Вечер дружбы, а не шуры-муры

                Посвящается Б.С.


          "Здравствуй, я из юности пришёл!
           Знаешь, там сегодня хорошо!
           Слышишь, нынче в юности весна!
           Впрочем, там ведь целый год она..."


    Середина знойного лета. Ещё целая неделя до августа - месяца
 серьёзного, по сути предвестника осени. Месяца, когда я безжалостно
 становлюсь на целый год старше.


      Весь день мне хотелось дурачиться и смеяться, что я и делала
 даже в кабинете врача, источая, как мне казалось, искры остроумия
 и весёлую летнюю энергию. В тот день я побывала у травматолога, где
 наслушалась всяких ужасов про свою коленку, щиколотку и бедро:
всё подлежало капитальному обследованию, ремонту и протезированию.
Однако, в тот день я себя чувствовала, как нельзя хорошо, а потому
 не могла всерьёз поверить в такие неутешительные прогнозы...

Прихорашиваясь в туалетной комнате поликлиники, позвонила
 другу юности - он проживал недалече. Предложила встретиться.
О встрече договаривались много раз, но всё что - то мешало.
Последний раз виделись лет девять назад по случаю рождения у меня
 внука. Он очень был рад моему счастью. Я и сама была в шоке от
 такого неожиданного подарка непредсказуемой судьбы. Тогда ещё он
 подарил мне люстру с хрустальными подвесками в виде маленьких 
голубых дельфинчиков. Внучок, засыпая, долго любовался их мерцанием.

    
     Встреча, как ни странно, состоялась, что слегка взволновало и
 даже смутило. Мы слегка неловко смеялись и куражились, радуясь,
что всё оказалось так просто: вот, взяли и встретились!

     Он был в синей фирменной джинсовой курточке,- у меня тоже такая
 есть, хорошо выбритый и по-прежнему молодой, насмешливый и весёлый.
От него пахло табаком, дружбой и ещё чем-то забытым.
Взглянула на него украдкой: виски поседели. Это хорошо,
когда друзья стареют вместе с тобой. Не так обидно.

     Я же была в синеньком "выходном" платьице, со своей фирменной
 улыбкой и мои воздушные волосы, выжженные солнцем, сияли, как ореол.

     Недолго размышляя, купили вино нашей далёкой молодости
 и немудреную закуску. Побродив по окрестностям, устроились
 прямо в соседних от поликлиники зарослях сирени на поваленном дереве.

    "Ну, что, подруга, - молодым и весёлым голосом подзадорил он меня
 после третьей рюмки, - давай, читай свои глупости! Послушаем!"

     Я достала из сумки последний сборник альманаха, где мне было
 отпущено аж целых десять страничек, глотнула для смелости
 ещё глоточек вина и выразительно прочитала миниатюрку, где всё до
 слёз было пропитано правдой о нашей юности. Такой вот бесшабашной,
нищей, весёлой, студенческой, целомудренной. С пивом в трёхлитровых
 стеклянных банках на берегу нашего холодного Рижского залива. Я пива не пила,
а сидела на берегу и наблюдала, как друзья купаются в ледяной воде.
Потом лечились от простуды чаем с водкой и малиновым вареньем.
И песнями под гитару и про ясный огонь и про королеву Непала.
В этом рассказике говорилось и о моей подружке, которая некогда
хоть и недолго, но была его любимой...

     В далёкой юности мы с Наташкой  считали его смешным "малолеткой"
- он был на целый год моложе и постоянно кривлялся из окна общежития
 студентов РПИ*,  которое находилось прямо напротив Наташкиного дома.
Как-то пригласил нас на жареную картошку. Так вот и познакомились.
Он учился на архитектурном факультете. Вскоре сдружились и у меня
 появилась возможность кому-то поныть , когда надо было выплакаться
 после очередной обиды. Он со мной тоже делился своими секретами.
Помню, как терпеливо он помогал мне заниматься на аппарате с котиками
 после операции на глазах. Строго следил, чтобы меня никто не обидел.
Ещё он замечательно рисовал. Где-то лежит, написанный им мой портрет,
где я похожа на изящный цветок на длинном тонком стебле...
Подарил он мне  для рисования свою доску, всю размалеванную красками.
Давно это было. В 70-х.

     Потом мы завели семьи. Он, как и все мы, мужественно и
 яростно устраивал жизнь своей семьи на ровном месте, вернее, в аварийном 
доме, где сам провел электричество, воду. Там частенько проходили наши
"богемные" вечеринки. Мы пели, читали стихи, разрисовывали ничейные двери
 и стены. В те времена быть бедным не считалось зазорным.
Стыдно было не иметь цели, сидеть на шее у родителей, не читать книжек и
 быть "дешевкой".
                "Кто честной бедности своей стыдится и все прочее,
                Тот самый жалкий из людей, трусливый раб и прочее".**
 
Ценились ум, талант, целеустремленность, духовная красота, чувство юмора,
умение преодолеть трудности и при этом не спасовать и не запачкаться.

     В дурные 90-е годы именно с ним мы поехали в свою первую челночную
 поездку в славный город Питер и, потеряв от усталости  набитую покупками
 трёхэтажную сумку, ничуть не растерялись. Скинулись и за полчаса до отхода
 поезда всё начали сначала с оставшихся пяти или десяти долларов.
Наш девиз был: "Не сдаваться и не вешать носа! Никогда! "
В поезде, уже весело смеялись. Выжили!

     Не виделись, порой, годами, а пульс дружбы чувствовался постоянно.
В любое время суток у него был готов для меня самый правильный совет.
Порой грубый, но честный.
Был и период несостыковки... Не знаю, чья вина, но просила прощения я.

     И вот мы встретились. Раскурили по сигаретке.
Я вообще-то не курю, но за компанию... Выпили вина, с каждым
 глотком,  чувствуя себя всё моложе и моложе.
Осмелев, я прочитала ещё одну миниатюрку про зиму - чаровницу дивную,
спев слегка охрипшим голосом все вставленные в рассказик песни...

     "Давай выпьем ещё,  и ты подпишешь мне эту книжку",- приказал мне
 подобревший друг голосом В. Гафта и почему-то очень нежно прикоснулся
 к моим волосам. Я и виду не подала, что это заметила. Как и его взгляд
 и многое другое, что к нашей встрече не имело никакого отношения...

     Солнце опускалось в завтрашний день, похолодало. Он накинул мне
 на плечи свою куртяшку. Расставаться не хотелось. Душа истосковалась
 по общению... И нас понесло. Воспоминаний было больше, чем вина.
Хотелось и плакать и смеяться одновременно. Мы галдели, перебивая
 друг друга. И уже вдвоём попали в какое-то нереальное облако живой
 радости, где нет места возрасту, бедам, болячкам и прочим печалям.
Переполненная дивными ощущениями, я с размахом подписала ему на память
 первую страницу альманаха.
   
     Забыв, что мы друзья и когда-то клялись, что никогда не
 променяем нашу дружбу на простые отношения "женщина-мужчина",
мне, всё-таки, кажется, молча предложили поцеловаться...  Обалдеть!
Видно, летний вечер был чертовски хорош! Или мне причудилось...
Но поцелуя не получилось - дружба была против этого.
Тут же, почти протрезвев, я засобиралась домой. Скорее, пока карета
 не превратилась в тыкву, а весёлая красавица в грустную старушку!
Скорей, скорей, пока всё не испортили! Ох уж этот основной инстинкт!
Даже платочек свой сиреневый забыла второпях. Ладно. На счастье!
Недопитая бутылка с вином полетела в зелёные заросли пахучей травы.

     "Ну, что, - теперь опять лет через десять встретимся?"-
крикнул он мне вдогонку, слегка обиженно сверкнув  глазами.
     Я ничего не ответила. Я спешила на трамвай.
Меня переполняли весёлое торжество, лето, воспоминания...
Всю дорогу я медленно покачивалась  в такт стонавшей
 во мне музыке, крепко держась двумя руками за
 поручень, стараясь удержаться на крутых виражах.
Меня красиво - так мне казалось, мотало из стороны в сторону.
Ну совсем, как стриптизершу в дорогом ночном клубе
 вокруг шеста. А, может, и получше. Душа пела:

           "Вася, посмотри, какая женщина!
            Вася, да она ж чернея негра!
            Вася, ах зачем она обвенчана
          С королём по имени Махендра?"


     Ух -ты, а я, оказывается,  ещё могу нравиться!
И мои вирши, кажется, растрогали столь строгого и въедливого критика.
И хорошо, что мы не поцеловались...

Рига, 2015.

 * Рижский Технический Университет.
 ** Роберт Бернс