Tristan Tzara - L Homme Approximatif Часть 15 пере

L’HOMME APPROXIMATIF



Часть XV

коль скоро солнце нагрузило вдоволь добычею
парусники жары набухшие сосцы земли
забили в небо струями манны своей из бездны и огня

на склоне скрытом сетью из аканта с виноградною лозой
взрыхляет лемех дымку гномов под фальшивым чахлым глинозёмом
покуда сквозь её полярное ушко неистовство являет мир
несовершенных звёзд арктическое кровоизлиянье
сочатся на аллею волны лавы
бутоны огоньков блуждающих из воздуха пристёгнуты к морозу
тот из железного потока своего мёд извлекает из неосторожных звуков
и всеобъемлющая безнадёжность что вцепилась в остов ночи
хватку ослабила такова сила светового зова
едва обвившись вкруг вечера твоей обнажённой шеи ветер
перечеркнул воздушные предместья неизменного лица
с этого времени он дует тайно призывая
покинуть нескончаемую ванну вкрадчивый рассвет
и волны распряжённые сжимаются в мехах аккордеона -
дрожь поглощает и воспроизводит разные вершины
рассеивается упряжь всех цветов по всем ветрам
за горло скрипку ты берёшь
и позже в храмах ты внимаешь оттепели её речи
но тут нежданно за конёк крыши соломенной хвать птица
факел желаний неотёсанных 
день зажигает пробудившийся у нас в груди

справляют кристаллическую свадьбу
на ней шампанского морского всходят свежие побеги
уже провозглашают экипажи скорые прибытья 
монет серебряных монет из кассы редкостного утра
и солнца пруд глотает афродит тумана
брызжет по стенкам раковин раннее молоко их лет
ты приглашён на завтрак своей жизни
шаги твои плетут уже растущую тревожащую даль
идёшь ты голову задрав аки травинки трав
доишь ты свет ручных холмов
нагой свет стелется у ног твоих
и тех кого ты зарождающимся своим словом в шерсть овечью облачаешь
но пред молитвами твоими соткан атмосферный путь
            где движется рывками эхо
путей корзина что встречаются вокруг катушки
возраст готов принять тебя в искусные свои тенета
из коих трудно вызволенье и где сеются мучительно воспоминанья

ну а затем пламени ветви вышивают тоненькие щелочки зенита
благодаря которому в себе пустил ты корни
трубка во рту полуоткрытой двери
её твой поцелуй раскалывает на два полумесяца посменных досвиданий
уходит на покой потир покорный
ложится мордой на пылающую лающую часовую башню
та звонкою неразберихою своей подробно излагает упущенье
за талию поднята церковь с косогора
окроплена приливом бахромы  гулко трещащих вспышек
выгрузка звёзд без навыка без передышки
их плодоносный лагерь среди нас

а длань господня осязает напряжённый пульс руля
неустрашима и ровна кровь зодиак бичует
покуда от родителей невесты не изойдёт достопочтенный плач
вскормлённый риском клокотанья вулканического сока и
              состава что несётся
именно здесь жизнь разорвалась будто червь
и обрело дитя себе приют свой в колонне хладной
за коей следует извечный плоти стон

на коже в каждой п'оре
есть сад и многочисленная фауна страданий
кто-то же должен оком зреть гораздо более чем город
танец волков на льду
ты прячешь свою ясность позади себя
в своей неопытной игре в спорт и на бирже шоков
и часто ты поёшь на крыше
и с каждой нотой линии руки взбираются на фок
животные спускаются к корням
отчётливее с каждой нотой и сильней

сеять тревоги на поверхности земли
под древом согнутым от массы музыкальных знаков
ползти вслепую по известняковым кучам
средь ящериц и средь могильных плит
смолистые и известковые ангары
кладби'ща скипидаром провонявшие
корявыми когтями в форме полукругов вырваны
раскрыли хохот хрипов прокажённых
и пожраны воспоминаниями прокажённых со времён великого потопа
что ведомо об одиночестве им
там где меркнет пыль дорог от старых стай
тень простирает смерть

бриз волосы его потоком подметут чащобы берега
            и трубы
ну а слеза от коей скрюченная туча открестилась
звучит над загнивающей страною попранная трауром в итоге
в бархатё грёз средь океана
ночь кораблю даёт рождение бесшумно

о утро утро
утро на коем хрусталя с личинками печать
утро хлебов печёных ставней безумствующих утро
утро конюшни властелин
утро бельчат и окон мойщиков рекою остужаемое
утро благоуханное
к полоскам ириса приставшее дыханье




ПРИМЕЧАНИЯ

[В нижеследующих примечаниях римские цифры относятся к девятнадцати частям всей поэмы; вторая цифра относится к строфе; третья означает номер строки в строфе.]

XV.1-4. в целом: Весьма примечательны здесь образы природы и жидкостей, полноты и изобилия: набухшие сосцы, текущий металл и лава: акант, виноградная лоза и мёд; нескончаемая ванна, распряжённые волны, соединённые с мехами аккордеона. Все эти образы ведут к "дню, пробудившемуся у нас в груди" в завершении второй строфы, к блеску "кристаллической свадьбы" и "морского шампанского" в третьей строфе, к позитивному настрою "редкостного утра", "завтраку жизни", "плодоносному лагерю звёзд" (XV.4.10-11), и задранная голова (XV.3.9), так же, как и образы невинности, смешанные со знанием, такие, как брызжущее раннее молоко (XV.3.6) и нагой свет, осознанно одетый в овечью шерсть (XV.3.11-12).

XV.8.4-5. Замечательное сочетание вездесущих образов сна с не менее выразительными образами воды и рождения; в каком-то смысле, это можно считать прообразом самой поэмы, так же как гружёные парусники жары в начале Части XV приводят в итоге к бесшумному и ненавязчивому рождению корабля поэтического видения.

XV.9. в целом. Повторяемые литанией черты сюрреалистической поэзии здесь как хвала прозрачности (хрусталь, окна, река), первопричине (личинки), и простоте (выпечка хлеба, ставни на ветру, бельчата и благоухание ириса). Ропот наиболее выдающихся и более шумных частей поэмы уравновешивается этими моментами спокойствия и прозрачности, умиротворение говорит о поэзии, обращённой во внутренний мир человека.