Дирижёр

***
Ничего подобного не случалось в этом зале. Сегодня дают концерт...
***

Аплодисменты. Я вышел. Я во фраке. Я здесь. Тусклый свет переминает лунный и показывает ему диодовый язык. Мои фосфорные белки негодуют.
Ведь в зале сидишь ты, а я в тебя по-прежнему-звериному влюблён. Я не знаю, кто ты. Ты - узнаешь. Человеческая душа неизвестного вида юркнула ко мне в интервале шага и подала палочку, похожую на зубочистку, которой запросто можно выколоть глаз, как рыбе - с водой, или накрутить сейчас мои оголённые нервы на неё.
Ты достаёшь платок. Впрочем, ты и сама об этом знаешь, и ронять его, к тому же, не собираешься. Случайно платки роняю, кажется, только я.
Оркестр готов. Трубач ничуть не гениален, однако губу верхнюю рвёт. Скрипачи - через одного - в очках. Тарелочник - ах, какой искусный кухонный обман! Вы в этом убедитесь, когда начнёте его слышать, пока слушаете. Пианист. Пижон. Люблю его - жуть, подлеца. Арфистка. Добрый вечер.

И...

Вспорхнула бабочка. Я ловил их раньше в кепку. Брал за беленькие крылышки. Они шевелили паучьими лапками, как велосипедисты. Я дарил их тебе. Верю, что дарил - праздником, стаей. Однако хватит... рыбак, натяни струны арфы и поймай на них рыбу - любовь свою, кровь свою, струями рек - в цепь - в цепь - в шторм! - в море...
Откуда я выбрался. Фрак промочил, чуть измял. И - ну!
По груди! По ушам твоим! Золотом!
Багряное на песке - сцена. Изнывают смычковые.
Скрипачи попали друг другу в глаза.
Piano...

И зачем вы здесь? Да, это я вам. Да-да, именно вам.
Нотки чёрными угольками, на лету - пеплом, окурками - на пол. Я бессильно махаю палочкой, но изящно, как только могу, как положено классическому. Нет, это не мне. Ты смотришь на меня слезами. Жемчужины падают. Я докурил недельный запас сигарет (кто мне их подавал?), весь полыхая дымом и изображая распятие двумя руками. Не рубаха, а газета. Выдохся мой трубач. Я тебя не поцелую.
Кто-то просто украл мои очки. Может быть, поэтому я не вижу нот? Это не оправдание! Какая истина бьющемуся в стену головой? Твои соломенные хлебные локоны не могли дать этого испытания. Нет, нет. Я сам расшиб лоб. Ворот в земле и крови. Ах, право, жаль, что солнце не видит концерта! Ему бы понравилось. Какофония - некрасивое слово. "Драбадан" мне нравится больше - он ритмичен. Я его понимаю. Я тебя не понимаю. Солёный диез. Скрипачу конец. Забудь о моих глазах - они - цвет переносицы, который я продал миру. Мир продать было бы неплохо. Да.
Я хочу фруктовую жевательную конфету. Во рту - горечь - признак стресса. А вдруг? Вдруг - мой друг. Брат. Отец. Играй, играй!! Торжествуй по-испански! Венгерский салат!
Свёкла. Прохладой задел ночной ветер. Лето. Зачем мне знать, что там выше? Разве я не погибну?
Взмах!
Ты идёшь ко мне. Ты идёшь ко мне...
Не ногами, а значит, душой. Как печёнкой - и той отравленной алкоголем. Джином. Ты можешь и воздух целебный вдохнуть - где-то там, в городке, я тебя понимаю. Послушай... Он съест тебя утром в кафе. Где юркий? Подал бы мне кофе, жаркому, чёрному негру в работе. Идёт мне белая папироса, тобой купленная. Вином запятнана - последняя... в вине!
Падает тарелочник. Станет великим. Мой галстук растрёпан, изорван, - Отрепьев. Ты довольна. Ты плачешь. Ты спасена.

Мой оркестр разрушен. Помпеи - в моём искуренном пепле.
Я жилами проступил на стойке. Арфистка стала вафлей. Пианиста отпели тут же в рояле.
Я падаю.... Вверх...
Взмах палочкой...
А может, кто-то рождён для того, чтобы таким же громогласным шёпотом крест-накрест положить антоним на могилу. И палочку - бросить. Вверх, чёрт возьми! Там красная глина! Там яблочный сад и обожжёные мои скулы от тебя улыбаются. Чёрт возьми! Возьми, и не возьмёт, ведь нет меня. В пояс потёртый поклон хрустящий слепой мой. Тебе.
Аплодисменты.

***
В зале сидел весь мир. Лишь одной персоны лицо удалось различить. Критик: "Оркестр не слажал ни разу - клянусь Бахом."
***