17 октября

Семнадцатого октября
Я видела тебя,
Ты выглядел отменно,
И это несомненно.

Так сердце вдруг забилось,
Но чуда не случилось,
Хоть было не виденье,
Твоё во мне явленье.

Бывает же такое меж людьми,
Когда заполнит камнем пустоту
Страдающей груди...
И мне теперь невмоготу.
----------


                Этот новый дивный Золотой Век!
От Беллани до Хаксли
             
                Между 1887 и 1932 гг.
Никогда такого не было, и вот опять…

Эдвард Беллани, американский писатель, начал своё движение «назад – в настоящее!», которое вдруг убежало, пока он мирно спал в своей бостонской постели в 1888 году, на католическое Рождество, 26 декабря 2000 года, таким образом, попав в нашу эпоху, что и дало мне наконец повод лично встретиться с автором из прошлой эпохи. Однако было одно неудобство – для личной встречи пришлось ехать в США, конкретно в город Бостон. Тем не менее, я была приятно удивлена, что там всё ровно также устроено, как и у нас, а если и виделись кое-какие различия, то это сущая ерунда, пустые условности, по сути же всё совпадало. Так что же там было, в американском утопическом 2000-м году? У нас, к примеру, сменилась власть, и было заявлено, что теперь у нас будет самая правильная власть на свете, потому что на высший пост назначен бывший силовик из советских чекистов (далее мы его будем называть ССизКБ), потому что в нас уже почти всё оцифровано и аббревиатурено.
Со слов Эдварда, бостонцы (и все остальные штатники, соответственно), в даное время наслаждаются всеми благами цивилизации и принятого всеми без исключения преимуществами общественного строя, который так прост и логичен, что являет собой образец торжества здравого смысла в чистом виде, и очень трудно представить себе, не видя всё это собственными глазами, что таких выдающихся результатов государству и обществу удалось достичь всего лишь за какие-то 100 лет с хвостиком. И никаких тысячелетий мучений и прочей борьбы в анамнезе! Трудно представить себе, что почти до самого конца 19 века в обществе бытовало мнение, что её промышленная система со всеми минусами производственного уклада так и будет длиться веками. Таки нет – настали иные времена, и очень даже скоро, по историческим меркам – просто молниеносно. Этот факт ценнее всего, потому что он доказывает, как скоро люди привыкают к улучшениям своей жизни, как будто манна небесная так и должна сыпаться им на голову задаром (ну почти!), и привыкают ворчать и бурчать по оюбому поводу (пыльный коврик в общем коридоле в билдинге теперь доводить обитателей кондоминиума до инфаркта, а раньше ноги сбивали, бредя миля за милей, по пыльным дорогам, и ничего! А между тем, эти самые реформы (чтобы не сказать – настоящие революционные преобразования!!) в ту пору, когда были ещё только в уме, многим казались неким излишеством. А ведь последствия могут очень серьёзными - преобразователи, видя такую неблагодарность со стороны общества, могут и вовсе охладеть к дальнейшим общественным преобразованиям в том же победительном духе. Они-то расчитывали на вечную благорарность потомков! Какое там – памытники даже самым-самым активным преобразователям походя стали сносить повсеместно. Отсюда авывод: всё дело в породе людской – они простоне любят быть обязанными и не желают всё время кого-то благодарить. Гораздо интеренее, по их извращенноум представлению, всё вреся кого-либо критиковать. Цель этой книги – помочь людям разобраться в социальных контрастах – научиться правильно сравнивать что было, с тем, что стало потом, прежде чем бурчать. А чтобы легче было читать и понимать всё прочитанрное, то дальнейшее повествование пойдёт в форме романа. Те же, кому нравится современное мироустойство, могут и дальше так думать. Всех ведь н научишь уму-разуму скопом. Да и зачем? Ну вы понимаете. Мне больше беспокойства доставляет другая группа лиц – те ораторы и писатели, которые так восхваляли двухтысячелетний рубеж, очередной миллениум человечества, больше думали прогрессе, который меняет будущее, я же хотел бы сосредоточиться на ошибках прошлого, этих подводных камнях завтрашнего дня, способных пробить днище самого укрепленного лайнера. Ну вот и всё напутствие, и путь говорит от самого себя уже мой герой – Юлиан Вест.
1.
Я родился в 1856 году 26 декабря, в городе Бостоне. Каждый из вас мог бы мне возразить, резонно подумав, что я ошибаюсь, и что год моего рождения – 1956. Да, я совсем ещё молодой человек, на вид лет тридцати, но дата моего рождения именно такова, как мною указано выше. Как теперь известно, в конце 19-го столетия цивилизации, хотя бы чуть-чуть похожей на то, что мы видим здесь и сейчас, в 2000 году, конечно же, не было, хотя в том нашем обществе уже бродили элементы, способствовавшие всему тому, что появится только к 2000-му году. Сословные различия, бедность и богатство в контрасте, всё это было. И как удавалось в общем стремлении жить исключительно на доходы со своего капитала, при прежней системе промышленности, слишком долго рассказывать. Вся промышленность принадлежала людям, имевшим большие деньги, или унаследовавших её от родственников, имевших много денег, которые получались как бы сами по себе - из процентов по вкладам. Люди закона не переставали бороться с ними, но всё напрасно – и тогда в конце 19 века законники в лице правительства просто махнули рукой на это непобедимое зло. Тогда был ещё очень живуч предрассудок, что общество должно быть поделено на две части – одни тащат верёвку, или свою лямку, а другие просто едут в экипаже. Так было всегда, и всегда так пребудет – именно это думало общество. А вот что деньги можно делать из денег же, никто даже не замывался. Или так: купил топор за три гроша, а продал за пять. Вот у тебя уже есть 2 гроша из ниоткуда. А те, у кого денег вообще нет, ничего не смогут купить, сей факт достоин сожаления, но ничего с этим не поделаешь. По этой причине наша философия не дозволяет думать о том, что непоправимо. А ещё один любопытный факт: это чисто галлюцинация, в силу которой те, кто сидел наверху повозки, думали, что всё, что есть вокруг, никак к ним не относится. Потому-де они существа особого, высшего рода. Даже я, простой человек из народа, когда мне повезло однажды ехать наверху экипаже/, я сразу же искренне разделял всеобщую галлюцинацию и с удовольствием почувствовал себя высшим существом. Так что поверьте мне на слово. Погонщиком в этой ситуации был год, который не оставлял ни минуты на передышку. Да, наверху всегда было немало народа, которые ни за что не хотели сойти вниз, даже когда дорога и не была такой крутой. И эти мета наверху строго охранялись и передавались потомству. А меж тем, люди, тащивши е этот экипаж и в грязь, и в стужу, являли собой удручающее зрелище. Не сострадать им было невозможно, и некоторые сердобольные укзывали им верить в будущее, когда они после смерти своей получат райское вознаграждение, если будут терпеливы и дальше.
И вот мне исполнилось 30 лет, и у меня уже была невеста, у которой также имелось место наверху экипажа.  Се те, кто только недавно попал наверх экипаже, быстро обзаводились привычной здесь галлюцинацией и верили в то, что никогда уже не окажутся внизу, сред тех, кто тащит на верёвках этот экипаж. И потому, в минуты, когда экипаж переворачивало стихией, они щедро ограничивались перевязками и мазями для тех, кто в этом деле пострадал.  Та вот у меня уже была невеста, но свадьба откладывалась. Так как я ещё не достроил новый дом для своей будущей семьи, а он был расположен в самой богатой части города. Если я вам скажу, что моя будущая жена была не просто красива, но ещё и грациозна, женщины из 2000 года особенно громко начнут возражать – мол, она никак не могла быть грациозной. Потому что костюмы тех времен были неуклюжи и тяжелы. Отчасти это так. НО, смею заметить, в 19 веке женщине совсем не обязательно было тыть красавицей и образцом грации, хватило бы мало-мальски приличного приданного, и у неё тут час же появилось множество женихов. (Однако, справедливо и обратное – бесприданница может быть чудо как хороша, но женихов у неё не будет, разве что старый хрыч с денежным мешком позарится на такую невесту. Все иные будут унюхивать, в первую очередь, деньги. Так вот, я о дом, его должны были достроить к 1886 году, но тут как раз началась полоса стачек и забастовок люди снизу отказывались тянуть веревки за те же денежки, то есть, за гроши. Бастовали каменщики, плотники, живописцы, короче все, кто имеет дело к строительству. Каждое сословие жило обособленно, на свой манер, и никто иной поблизости не селился. В 1873 году разразился большой промышленный кризис, и всё закончилось утверждением нынешней промышленной системы.
Отсюда, из будущего 2000 года, всё в нашем 19 веке видно очень хорошо – даже ребёнок, не будучи ни разу пророком, поймёт это: отношения между хозяевами и рабочими было ненормальным. Рабочие как-то сразу и дружно заразились галлюцинацией, что отношение труда к капиталу должны быть иными, если взяться за дело с уменьем. Они повсеместно требовали повышения зарплаты, участия в управлении делами и даже пожелали делить с хозяевами их роскошь. Однако одно дело требовать, а другое дело – взяться и сделать, но что и как конкретно, они не понимали сами, и тот ярый энтузиазм 1873 года канул втуне, помочь своему горю они не смогли. Хотя и сумасбродным казалось нам всем, кто наверху, это стремление рабочих классов к изменению своего горестного положения, мы е могли не отметить их солидарность и преданностью своему делу, Самые пылкие политики из нашего круга утверждали при том, что общество сможет существовать стабильно только при условии, что вся масса рабочих будет работать много и жить от малого, впроголодь, а цивилизация нужна лишь для того, чтобы общество взошло наверх, потом снова низвергаюсь в пропасть, чтобы затем снова начать выкарабкиваться оттуда. И всё же, несмотря на полный разнобой мнений, в обществе всё больше крепло убеждение, что мир приближается к большому кризису. А какого шуме наделала небольшая кучка людей, называвших себя анархистами и задумавшая устрашить американцев, заставив их страхом разделить их взгляды и принять новый общественный строй! Так день моей свадьбы был снова отодвинут жесткой рукой судьбы.
2.
30 мая 1887 года выпало на понедельник это был народный праздник под названием «День украшения могил» - в это день поминал воинов, погибших во имя сохранения Соединённых Штатов Америки, Мы поминали старшего брата моей невесты. Сидя в гостиной, я взял в руки газету и прочел на свою голову плохую для меня весть – намечалась новая стачка рабочих, и строительство моего дома для будущей семьи сова откладывалось. И самое страшное было то, что во всём мире рабочие словно взбесились. И нигде в мире не было покоя, за исключением Гренландии, Патагонии и Китая. Последние предвидели, что очевидно, незачем ввозить в их и без того хорошую страну западную цивилизацию, ибо это и есть прикрытый динамит. Напоминаю, в нашу пору, сто лет назад разница между сословиями была куда большей, чем у вас, в 21 веке между национальностями, когда сословий почти нет, а точнее, они есть, но нет слишком жёстких границ между ними. Сам же я принадлежу в богатой и образованной семье и могу свободно наслаждаться всеми благами цивилизации, особо не напрягаясь. Мои родители вели такой же образ жизни, и я естественно полагал, что и мои дети будут также хорошо жить, как и я. Вы, в своём 21 веке удивитесь, как можно жить в такой лени, да ещё таких же ленивых всем обеспеченных людей? И всё это благодаря моему прадеду, КОТОРЫЙ СКОЛОТИЛ КОЙ-КАКОЙ КАПИТАЛ И ЖИЛ НА НЕГ7О, ДА ЕЩЁ НА ПОТОМКАМ ОСТАВИЛ, ЧЕМ ПОЖИВИТЬСЯ.
Тайна накопления без израсходования человеку несведущему может показаться неким волшебством, однако это было ловкое применение приёма, потом, к счастью, исчезнувшего, однако в нашу эпоху, сто лет назад, это искусство – перекладывать всю тяжесть труда на других, а самому снимать только сливки, - была доведена до совершенства. Жить на доходы с капитала – на проценты, как теперь говорят – сделалось стремлением всего нашего общества. Таким образом, столь неестественный порядок существования никак не осуждался нашими отцами и дедами. А вот люди закона всеми силами старались уменьшить размеры процента. Возможно, они, живущие на одну только зарплату, просто нам, капиталистам, немного завидовали. Чтто было потом, вы уже знаете.
Но все попытки рабочего класса занять с нами равное место, ничем хорошим не кончались. Человечество сравнивали с кометой, которая вращается по параболе, и оно, достигнув предела, затем точно также исчезает в бездне неизвестности. Но рабочие не успокаивались, и кризис только нарастал.  Так мы подошли к празднику, придуманному нашими дедами – Дню украшения могил – 30 мая 1887 года, а у теня старший брат погиб на войне, так что и я должен был отдать дань уважения этому празднику. Однако рабочим, которые без устали устраивали свои забастовки, никакого дела не было до моих забот, то есть, до скорейшего окончания работ по строительству моего нового дома для моей будущей семьи. Мои родственники мне очень сочувствовали, но помочь в этом деле никак не могли. Во всем мире рабочие бесновались как могли, и дела повсеместно шли всё хуже и хуже. И только в Китае всё было спокойно – цивилизацию туда просто благоразумно не пустили.
Тут я подумал, что можно сговориться с невестой и начать готовиться к свадьбе. Невзирая на кризис и отсутствие собственного нового дома. Я отвёл её в сторону, ещё раз восхитился её красотой и грациозностью (хотя последнее это качество может показаться современным женщинам просто невозможным, по причине ужасно неловкой и громоздкой одежды наших времён, но смею вас уверить, что в случае с моей невестой дело обстояло именно так – она была красива и грациозна и в этой нелепой одежде. Вопрос закрыт. В это вечер она была особенно хороша, траурное платье подчеркивало её изящную красоту. Белизна её лица казалась чрезмерной. Проводила меня до парадной, подарив сладостный поцелуй, и ничто не предвещало, как говорятся в таких случаях.
Итак, я ушёл раньше, чем обычно, потому что ночь накануне я почти не спал, Моя невеста знала об этом и настояла, чтобы я поскорее шёл домой и лёг в постель. В этом большом деревянном доме жили ещё мои дед и прадед, теперь же я занимал его один. Дом был по-своему изящен и красив, но в последнее время здесь уже было построено множество фабрик, что создавало массу неудобств. Дом я выставил на продажу, и в ожидании покупателя только ел и спал в нём. Никаких приёмов здесь я не проводил. Спальня моя была подвальном этаже, там было тихо и темно в любое время суток. Стены и пол были покрыты толстым слоем гидравлического цемента, во избежание сырости в этом помещении. Поверх цемента стены были выложены каменными плитами, а дверь была железной, это, в случае пожара, могло служить надёжной защитой тех ценностей, которые в этом доме имелись.
Перед сном я стал читать почту, которую слуга положил на тумбочку рядом с моей постелью. Потом объявился доктор, его вызвал слуга, который с помощью своих магических манипуляций погрузил меня в сон, так было всегда, когда я уже двое суток не спал. Пробуждал же меня ото сна мой специально обученный этому делу слуга Соейр.
С. 31 в желтой книге

Пропущен текст (нет писем в сохранении с вложением) за субботу 20 дек. 2025
---------------------------Продолжение в пн 22.12.25
Итак, я впал летаргию и проспал более 100 лет, и если это не чья-то проделка, то что это тогда? Я долго разглядывал своё лицо в зеркале, оно ничуть не изменилось с того дня, когда я смотрелся в него 113 лет назад, если верить моему так называемому спасителю, который отрыв яму как раз там, где находилась моя подземная спальня. Нет, конечно, этот какой-то подлый обман. Меня охватил приступ бешенства.
-  Избавьте меня от ваших новых выдумок и скажите наконец мне всю правду о том, что со мной случилось! – закричал я, надвигаясь на моего собеседника.
- То есть, вы хотите сказать, что не верите, что сейчас на дворе 10 декабря 2000 года? Так поедемте со мной покатаемся по Бостону, посмотрите, что там, наверху, сейчас и сравните, так ли всё это было 113 лет назад! – тоже возвысил голос мой визави.

4.
Моего нового друга звали Лит, я ему сообщил своё имя – Юлиан Вест. Мы сидели в креслах, у него в гостиной и я с удивлением говорил ему. Что более всего меня поразило то, что уровень благосостояния граждан намного выше того, что был в моём веке. Количество вещей, которыми они владели, было безмерным по сравнению с теми, что были у нас. Лит выслушал мои восторги и потом сказал, что ему лично было бы очень интересно посмотреть на Бостов конца 19 века. А уж чрезвычайная индивидуальность жизни людей была никак не совместима с духом общественной жизни. Ту малую роскошь, которой располагали люди 19 века, они тратили на частную роскошь, и это считалось правильным. Теперь же всё наоборот – всякую прибыль люди стремятся истратить на нужды общества, и никому в голову не придёт тратить излишки на себя или на даже на свою семью. Это считается чудовищным бесстыдством.
Тут нас позвали в гостиную, и мы оказались в дамском обществе. Жена Лита была того же возраста, что и он, приятная дама во всех отношениях, а дочь Лита – это просто совершенство во всех смыслах. Даже не рискну давать её описание. И никогда ещё мои умственные силы не были так живы, а слова проницательны. Это был без всякого преувеличения чудеснейший вечер во всей моей жизни. Эдит, так звали дочь Лита, в разговоре почти не принимала участия, но взгляд её был направлен на меня неотрывно, и волшебное действие её красоты заставило меня напрячь все свои силы, что сдерживать растущее во мне желание сблизиться с ней как можно скорее. Между тем, выяснилась в этом разговоре и судьба моего старого дома – груда пепла наверху металлического покрытия моей тайной спальни-камеры красноречиво говорила о том, что вся деревянная постройка сгорела дотла. Сад, выросший на месте моего бывшего дома, свидетельствовал о том, что на месте моего сгоревшего дома более 50 лет был пустырь.
В 10 вечера дамы отправились спать, а мы с Литом продолжили беседу, я же при этом с ужасом думал о том часе, когда останусь один, подавленный скопом новых мыслей, страшно беспокоивших меня. И я, чтобы не молчать, стал расспрашивать Лита о том, какое разрешение они нашли для положения рабочего класса. Это была загадка сфинкса 19 века, который грозился поглотить всё общество, потому что ответ ещё не готов. В таком случае весьма удобно проспать 100 лет, пока этот ответ подоспеет. Впрочем, обществу и решать ничего пришлось – загадка сама по себе и разъяснились -  в промышленной революции, хотя в 1887 году такая эволюция не признавалась. «Удивительная слепота!» - воскликнул Лит по поводу отсутствия в нашего общества даже проблеском политико-социальной прозорливости. – «Да, наше общество как бы потеряло якорь, всех несло по течению, и мы больше всего опасались подводных скал! У нас даже была пословица: «Оглядываться назад гораздо полезнее, чем всё время смотреть вперед. Больше всего нас пугали непрекращающиеся стачки, которые устраивали толпы рабочих!» – ответил я. – «Ну, это следствие возникновения высокой концентрации капитала, -  сказал Лит. -  Пока было множество мелких предпринимателей, каждый был занят своим делом, а когда крупные стали поглощать мелких, рабочие оказались в большинстве в этом противостоянии.  Люди стали понимать, что большие предприятия готовят для них иго куда более страшное, чем множество мелких собственников. Надвигалась эпоха корпоративной тирании, безжалостной и жесткой, а пот ому, в конце концов, бессмысленной. Уже почти всё находилось под контролем синдикатов. В Америке уже невозможно было начать дело без большого капитала.
-------------------