губами, бледная и еле, еле, как будто выталкивая их изо рта, словами: « Там, там...» Что там, так и не разобрали толком, рванули в комнату. Окно распахнуто, Ира в полу обмороке, запах валидола и  тишина, белая и пронзительная висит смогом в комнате. Кое-кто у окна, кто то в коридоре. Подходим к окну и смотрим — внизу, дело к вечеру, силуэт на снегу с нелепо подвернутой ногой и рукой, худенький и беззащитный, в рубашке и джинсах с алым, растекающимся под ним пятном, Бауржан.

Долгая пауза-шок. Шепот  из ниоткуда -скорую уже вызвали. Беготня    по коридору и звук сирены за окном. Иру увели в комнату к себе ее подруги, вызвали врача, у нее, что то с сердцем было,оказывается,и раньше бывало. Потом, какие-то нелепые слухи о каком-то треугольнике любовном. И вопросы у меня, как звери в клетке, почему? Почему так? Почему нелепо и жестоко? Как теперь Ира и Темка?

Потом, стало известно из протокола бригады скорой помощи. Бауржан был жив еще минуты две как его погрузили в скорую. Не довезли. Медики сказали боли в  это время  он не чувствовал от  шока.

Вот такие   вопросы,безответные порой,сопровождают нас по  жизни. У Вас ,наверное,  как   и у меня,ни один десяток их найдется -белыми, черными и разноцветными мазками разбросаны они тут и там. В провидении ли.
       
Океан, уж без названия, вероятно, знает или также  догадки выстраивает об абсолютном и относительном в подлунном  мире этом.