Ни зол, ни божьего

необоримо нагие вещи на прах грядущий
опророчены мертвых голосов стаи,
увитые спиралями беззвучия
останки теней иконами стали,
будь нищим, собирающим плевла,
начатком слепоты, вырвавшей свет
из зрачка обезображенного солнца
печалью, заключенной в цикутову ветвь,
бескровной плотью, разбившей скрижали,
чистотой проклятия, познавшего самоё себя
ни зол, ни божьего
уста гноя к ране рассвета припали...

образ, богооставленный образ
притязают, молят о нём
в когтях взгляда, с икон
лакая масло, похоть жертв
ни единому знаменью
не преподнести нам черт
на цепи чудотворства
будимые темнотою на алтарном дне
воззваны в яд и погибель
ради багряного, плотского солнца
воззваны в земное, дабы солнце
стало лелеямо и кормимо, где
позвенность господня молится,
дабы я воскрес своей двоицей...

мы выращены голодом, сошедшим
от смутного божества,
влача блуд, его темный лязг
по ступеням краегольных пород,
скованная раздором полнота
в зияньях жажды поклоненья
неведомого касаясь
и им же обесчещиваясь,
до изъязвленья, изъявления
грязного духа, до проломов
изначального мрака,
отверстых ран, сжатых в единое
собою помраченных становлений,
все меркнущее в пророческой тени
оскудевшая печать вер,
безотрадная ночь - зоркие химеры,
разорванные слепотою сотворенья,
безродный долг оглушенного начала,
неутешный Очевидец, призывает
имя своё, обрашая скорбью...
услады вращают венцы темнот
начатки исчадий,
руины Назарета откровений,
царствует избавление, взгляд
неотвратимого окончания...