гав!

Бродячие собаки съели цепных.
Цепи остались уныло звенеть в талом воздухе.
Голодный с отвращением смотрит в сытого
и видит в сытом своё надломленное ребро.

Тогда я оторвал твои губы и съел их.
Мои пальцы стали бездомной собакой.
Бездонным питбулем,
до краёв наполненным голодом.

Я целую твои поцелуи
и надламываю предплечье.
Из него вылетают собаки
с наглостью, с воем, с откровением одиночества.
Отчаянье в глазах брошенных.
"Вчера я загрыз хозяина,
а сегодня жду его ласки".
Преданность и предательство начинаются одинаково.

Я ломаю твои переломы.
Я прошу тебя "Бей меня! Бей меня! Мне нельзя доживать до старости.
Это всё потому, что я хочу узнать внутренний цвет облаков".
Я подношу спички к твоим ожогам.
Я кладу тебя спать на заправку и обливаю бензином.

В начале всего был лай.
Лай переносит бешенство.
Страх. Озлобление.
Рвать игрушечных куриц,
к которым ты меня приучила.
Цепь врезается в шею.
Я зашиваю тебе в живот устриц.
Мы построим новое поколение.
Все вернутся в море.
Я буду лаять на берегу.
Каждый бунт - это попытка кричать громче.
Ты родишь безголосых безлицых детей.
Говорят, в крематориях
люди распадаются на печальных собак.

Они врали про Хатико.
Нам больше некого ждать, мы их съели.
И Луну, и Солнце съело созвездие Большой Пес.

И я съедаю твои следы.
Мир не совершенен.
Но это не важно.
Я даже пытался
застрелиться,
но вчера ночью
из твоих глаз вышли собаки
и сожрали мое лицо.