Милая, милая...

Милая,
   милая,
Помнишь ли,
Как вечером темным
По улицам шли.
Как фонари к нам тянулись лапами
И тень твою жадно лапали.

А я? Я молодой!
 Еще худой.
Еще не обученный жизнью в то,
Что самым теплым для сердца пальто
Будет сшитое из лоскутов
Взглядов твоих и слов.

Кто он? Как он, твой муж, когда
Сделал тебя такой счастливой,
Что эта желтого льда звезда
Кажется спелой и сладкой сливой?

Что он шептал тебе? Чем
Сердце твое так собой изувечил,
Что даже память щеки о плече
Стерлась во взгляде лучшей из женщин.

Я? А что я?
Я все также один
Шагом походным тревожу дороги,
Зная, что взор мой пустой глядит
В прошлое, как надзиратель строгий.

А может права ты?
Конечна права.
Вряд ли бы стал я приличным мужем.
Разве смогла бы степная трава
Волку лесному сойти за ужин?

Разве стерпел бы я каждую ночь,
Взглядом притихшим лаская плечи,
Не замечать, как бормочет в окно
Пьяный от скуки и шепота вечер?

Смог бы не трогать свою я боль?
Строить не мир, а уютный домик,
Где с головою меня уронит
В воды вечерние сон-алкоголь?

Зря эта встреча!
Зачем эта встреча?
Что она сделала с вечером серым?
Как удалось ей так изувечить
День, год, столетие, эру?

Милая, милая, вдаль посмотри,
Видишь, машины сухими глазами
Липнут к дорогам, чьи фонари
Нас навсегда связали.