Я не знаю ни ритма, ни метра, ни речи частей

Я не знаю ни ритма, ни метра, ни речи частей.
Я пишу, как ребенок, который пока что ничей
не подвержен науке, хоть скоро довольно им станет.
И разве мелодия – закономерность крючков на бумаге?

Ведь фигура на плоскости вовсе не та, что в объеме
Линию жизни не просто прочесть на ладони,
Прижатой к стеклу, да к тому же и пьяным.
Все мы в пепле, в дыму, в ядовитом осеннем тумане,

Где мечемся с жаждой тепла или просто кого-то,
Забывая, что это все плоскость без выхода-входа,
Мы боимся теней, тишину разбивая неровно шагами
Обвивая пространство вокруг страхом и проводами,

Которые делают свет, но свет этот вовсе не греет
Он холодный, как снег, в нем становится только яснее
Что годы идут, а зима вот слишком уж близко
Мы смотрим наверх, поднимаясь, и падаем низко.

Мы боимся любить, чтоб однажды не стать позабытым.
Чтоб не видеть в отбое себя, или хуже – побитым
Так и я, все жмусь в угол, и тщательно кутаю раны
Под плащом, весь дрожа, а на деле мечтая о странах,

Что я видел тогда или тех, что когда-то приснились
Я бреду босиком по мосту. Магазины назло мне закрылись.
А мне бы чего-то от боли, чтобы немного забыться
Или домой забежать, и сейчас же закрыть все

Замки. Лишь бы дом был не просто три буквы.
И ночью в кафе, глядя в зеркало, вымою руки
Вещи снова в рюкзак, книгу Бродского с полки,
И бежать в пустоту….